В общем, провели время приятно и с пользой.
После пар поехал домой, а к пяти часам направился на улицу Горького в редакцию газеты «Труд».
Главред Генрих Маркович Ландер удивил меня своим внешним видом. На вид, вроде, ещё не старый, лет сорок пять — пятьдесят, но лицо в морщинах и отёкшее, или болен сильно, или побухивает… сильно, — подумал я. И волосы длинные, нечасто такую прическу в СССР увидишь. Как его не сожрали ещё за них на каком-нибудь совещании в горкоме?
— Привет, — абсолютно не церемонясь, показал он мне на стул перед собой, а сам подпёр рукой голову и устало уставился на меня.
— Добрый день, — улыбнулся слегка я. Как же его, бедного, ломает мной заниматься.
— У тебя есть хоть что-нибудь с собой почитать?
— Имеете в виду, мною написанное? — догадался я. — Копия докладной записки для Верховного Совета имеется.
Открыв портфель, я достал и положил стопку листов перед ним на стол. Предполагал, что такой запрос может быть. Ну не материалы для КГБ же ему совать для ознакомления? Они все же слишком смело написаны для официоза — еще решит, что я смутьян и подрыватель устоев.
— Для Верховного Совета? — удивлённо переспросил он, тут же выпрямился, собрался, взял мои листки в руки и принялся изучать.
— Да, я отдаю записку туда, а куда дальше идет, мне знать не положено, это дела Владимира Лазоревича, — поспешил я прокомментировать эти материалы.
— Угу, — пропустил он мимо ушей мои слова, продолжая читать. — Почерк у тебя, конечно…
— Ну, что есть, то есть, — согласился я.
— Но писать умеешь, это факт. Что еще приятно, на непростую тему. Мне надо подумать, куда тебя пристроить, — задумчиво вернул он мне лекцию. — Как с тобой связаться?
Продиктовал ему свой домашний телефон.
— В ближайшее время тебе позвонят, получишь первое задание.
— Можно, хотя бы, в общих чертах, рассказать, что будет за задание, в каком виде я должен выдать результат и в какие сроки?
— Задание — это тема. Первое задание — заметка. Как принесёшь, так и в печать пойдёт. Это же не новости, которые день в день должны выходить. Может, и не сразу в печать, полежит немного. В колонке иногда место остаётся, заткнуть чем-то надо…
— Нормально, — рассмеялся я, будущий член союза журналистов СССР.
— Рад знакомству, — протянул он мне руку на прощанье, привстав из-за стола.
Мы попрощались, впечатление о нём у меня сложилось хорошее. Честный, прямой, откровенный… Сработаемся. И снова подтвердилась репутация Межуева — люди ему не отказывают.
Дальше нужно ехать к Фирдаусу. Тренировка сегодня накрывается медным тазом.
Отец и мать Фирдауса поразили своими манерами, вот уж, у кого каждое слово, жест и взгляд под контролем. Прекрасно вышколены, скорее всего, учились в каких-то частных французских или британских школах, или в Кембриджах и Сорбоннах. Бабушку Маши Шадриной сразу вспомнил. Она в таком обществе, как рыба в воде.
Познакомились, сели за стол, Фирдаус целый ужин заказал в каком-то ресторане. Поели за общими беседами, потом разделились по интересам. Мама Фирдауса в сопровождении Дианы пошла изучать квартиру, где сыночка живёт. А мы с Тареком и Фирдаусом занялись делами. Раз уж он для этого и прилетел, по моему собственному предложению.
Напомнил о «прогнозах наших профессоров» относительно войны в Ливане. И стал уговаривать Тарека по-тихому продавать ливанские активы, пока ещё всё стабильно. Продавать всё, что есть у семьи! Землю, недвижимость, фруктовый бизнес и вкладываться в производство чемоданов в Италии и альтернативные инвестиции, акции, пластинки. Отметил особо, что очень неплохо растут в цене нераспакованные игрушки, сделанные к фильмам и сериалам. Тарек требовал подробностей и деталей, где помнил, я их предоставлял. Где не помнил, рекомендовал просто поинтересоваться у коллекционеров, почем они купят пластинку или игрушку, выпущенную пять или десять лет назад, и самостоятельно сопоставить цену, по которой они вышли в продажу, с той, что просят сейчас коллекционеры, и убедиться в моей правоте. Ну да, какая-нибудь пластинка Битлов лет за десять-пятнадцать вполне могла вырасти по цене в сто раз, с пяти баксов до пяти сотен. Да и он мне скорее поверит, когда сам цифры от независимых от меня людей узнает, чем я буду долго распинаться…
Загрузил его по полной программе, короче. Он очень озадаченный просидел остаток вечера. Не стал долго задерживаться у них и, сославшись на работу, уехал домой.
Пока добрался до дома, было уже часов девять вечера. Позвонил Миша Кузнецов. Рассказал ему про работу в Комитете по миру, дал оба телефона, и Марка, и Ильдара и проинструктировал, что им сказать.
Где-то через час постучался Мартин. Зашёл поинтересоваться, почему я на тренировке не был.
— Всё нормально, — успокоил я его. — Встреча важная была. У тебя как дела? — пригласил я его на кухню и поставил чайник греться. — Кстати, Альфредо у тебя?
