– А кстати, что это он в разгар рабочего дня дома? – заинтересовался я.
– Мне кажется, он не работает, – ответила мне жена. – Сначала думала, что, раз он артист, на вечерние спектакли в театр ходит, а днём дома. А потом заметила, что Данченко с восьмого этажа и день, и ночь в театре. А по выходным на свадьбах. Их никогда дома нет. Был бы он с ними, то точно также бы и бегал бы, как ошпаренный.
– Очень интересно… – проговорил я, удивившись.
Глава 21
г. Москва. Дом Ивлевых. Квартира на седьмом этаже.
Подозрительный какой-то этот Миша. Только такого перца нам в подъезде и не хватало. Надо навести справке об этом «артисте». А как это сделать? Васю же не озадачишь: найди мне Мишу, кто такой не знаю, откуда он не знаю. Знаю только, что цыган. А, придумал! Надо артистов из «Ромэна» о нём расспросить.
– А ты знаешь, – решил я подготовить почву для такого разговора, – я тут рассказал Якову и Иде Данченко, что Елена Яковлевна мечтает нарисовать танцующую цыганку. Так они в такой восторг пришли! Просят познакомить их с художниками.
– О, давай, конечно! – обрадовалась Галия. – Я бы и сама с удовольствием с нашими артистами ближе познакомилась. Как они на свадьбе красиво выступали! Все были в восхищении!
– Ты поговори с художниками, скажи, что артисты нас просят их с ними познакомить. Думаю, Елена Яковлевна только рада будет. Спроси, когда они могут гостей принять, а я поговорю с артистами, когда у них найдется пару часов свободных. Они, кстати, в благодарность за то, что мы их Брагиным порекомендовали на свадьбу, контрамарки к себе в «Ромэн» нам приносили. На лето. Я попросил их художникам передать. Так что не удивляйся, когда они это делать будут.
– Контрамарки? Нам? Ой, как жаль!
– Ничего, они пообещали на зимний сезон потом их дать, когда мы уже сможем ими воспользоваться… И, кстати, давай вместе с ними сходим в гости к художникам. Желательно это до отъезда сделать, – проговорил я, уж больно меня стал напрягать этот Миша-цыган, тем более сейчас, когда жена призналась в своих подозрениях относительно него.
Сейчас начнутся отпуска. Прямо страшно квартиру надолго оставлять. А у нас ещё соседи, как на подбор, все не простые. Клондайк для домушников, а не подъезд. А если человек не работает, то велики шансы, что он, чтобы было на что жить, с криминальным миром тесно сотрудничает.
Галия со всем согласилась, и мы вернулись к тому делу, ради которого пришли. Жена показала мне два куста в кадках и где она маленькую лейку ставит.
– Воду вылил и сразу новой набрал, чтобы она отстоялась, – наказывала она мне. – И дверь я на оба замка запираю, мне так спокойнее.
– Это правильно. Я тоже так буду, – поддержал я её.
Мы заперли чужую квартиру и ждали лифт, чтобы спуститься к себе. Но лифт приехал на шестой, кто-то вышел и звенел ключами некоторое время, прежде чем вошёл в дом.
– О, Миша, ты уже дома? – услышали мы снизу голос Лины и переглянулись пораженно с женой.
– Он, вообще-то, получается, никуда и не уходил, – хмыкнул я, когда внизу захлопнулась дверь.
Мы вошли в лифт, и жена прыснула со смеху, но потом озабоченно взглянула на меня.
– Это что же получается, он её обманывает? – спросила она.
– Хочу воспользоваться моментом и поговорить у художников с Данченко об этом кадре, – признался я. – Самого эта ситуация напрягает.
– Угу. Правильно, – кивнула жена. – Лина, конечно, та ещё дурочка, но неприятно, когда кого-то у тебя на глазах обманывают.
Мы вошли к себе.
– Не расстраивайся за Лину, дорогая, – ответил я, удивившись, что она об интересах Лины печётся, а не о своих и других соседей. Но подумав, решил, что пусть лучше так. А то бояться еще начнёт этого Мишу. Будет ждать, чтобы он с лавочки подъездной ушёл, прежде, чем из дома выйти. – Лина уже давно раскусила бы его при желании. Тут всё строго по Пушкину: Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад.
– Всё равно, – возразила мне жена. – Неприятно как-то, как будто сами обманываем.
– Здрасте, это ещё почему?
– Ну, она же не знает, что он дома сидит целыми днями. Она-то на работе весь день. Не видит ничего этого. А мы видим и молчим.
– Ну, начинается, дорогая. Это самое неблагодарное дело – влюблённым глаза открывать на объект обожания. Потерпи чуть-чуть, она сама прозреет. Или мамаша ей мозги и без нас на место вставит. Она может…
– Да не собираюсь я никуда вмешиваться, – с откровенным сожалением ответила жена.
Похоже, кому-то становится скучно в декрете, – понял я. – Надо срочно ехать на курорт.
– Тебе в поликлинике всё дали, чтобы прикрепиться в Клайпеде? – перевёл разговор я на другую тему.
– А, да, завтра съезжу, заберу.
Потом она ушла к художникам.
***
Москва. Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС.
