Из спецхрана сразу поехал к Эль Хажжам.
Диана с порога поинтересовалась, как дела у Галии. Мне показалось, на её лице на мгновение промелькнуло разочарование, когда я ответил, что ждём со дня на день. Мы посидели чисто символически за совместным ужином, но очень скоро женщины нас оставили и у нас появилась возможность заняться делами.
Общались, как и в прошлый раз, на английском, чтобы не терять время, пока Фирдаус будет переводить с русского на арабский и наоборот. Тарек с Фирдаусом выписали все мои предложения, включая завод по производству чемоданов, и расписали, в процентном соотношении, какая часть имеющегося капитала пойдёт на какой вид инвестиций. Как сказал Тарек, учли весь капитал, который появится после реализации бизнеса и недвижимости на территории Ливана.
У них получилась такая картина: на завод сорок три процента, в акции сорок три и всё остальное, пластинки, игрушки и прочее — ещё четырнадцать процентов.
— Странные какие-то цифры, — посмотрел я на их записи, — не круглые. Вы, наверное, сначала расписали в долларах, а потом переводили в проценты?
— Всё верно, — кивнул Тарек, внимательно наблюдая за мной.
— Список акций у вас уже есть… А насчёт четырнадцати процентов на коллекционные предметы… Могу я спросить, сколько это в деньгах?
— Миллион долларов, — немного помедлив, ответил Тарек, переглянувшись с Фирдаусом.
Я оценил такое доверие. Хотя… Вот сижу я в СССР, за железным занавесом, так почему бы со мной и не поделиться точным размером своего состояния за границей? Все равно я его родственников в заложники не возьму, точно зная, какой можно просить выкуп. Киднеппинг — это уже только при Горбачеве и Ельцине, сейчас за такое развлечение руки-ноги милиционеры поотрывают…
Но… Вот тебе и хурма с яблочками… Тарек реально богатый дядька, его состояние существенно превзошло все мои ожидания… думал, почему-то, у него миллиона полтора, ну, два, всего наберется. А вон оно как.
— Миллион долларов — слишком много для инвестиций только в пластинки и игрушки с автографами, — заметил я, быстро прикинув, что на завод и акции пойдёт миллиона по три. — Давайте, тогда, расширим наш список по этому направлению. Добавим редкие монеты, но тут нужна будет консультация серьёзного специалиста. Лучше даже приобретать через нескольких, чтобы сверять у них цены на те же самые монеты, а то почуют новичка и могут попытаться нагреть. И современные картины, Энди Уорхола, например.
— Почему его? — с сомнением спросил Фирдаус.
— Ну, он на слуху, первое, что в голову пришло. А это важный критерий. Уверен, что это будет прекрасная инвестиция, и его картины будут дорожать, как на дрожжах.
— Хорошо, — записывал за мной с энтузиазмом Тарек. Все верно, плох тот долларовый миллионер, что не хочет стать миллиардером.
— Как вы смотрите на то, чтобы переехать на север Италии и лично курировать завод чемоданов? Рекомендую обратить внимание на Больцано-Бозен. Красивое место, — добавил я, вспомнив свои путешествия по Италии. — Со временем добавим ещё несколько простых в изготовлении изделий другого направления. Но это когда уже будет наработана определенная производственная база и бренд раскрутим, как следует.
— Что за изделия? — сразу заинтересовался Тарек.
— Про коляски для детей я уже рассказывал. Да много что еще можно выпускать… К примеру, представьте себе телескопическую трость для инвалидов или престарелых. Там принцип регулировки высоты тот же самый, что и в чемоданных выдвижных ручках. Только внизу резиновый наконечник, а сверху рукоятка из дерева или пластика.
Тарек ошарашено переглянулся с Фирдаусом.
— Мне нужны чертежи и образец, — сразу отреагировал он. — База базой, а патент есть и пить не просит!
— Хорошо, сделаем, — кивнул я, решив, раз уж речь пошла о патентах, сразу и подлокотник, вместо простой ручки изобразить и устройство против скольжения. Это всё, с точки зрения производства, модификации одного и того же, а моделей будет на целый прайс лист. — И ещё, знаете-ка, что, — взглянул я на них обоих, — смело берите займы в ливанских банках. Не факт, что придётся отдавать, многие из них обанкротятся в ближайшие три года. Но даже если придётся возвращать, то наверняка будет с чего. При этом масштаб инвестиций в те же акции будет уже совсем другой. В принципе, если возьмете в долг, то эту сумму нужно сразу кидать именно в акции, по тому списку, что я уже передал раньше.
Тарек долго жал мне руку на прощание.
— Надеюсь быть среди первых, кто узнает о пополнении в вашем драгоценном семействе, — напутствовал он меня витиевато.
— Конечно, — пообещал я.
Нуралайн, тоже вышедшая попрощаться перед отлётом, только улыбалась и по-матерински приобняла меня.
Уезжал от них со спокойным сердцем. Было чувство, что я всё сделал правильно и всё будет хорошо.
Москва. Квартира Эль Хажжей.
Проводив Павла, мужчины вернулись за стол.
— Пап, а это не слишком? Всё продавать, даже дом, кредиты в банках брать, — Фирдаус с недоумением смотрел на отца. — Я всё могу понять, Павел очень необычный парень, умный. Но он пацан! Три поколения нашей семьи фруктами торговали, я четвёртое. И что?