— У меня, — улыбнулся Мартин.
— Как вы там разместились в одной комнате?
— А квартира двухкомнатная. Вместе будем жить. Решили, что на пару снимать дешевле.
— Согласен, — налил я ему чаю и угостил бутербродами.
— Ты знаешь, этот Хуберт, по-моему, очень разозлился, что я не хочу подчиняться придуманным им правилам. Жить в общежитие и вытягиваться в струнку перед ним, — проговорил вдруг Мартин. — Боюсь, как бы он мне не напакостил как-то.
— Если будет сильно доставать, не молчи, — сказал я ему. — Говори сразу, попытаемся найти на него управу. Но ты, главное, сам на неприятности не нарывайся и аккуратнее с ним. Он может специально тебя провоцировать. Понял?
— Он грозился мне такую характеристику после учёбы дать, что меня никуда на работу не возьмут.
— А ты активно выступай на конференциях, участвуй в студенческих мероприятиях, чтобы из университета была хорошая характеристика. И вообще, он же на год раньше университет закончит и в ГДР вернётся. Не факт, что тот, кто после него землячество возглавит, будет такую же политику идиотскую проводить. Кстати… Тебе надо с другими членами вашего землячества как следует познакомиться, и при возможности, подружиться. Из них же кого-то выберут главным, когда Хуберт уедет из СССР… Представь, что твоего хорошего друга назначат вместо него, и тогда плевать ты сможешь на угрозы Хуберта, отличную тебе напишут характеристику. Ну а на крайняк — если все же он сможет тебе как-то нагадить — мир не замыкается на ГДР. Вполне сможешь поехать работать в ту же Венгрию, Болгарию, или, скажем, учитывая, как ты будешь хорошо владеть русским языком, вернуться на работу в СССР. Думаю, к тому времени я вполне смогу тебе и работу в Москве хорошую предложить.
Глава 17
Москва. Квартира Эль Хажжей.
Проводив гостя, Тарек вернулся за стол с задумчивым видом. Когда женщины ушли в соседнюю комнату и занялись своими делами, Тарек пересел напротив сына.
— Удивительно, как здесь, в Москве, Павел мне рассказал о том, что я сам чувствую у нас, в Ливане. Я нутром ощущаю, как над нашей маленькой страной сгущаются тучи. Пожалуй, надо сделать, как он советует… Но откуда у него может быть такая информация? Он же простой студент. Что за профессора такие разумные ему преподают?
— Ну, он не совсем простой студент, — ответил Фирдаус. — Он в Кремле работает. И у него есть пропуск в закрытый отдел Ленинки, это главная библиотека Союза. Может, оттуда информация?
— В самом деле? — удивился Тарек. — Тогда, тем более, надо прислушаться к его советам. Давай-ка, завтра с утра, пока женщины будут по городу гулять, прикинем с тобой в деталях инвестиции. Потом прикинем в процентном соотношении, как разбросаем средства. А перед отъездом ещё раз втроём встретимся и окончательно согласуем.
— А тебя не тревожит, что идеи Павла такие разные? Пластинки, игрушки, акции, производство чемоданов? У меня голова кругом идет, когда я пытаюсь понять, почему это все такое разное и как мы это совместим. Чтобы эти игрушки и пластинки хранить, нужно же какой-то склад снимать. И кто-то этим заниматься должен. И страховать его надо или охрану нанимать…
— Меня не тревожит, меня это радует. Есть такое понятие, как диверсификация активов. Ты об этом не в курсе, все же учеба в советском университете имеет свои особенности. У них тут плановая экономика, как они могли научить тебя рынку? Так вот — смысл диверсификации — не вкладывать все свои активы во что-то одно. Вложишь все в акции — а вдруг биржевой кризис? Никогда не угадаешь, когда может наступить очередной. И акции просядут в несколько раз. Вложишь все, что имеешь, в чемоданное производство? А вдруг товар не пойдет из-за экономического кризиса, когда люди начнут беречь деньги, или просто твоя новинка не понравится потребителю? А твой друг предлагает очень разумные вещи — совершенно разные активы, что идеально для диверсификации. К примеру, пластинки популярных исполнителей и игрушки по популярным фильмам. Я еще до приезда сравнил стоимость таких вещей с другим активом — золотом, который обычно приобретают для страховки от рыночных катаклизмов. Так вот, как оказалось, золото гораздо хуже. Оно может немного вырасти, немного упасть, а иногда, раз в десять-пятнадцать лет сильно вырасти, и сильно упасть, но вот такие вот предметы никогда не падают в цене. Только растут, сынок! И они высоколиквидны, не хуже золота, а может, и лучше. Знаешь, почему?
— Нет, — помотал головой Фирдаус.
— Потому что с каждым годом в мире все больше коллекционеров. И они живут в разных частях света. И всем нужны уникальные вещи. А экономические кризисы обычно региональные. Если в какой-то стране или регионе у коллекционеров проблемы с деньгами из-за кризиса, в мире полно других коллекционеров из регионов, где экономика в порядке, и они продолжают покупать редкости. Так что что-то, что выпущено в ограниченном числе экземпляров, и представляет интерес для коллекционирования, всегда будет расти в цене, это Павел верно заметил. И никогда не падать, в отличие от золота, с которым это происходит достаточно часто.