— Уммм… мои любимые, — промычал он, изображая блаженство на побитом лице. — Дядька сегодня приходил, — дожевал он первую трубочку и потянулся за второй.
— И что? — понял я, что ответ сразу не получу.
— Совсем себя иначе сегодня вел, чем когда в прошлый раз приходил. Уже я снова его племянник, а не негодяй, который ему жизнь испортил. Оказалось, что Рубен в себя пришёл и подтвердил все мои слова, — ответил он, слопав и второе пирожное.
— Просто великолепно! — обрадовался я. Его шансы благополучно выбраться из этой непростой ситуации резко возросли. — Останется тебе только выздороветь. Плохо только, что из комсоргов тебя сместили…
— И из Комитета по миру выперли, — добавил Ираклий.
— Ничего не выперли! — возразил я ему. — Кротов сегодня пришел прямо на занятие к нам и твое заявление на увольнение при мне у Булатова забрал. Ещё и отругал, мол, не беги вперёд батьки в пекло.
— Так ему же Ильдар сказал так сделать, — расстроился он. — Блин, теперь ещё и Женька на меня обидится…
— Не обидится. Он, наоборот, обрадовался.
— Правда? — взглянул друг на меня с сомнением.
— Правда. Мы все за тебя очень переживаем.
Уходил из больницы если не с лёгким сердцем, то с большой надеждой в душе, что пронесло его, в этот раз, в миллиметре от гильотины. Если Рубену позволили озвучить показания в пользу Ираклия, значит дело переписывать больше не пытаются. Очень похоже, что генерал Брагин вмешался-таки. Надо будет как-то его отблагодарить.
Вернувшись домой, застал у нас Шанцева Он только прилетел сегодня из Благовещенска и привёз нам целую сумку вяленой красной рыбы, икры в трехлитровой банке и что-то похожее на привет из кунсткамеры.
Галия с Ириной Леонидовной рассматривали корень, в банке то ли, спирта, то ли водки, похожий на сморщенного старика с длинными руками и ногами. Сразу догадался, что это.
— Это женьшень, дамы, — улыбаясь, протянул я руку Шанцеву.
— Да, нам Александр Викторович уже сказал, — ответила Галия.
— А я видала раньше корни женьшеня, но вот такой, человекоподобный, впервые вижу, — проговорила Ирина Леонидовна.
— Спасибо, Александр Викторович, — поблагодарил я Шанцева. — Как отдохнули?
— Отдыхать — не работать, — отшутился он. — Знаешь, как это принимать и для чего? — хитро прищурившись, спросил он.
— Читал где-то, но не запомнил, конечно, — ответил я и ему пришлось мне расписать схему приёма на двадцать дней.
— Не чаще двух раз в году, — наставлял он меня, — и будешь здоров и духом, и телом, всеми его частями, — подмигнул он мне.
— Спасибо, — рассмеялся я.
Вскоре Шанцеву надо было выдвигаться на вокзал. Провожал его до такси один. Марат с Загитом сегодня на ЗИЛе по какой-то причине задержались.
— Как же хорошо, когда всё хорошо, — глубокомысленно заметил Александр Викторович, пока мы ждали машину. — Угости бабушку рыбкой и икрой, пожалуйста.
— Ясное дело, — рассмеялся я. — Сами три литра икры не осилили бы, даже если бы и пришла в голову такая фантазия.
Не просто так он бабулю вспомнил! Небось, главбуху своему тоже рыбку везёт, судя по запаху из рюкзака.
Северная Италия. Город Больцано. Офис фабрики «Роза Росса».
Тарек и Фирдаус закрылись в кабинете на втором этаже. Получив от детективов информацию о сицилийцах, они решили начать действовать. Роли распределили следующим образом: Тарек летит в Ливан, у него там есть знакомые из Организации освобождения Палестины, надо с ними встретиться и переговорить по поводу «командировки» в северную Италию. Фирдаусу отец велел с Дианой ехать в Швейцарию и подыскивать семье новый дом. От Больцано до Цюриха триста километров на машине, а до границы меньше ста. Всё рядом, но при этом мафия ведёт себя в Швейцарии тише воды, ниже травы. Они денежки свои там держат и с полицией не связываются. Да и полиция там не чета итальянской. Все очень строго, нарушишь закон, будешь отвечать по полной программе.
Семья привыкла к тому, что есть и квартира в городе и вилла за городом.
— Присматривайте с Диной и то и другое, квартиру желательно в городе, чтобы женщинам там не скучно было, — наставлял сына Тарек. — Чем больше вариантов, тем лучше. Потом я маму из Парижа заберу, мы с ней проедем и все отсмотрим. В идеале, вилла должна быть по расстоянию где-то посередине между городской квартирой и Больцано.
— Охрану на фабрике оставим? — уточнил Фирдаус. — Двенадцать человек бандитов — это много. Может, увеличить наш «инженерный корпус»?
— Надо с ними самими это обсудить, — решил Тарек.
В четверг, только приехал в университет, ко мне подошли наши парни.
— Девчонки собираются Костенко в комсорги поддерживать, — хмуро сообщил Булатов.
— Это как? — удивился я. — Они уже всё ей забыли и простили?
— Ну, значит, простили, — сделал вывод Лёха Сандалов, — память, похоже, у них недолгая на зло. Как Лев Толстой учил, похоже, действуют.
