Глава 10
Москва. МГУ. Кабинет ректора.
— Приходил ко мне как-то отец студентки с экономфака, — продолжил проректор по учёбе Кошевец, — как раз, из министерства автодорог, как сейчас помню, начальник управления по капстроительству Костенко. Жаловался на Смедова, что дочь обижает, из «Комсомольского прожектора» выставил без причины… Не здесь ли, товарищи, собака зарыта?
— Так, и что дальше? — заинтересованно спросил ректор.
— Отправил его к Самедову. И они не договорились…
— Что себе позволяет какой-то начальник управления, товарищи! — возмутился первый проректор, — предлагаю пожаловаться одному из помощников членов Политбюро, у нас сейчас у пятерых дети учатся. Попросят своего начальника и тот живо его на место поставит…
— Э нет, так дела не делаются… — покачал головой проректор по учёбе, — за него предварительно замминистра просил. А значит, у него поддержка есть на более серьезном уровне.
— И что такое поддержка замминистра, если нас член Политбюро поддержит? — возмутился первый проректор.
Ректор посмотрел на него раздосадовано и вздохнул. Не поспешил ли он с этим назначением? Хотя выбора у него особого и не было, уж так руки выкручивали… И счел нужным разъяснить:
— Мы, конечно, можем пожаловаться, и даже добиться того, чтобы этого Костенко сняли с должности. Но раз у него внутри министерства есть серьезная поддержка, товарищи там сильно на нас обидятся. Формально нам все выделят, и фонды те же, и в планы вернут, но на деле любое дорожное строительство для университета может начать тормозиться нещадно под самыми благовидными оправданиями… А если каждый раз при очередной задержке строительства бегать в Политбюро, то там над нами смеяться начнут… Давайте сначала попытаемся разобраться, а нет ли нашей вины в произошедшем… Так что там с этим Самедовым? Что он сказал?
— А что Самедов? Бьёт себя пяткой в грудь, что не виноват. Что весь состав «Прожектора» поменял, а не только дочь Костенко убрал. Запись на эту тему в личном деле у дочери Костенко хорошая, я проверил… Но там была одна из претензий отца, что Самедов другим студентам много чего плохого про его дочь наговорил, и эти слова разлетелись по всему факультету, из-за чего Костенко и беснуется…
— Зачем, вообще, её надо было трогать? — спросил проректор по хозяйственной работе Курилов. — Можно подумать, у него очередь стоит из желающих в «Комсомольском прожекторе» работать! Из-за какого-то Прожектора весь университет теперь страдает!
— Что-то от Самедова пользы университету никакой, зато проблем хватает, — заметил ректор.
— Кстати, мне и деканы, и преподаватели на него жаловались, — добавил Фадеев, секретарь парткома МГУ, — молодой, а гонору!.. Словно уже герой социалистического труда! А на деле исходит из посылки, что работа не волк, в лес не убежит…
— Надо с ним что-то решать и быстро, — заметил Курилов. — Дороги важнее. Да и сам он уже как кость в горле.
В оставшееся время большого перерыва сходил к автоматам и позвонил Сатчану, предупредил, что везу сегодня статью в редакцию, чтобы он отслеживал дату выхода и сразу же запускал свои инициативы по поиску и идентификации павших воинов.
После пар поехал к Васе Карнабеде на Приборостроительный завод. Он сразу всё понял, только взглянув на мои схемы, и отнесся к ним очень серьезно.
— Это дело хорошее, — одобрительно покачал он головой. — У меня бабулька, соседка, купила тросточку, а она ей длинная, и мне трубу стальную дома нечем было отпилить. Пришлось на работу нести.
Мы договорились, что он сделает два образца, один с пластмассовой ручкой, один с деревянной. И обсудили, как можно зафиксировать деревянную ручку, чтобы она не выскакивала.
— Только не собирай это всё намертво, — попросил я, — чтобы инженер из БРИЗа мог всё это начертить.
— А, так ты изобретение хочешь оформить? — уточнил Вася.
— Нет, мне только чертежи будут нужны.
— Сделаем, — кивнул Карнабеда.
С Приборостроительного завода поехал в редакцию. Вера встретила меня возгласом «Мой спаситель!». Привыкла уже, что я с пирожками или сочниками из студенческого буфета приезжаю.
Уплетая кольцо с орехами с комичными рожицами, изображающими кайф и блаженство, она сразу принялась читать мою статью. Лицо её становилось всё серьёзнее. Вынул фотографии из портфеля и дал ей в руки. Она просмотрела их неторопливо.
— Плёнку, надеюсь, привёз? — спросила она.
— Да, конечно.
— Правильно всё написал, — серьёзно взглянула она на меня. — Молодец. А откуда ты про это письмо узнал?
— Друзья в Комитете по миру работают, — объяснил я.
— Везёт же, — покачала она головой. — Хорошие у тебя друзья.
— Я и сам там начинал, — улыбнулся я.
— Как понять «начинал»? — с недоверчивым прищуром взглянула она на меня. — А сейчас, тогда, ты где работаешь?
Думал, доставать кремлёвскую корочку или не стоит? Решил, что, всё-таки, не стоит. Относится она ко мне хорошо, пирожки своё дело делают, статьи выходят. Что ещё надо? Чтобы она напряглась из-за моей работы в Верховном Совете? Ни к чему это, поэтому ответил:
— А теперь я внештатный корреспондент газеты «Труд»!