Межуев получил первый доклад от Ивлева и решил сравнить его с тем, от которого тот открещивался, присланном Пархоменко после того, как получилось его поставить на место при помощи зампреда Верховного Совета. Разница была, как говорится, и ёжику видна невооружённым взглядом. У Ивлева все новинки описывались на отдельном листе и группировались по отраслям. Каждое открытие или изобретение сопровождалось подробным анализом с точки зрения перспективности и влияния на экономику и на общество. Причём, что глубоко впечатлило Межуева, Ивлев прогнозировал сферы применения и экономический и социальный эффект от внедрения с горизонтом до пятидесяти лет! А конкретно – давал прогноз на пять лет, десять, двадцать и пятьдесят. И выводы были очень интересные. Даже, можно сказать, неординарные…
Ну а доклад, который состряпал Пархоменко со своей командой, был неинформативным, сумбурным, да, попросту, бесполезным. Набор непонятных сведений, непонятно для чего. Никакого серьезного анализа. Не ясно совсем, к чему внедрять ту или иную новую технологию?
Что еще было неприятно, на фоне доклада Ивлева так же бледно, как и доклад Пархоменко, выглядели и три других доклада, которые он попросил сделать молодых и считающихся талантливыми специалистов, правда, уже имеющих высшее образование. А ведь первоначальная идея была скрестить все доклады, сделав из них один общий. Но как, если доклад Ивлева хотелось немедленно передать наверх, в таком виде, как он есть, а все остальные – просто отдать в макулатуру…
Межуев был крайне удивлён и озадачен глубиной анализа, систематизацией и подачей материала в докладе Ивлева. Да, паренек толковый, раз его академик к себе на работу тянул, но как он смог обойти всех остальных, еще даже не получив высшего образования? Владимир Лазоревич настолько был этим поражен, что почувствовал потребность срочно поделиться этим с кем-то, кто мог с профессиональной точки зрения оценить работу Ивлева. Он набрал знакомого академика-экономиста АН СССР и попросил о встрече как можно раньше. Тот сказал, что готов встретиться уже через несколько часов.
***
Вернулась жена часа через два и доложила о выполнении своей миссии.
– Елена Яковлевна так обрадовалась! – делилась со мной Галия. – Представляешь? Деточка, говорит, ты запомнила, что я рассказывала про свою мечту и стараешься мне помочь её исполнить? Да она так растрогалась, что чуть не расплакалась!
– Тише, тише, – улыбнулся я. Жена у меня совсем ещё ребёнок. Такая впечатлительная. – Осталось дело за малым: поймать артистов и привести их к художникам.
– Ага, – возбуждённо кивнула головой Галия. – Поймаешь?
– Конечно. Куда я денусь? – рассмеялся я.
– Михаил Андреевич сказал, что они охотно подстроятся под артистов. Понимают, как они загружены.
***
Москва. Ресторан при гостинице «Россия».
При гостинице «Россия» было целых пять ресторанов. Партийные чиновники любили их за близость к Кремлю и за привилегированное положение по сравнению со всеми другими постояльцами и гостями.
Межуев назначил встречу своему приятелю академику в одном из ресторанов гостиницы. Они встречались здесь уже не первый раз. Когда-то их свела профессиональная деятельность, но, как это часто бывает при встрече двух интересных друг другу людей, между ними сложились более близкие, приятельские отношения.
Когда они поужинали и обменялись новостями о себе и общих знакомых за бокальчиком хорошего вина, Межуев решил, что уже можно перейти к делу. Он вытащил доклад Ивлева и без каких-либо комментариев положил перед академиком.
– Александр Матвеич, посмотри профессиональным взглядом, – попросил он приятеля, типичного пожилого учёного с седой шевелюрой.
Академик изначально понимал, что его не сорвут просто так, поесть-попить, среди недели, значит, нужда в его профессиональной оценке есть острая.
– Так-так, – проговорил он, отхлебнув вина из бокала, и вытер руки о льняную салфетку, прежде чем взять доклад Ивлева в руки. На котором уже не было обложки – Межуев ее специально снял, чтобы не искажать впечатление от работы.
Пока академик читал, Владимир Лазоревич поглядывал за ним периодически, наблюдая за его реакцией. Налицо был явный интерес. Дочитав до конца, он сложил все листы в папку и вернул Межуеву.
– Интересно, конечно, очень, – ответил он на вопросительный взгляд Владимира Лазоревича. – Что это? Я так понимаю, зарубежная аналитика? Наши стянули потихоньку? Давай только тогда сразу договоримся: я этого не видел.
– Почему? – удивился Межуев.
– А зачем мне неприятности? КГБ с меня ещё подписку потребует. К чему мне потенциальные проблемы с выездами на зарубежные конференции?
– Друг мой, КГБ тут совершенно не причём. Ты мне, просто, скажи, что ты обо всем этом думаешь? Почему решил, что аналитика зарубежная?
– Так анализ очень грамотно проведен, причем построен с точки зрения рыночной экономики, а не плановой. И явно работал не один человек, а наверное, с десяток. Скажем, отдел серьёзного аналитического института, нацеленный на прогностику. Американского, британского, возможно, французского. Сферы технические разные, нужно очень хорошо разбираться в разны