— И что делать будем? — оглядел я хмурых мужиков. — Вы чего молчите? Мы же не можем допустить, чтобы она комсоргом стала. Будем на побегушках у неё. Комсорг какие угодно задания может раздавать, чтобы отомстить, загрузит нас с утра до ночи.
Парни молчали, вроде и понимали, что я прав, но ничего предложить оказались не в состоянии.
К нам подошёл Брагин и ещё парни из комнаты Булатова.
— Давайте выдвигать кого-то на должность комсорга, — предложил Булатов.
— Девчонки, вон, уже предложили Светку Костенко, — доложил Кукояка, — ходят и уговаривают за неё голосовать.
— И Романович с ними? — удивился Брагин. — Она же порицание тогда на собрании вместе со Слоновой схлопотала. Забыла уже, как орала на Костенко на всю группу? Память, как у рыбки…
— Предлагаю выдвинуть Сандалова, — объявил Булатов.
— Здрасте! Я тут причём? — возмутился Лёха. — У меня стройотряд, работа, свадьба. Я про учёбу уже молчу! Куда мне ещё комсоргом быть? Давайте Сёму Давыдова!
— Ага, сейчас! — обиделся Семён. — Я в «Комсомольском прожекторе», между прочим, работаю. И в стройотряде тоже.
— Не, ну парни, это не серьёзно! — воскликнул я. — Хотите, чтобы Костенко комсоргом стала?
И я снова пустил в ход прежний аргумент:
— Она вам напридумывает дурацких заданий, с неё станется. Злопамятная девчонка, будьте уверены! Будете какие-нибудь стенгазеты с утра до ночи рисовать.
Но тут начались занятия и нам пришлось спешно вернуться в аудиторию.
Москва. МГУ. Кабинет первого проректора.
— Доброе утро, Вячеслав Викторович, — зашёл в кабинет к первому проректору Самедов и положил перед ним письмо с приглашением на работу в Комиссию по вопросам приема, выхода и лишения гражданства СССР ПВС.
Какое же оно доброе? — подумал Лукин, ознакомившись с документом, но виду не подал.
— Поздравляю вас, Рашид Фархадович, — сказал он нейтральным тоном. — Замену вам, вроде, уже нашли. Распоряжусь тогда, чтобы вас быстрее отпустили.
— Спасибо, Вячеслав Викторович. Приятно было с вами работать, — ответил Самедов, попрощался и вышел.
Когда через некоторое время к Лукину зашёл проректор по учёбе, первый проректор молча положил перед ним письмо из ПВС.
Прочитав его, Кошевец выругался в адрес Самедова.
— Да ладно тебе, Геннадий Фёдорович, — грустно улыбнулся Лукин. — Ты же сам прекрасно знаешь, что лучший способ избавиться от какого-нибудь засранца, это отправить его куда-нибудь на повышение.
Глава 8
Москва. Секретариат Верховного Совета СССР.
— О, Василий Николаевич, приветствую, — протянул Пархоменко руку Жан Павлович Кисько, встретившись с тем в коридоре, — лёгок на помине, только что о тебе думал.
— Да? И по какому поводу? — настороженно спросил Пархоменко.
— Да вспомнил, как ты против выступал, когда в Комитет по миру студентов брали.
— Было-было такое… А что, что-то случилось? — не скрывая своего интереса, остановился рядом с замначальника отдела кадров Пархоменко.
— Сигнал пришёл из милиции на одного из новых сотрудников, что в нетрезвом виде в общественном месте оскорблял человеческое достоинство.
— Да ты что? — едва скрывая свою радость, произнёс Пархоменко. — Наивно было ждать чего-то другого от студентов, я об этом сразу сказал. Молодость, в голове ветер, тяга к приключениям… Какие из них работники? А где этот сигнал, у тебя?
— Нет. Зачем он мне? Валиеву отдал. Это же его человек, пусть сам и разбирается.
— А он уже что-то предпринял?
— Пока что ничего.
— Понятно, понятно… — благодарно кивнул он Кисько, и с задумчивым видом пошёл дальше по коридору.
Надо найти хороший повод зайти к зампреду, — думал Пархоменко, — и между делом рассказать Камолову этот эпизод. А то меня никто не слушал –более того, тогда ещё и высмеяли… Вот, интересно, что он теперь скажет, после такого-то скандала?
Во время большого перерыва в столовке опять устроили с парнями мозговой штурм, кого выдвигать в комсорги?
— Костян! — осенило меня. — Ты же хотел когда-то быть комсоргом! Давай! Настал твой звёздный час!
— Да, я хотел, — ответил Брагин с недоумением на лице, — когда ещё не работал в стройотряде и Комитете по миру. И семьи у меня тогда ещё не было…
— Точно! Брагина в комсорги! — поддержал меня Булатов, не обращая никакого внимания на то, что тот, вроде, от этой идеи не в восторге. — Мужики! Это же реальная альтернатива Костенко! Так, начинаю агитацию, подскажите, если что забыл… Итак: все мы Брагина знаем, как надёжного и ответственного товарища. Брагин женат, его жену Евгению мы все знаем, серьёзная женщина. Костян успевает и учиться, и работать, семью обеспечивать…
— Хороший друг, — подсказал Сандалов.
— Да, — согласился Булатов, — э-эээ… Что ещё? — обвёл он нас глазами.
— Очень любит свою жену и с уважением относится к её мнению и желаниям, — подсказал я. — Ну, это чтоб девчонки за него голосовали.