Она рассмеялась и одобрительно похлопала меня по плечу.
Святославль. У дома Алироевых.
Аполлинария возвращалась домой с работы. Немного задержалась, прошлась по магазинам, продуктов подкупила, хотела к завтрашнему дню вкусненького чего-нибудь приготовить. Ахмад на работу звонил, сегодня вечером выезжает домой. Вопрос с подарком Паше родня решила.
— Такой подарок, Поля! Закачаешься! — хвастался довольный муж. — Возьмешь на работе пару отгулов, надо нам с тобой в Москву съездить.
Улыбаясь своим мыслям, Аполлинария не сразу заметила людей у своих ворот.
Подойдя ближе, она узнала Веру Бондарь, ту девушку, что приходила просить её о помощи своему мужу. А это, по всей видимости, он и есть, — догадалась Аполлинария, разглядывая худощавого парня с малышом на руках.
— Ну что, всё получилось? — радостно спросила она у них, подойдя к своему дому.
— Спасибо огромное! — произнёс Бондарь.
— Спасибо вам! — вдруг бросилась ей в ноги его жена и расплакалась. Малыш на руках у отца тоже тут же заревел, испугавшись непонятной ситуации.
— Ну что ты, что ты, — заволновалась Аполлинария. Вдруг, кто увидит. Разговоры пойдут. И поднять бы ее, да руки авоськами заняты с покупками, — Всё хорошо. Уже всё хорошо. Вставай, вставай…
— Как нам вас отблагодарить? — спросил Бондарь.
— Лучшая благодарность, это если вы забудете, кто вам помог, — умоляюще посмотрела на них Аполлинария. — Не говорите никому об этом, пожалуйста.
Бондари удивлённо переглянулись между собой и одновременно кивнули.
— Удачи вам, ребята. Пусть всё у вас будет хорошо, — благословила она их, и попрощалась, открывая калитку.
Они ещё постояли немного у ворот. Аполлинария видела с крыльца, как они нерешительно пошли вдоль по улице.
После редакции поехал на Щербаковскую проверить ремонт. Ну и если Иван на месте, то надо с ним переговорить насчёт экспедиции.
Только свернул во двор, как Родька, гулявший у своего второго подъезда, увидев меня, бросился со всех ног с криком: «Паша!».
Вышедшая в это время из нашего подъезда молоденькая почтальонша не успела среагировать, и он снёс ей почтовую сумку с плеча. В тот же миг письма и телеграммы, как карточная колода, взлетели вверх и рассыпались по асфальту. На лице Родьки отразился ужас.
Журналы почтальонша успела подхватить, и стояла, растерянно глядя на всё это безобразие.
— Родька, блин! — подбежал я к ней и наклонился, собирая все это бумажное богатство. — Помогай давай! Что стоишь столбом?
Он опомнился и принялся мне помогать. Пока она уложила в сумку журналы, мы вдвоём быстро собрали все конверты, листочки и телеграммы и подали ей.
— Спасибо, — взглянула она на меня и поправила синий форменный берет, съехавший на затылок. — Что ж ты несёшься, как угорелый? — упрекнула она Родьку.
— Хорошо ещё, что сухо, — добавил я. — А то сейчас вся почта в грязи была бы.
— Я больше не буду, — заныл пацан.
— Больше и не надо, — улыбнулся я почтальонше, и она пошла дальше по своим делам. А я обнял Родьку за плечи и успокаивающе сказал: — Хорошо всё, что хорошо кончается. Сегодня тебе повезло. Но вообще, смотри, куда бежишь.
Хорошее настроение вернулось к нему, и он забросал меня кучей новостей из своей жизни, провожая меня до квартиры.
На квартире работы шли полным ходом, уже залили полы в нашей спальне. Полы в коридоре, как я понял, они будут делать в последнюю очередь. Прораб уточнил у меня высоту для выключателей света, ещё несколько рабочих моментов и я пошёл к Ивану, прикинув, что он уже должен быть дома после работы.
Иван, в отсутствии Ирины Леонидовны, сам готовил себе ужин. Бесподобно пахло жареной картошечкой с луком. Нарезал ее тонкими ломтями, и очень грамотно поджарил в масле, не спалив.
— А ты, я смотрю, неплохо сам справляешься, — заметил я.
— Так у меня стаж экспедиционной жизни знаешь, какой? — улыбнулся он, накладывая мне тарелку картофана. — Я из топора суп могу сварить! Так что один спокойно проживу. И постираю, и приготовлю, и носки заштопаю.
Ещё бы полы мыл иногда и цены бы тебе вообще не было, — подумал я, осматриваясь вокруг.
Договорились с ним в среду поехать одним днём в Городню. Записал себе в ежедневник назавтра связаться с председателями сельсовета и колхоза, предупредить о нашем приезде, на память уже совсем не рассчитываю.
Пока ехал на Котельническую набережную, вспоминал свою холостяцкую жизнь в первой попытке. В общем-то, да, нормально я справлялся один с хозяйством, и готовил, и убирался, и стирал, и в магазины ходил… И вдруг я осознал, что не помню, когда последний раз ходил с женой по магазинам. Похоже, эту обязанность взял на себя Загит. Сейчас приеду, надо поблагодарить его за это.