— Фрукты, сын, в Италии тоже растут, — ответил Тарек. — Необязательно совсем фруктовый бизнес забрасывать, можно же и перепрофилироваться. И кстати, он угадал, я тоже думал, куда переезжать, и мучился между Барселоной и Северной Италией. Он прав, разница между ними небольшая, а в Италии я смогу и за новым чемоданным бизнесом присматривать заодно. Даже самые лучшие наемные менеджеры все равно нуждаются в проверке. Время у нас ещё есть, будем заниматься. СССР у тебя как покупал фрукты, так и будет покупать, только не ливанские, а какие-нибудь другие.
— Но зачем всё так резко менять?
— Сын, — устало взглянул на Фирдауса отец, — только не болтай нигде, мои торговые партнёры тоже говорят, что скоро будет война. Арабские государства пойдут на Израиль. Так что, Павел прав, и надо готовиться, случится может всё, что угодно.
— Так это же прекрасно! — воскликнул Фирдаус. — Разорят, наконец, это змеиное гнездо. Давно пора уничтожить израильтян.
— Ты разве забыл, что США полностью поддерживает сионистов? — резко осадил его отец. — Ты видел, сколько в конгрессе США евреев? Сколько в США миллиардеров-евреев? Они никогда не бросят Израиль, даже ядерное оружие могут применить против арабских армий, если у них все хорошо пойдет. Не говоря уже о том, что у самих израильтян, говорят, полно этих атомных бомб. Ты на карту давно смотрел? Так глянь, сразу вспомнишь, какое крошечное у нас государство, и как оно прямо под боком у Израиля расположено… Кому будут нужны наши фрукты после ядерных осадков? Мы живём на тикающей бомбе, сын, — Тарек нервно сглотнул. — И шурин твой прав во всём. Так что не думай, что твой старик выжил из ума. Лучше бы это было так, чем жить вот так, словно на вулкане…
Подмосковье. Дача семьи Элиава.
Ираклий всегда с радостью принимал приглашение дяди и тёти отдохнуть у них на даче в выходные. Тем более их двенадцатилетний сын Шалва, на дачу ездил уже с откровенным нежеланием, а с Ираклием он готов был ехать куда угодно, хоть в полярную экспедицию. И родители поощряли дружбу сына и племянника, считая Ираклия достойным примером для подражания.
Ираклию импонировало такое отношение двоюродного брата, он с удовольствием с ним общался, заодно отдыхал от студенческого общежития в гостях у родных.
Ираклий с дядей и братом сидел на веранде при бане, остывая после парилки на прохладном уже вечернем воздухе и с энтузиазмом делился своими новостями.
— Мы в конце августа получили расчёт за стройотряд по две тысячи рублей, — сказал он, глядя на дядю.
— Это кто ж вам столько заплатил? — удивился Дато Леванович. Будучи сам директором фабрики, он прекрасно знал, что и сколько стоит.
— На двух фабриках работали, — начал объяснять Ираклий и перечислил все работы, объёмы и полученные за них суммы.
— Это большая, конечно, работа, но и оплата большая, — серьёзно сказал ему дядя. — За одну и ту же работу можно разные деньги получить, понимаешь? Как договоришься. Так вот, вам заплатили намного выше среднего. Вам очень хорошо заплатили.
— Ну да, все так и говорят, кому ни скажи, — согласился Ираклий. — Мы это прекрасно понимаем. Эту работу нам Паша Ивлев организовал. А до этого мы сами искали и бесполезно. Так мы за это его в список нашего стройотряда включили. Он тоже две тысячи получил.
— И это правильно! — одобрительно покивал дядя. — Только, как он на такие деньги договориться сумел?
— У него связи, — ответил Ираклий. — Он сам в Верховном Совете работает и нас уже с друзьями туда почти пристроил, мы сейчас проверки проходим.
— Да ты что⁈ — ошарашено посмотрел на племянника Дато. — А что ж ты молчишь?
— Хотел устроиться сначала, удостоверение получить, — виновато взглянул на обалдевшего дядьку Ираклий. — Вдруг, какую-нибудь проверку не пройду в КГБ…
— И это правильно, мальчик мой, — обнял покровительственно Ираклия за плечи Дато. — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Но каков твой Павел… Я сразу почувствовал, что он непрост. Ох, непрост… Как жаль, что не получилось его в Батуми свозить! Но ты держи этот вопрос в уме!
Мужчины вернулись опять в парилку и продолжили разговор. Шалва везде ходил за ними, как хвостик, и слушал взрослые разговоры во все уши.
— Надо обязательно держаться этого парня, — задумчиво продолжил Дато. — И ещё, знаешь, что? С такими людьми надо быть честным. Они ложь чувствуют. Если что-то предлагаешь, то надо это делать искренне. Настоящая дружба, а не ты мне — я тебе. Понимаешь, да? Не старайся сразу получить от него что-то. Старайся общаться по-человечески, в итоге, больше получишь.
— Я уже и сам это понял, — серьёзно глядя на дядю, ответил Ираклий. — Но что я могу сделать для него? У него все и без меня есть. Правда, у него ребёнок вот-вот родится… Может, подарок какой сделать?