Так – что еще из срочного? С Дианой один на один переговорить нужно по тому, что надо делать, чтобы в тюрьму за рубежом не присесть! Все, не буду откладывать, завтра же и позвоню.
Тут раздался звонок телефона и я взял трубку. Сбивчивый взволнованный мужской голос просил срочно Ивана Николаевича, извиняясь за беспокойство.
– Какой Иван Николаевич? – переспросил я. – Вы, похоже, ошиблись. Наберите номер ещё раз.
Но взволнованный молодой человек, назвав мне мой номер, заявил, что он не мог ошибиться.
– Он оставил этот номер на всякий случай, вдруг, что случится срочное или важное. Так оно случилось. И срочное, и важное! Я с раскопок зову! Зовите-зовите! Он будет в полном восторге!
Тут только до меня дошло, что я не знаю отчества Ивана Алдонина. А ведь звонят явно ему. Позвонил им в дверь, и, как только он открыл, спросил:
– Ты Николаевич?
– Ну, да, – ошарашено посмотрел он на меня не сильно трезвым взглядом.
– Подойди к телефону – мне обещали, что ты будешь в полном восторге…
Глава 10
Москва. Квартира Ивлевых.
Привел Ивана, показал ему на лежащую рядом с аппаратом трубку.
– Алдонин. Слушаю, – подошёл он к телефону.
Подслушивать было неудобно, встал в стороне, возле входной двери и наблюдал за ним. Эмоции на его лице сменялись как в калейдоскопе, то крайнее удивление, то радость, то разочарование.
– Что случилось-то? – спросил я, едва дождавшись, пока он положит трубку. – Такого срочного и важного? В чем восторг, товарищ? Почему не вижу его на лице?
– Вот тебе и закопали яму от сортира! – потрясённо проговорил он.
– Что-что? – недоумённо уставился я на него.
– Собирались уже в Москву, сворачивались, прибирались после себя. А тут представляешь, кубышка глиняная на литр объёмом примерно, как не заметили, когда яму копали? Глина… В грязи… Может, за камень сошла?
– Подожди, подожди! Кто копал? Где копал? – заволновался я, услышав денежное слово «кубышка».
– Экспедицию в Городне наши сворачивали, завтра ж на работу, – объяснил мне Иван. – Яму от сортира закапывали, кубышку задели лопатой, а там монеты петровские да европейские, золото, серебро.
– Так! Надо срочно ехать, – ещё больше забеспокоился я. Это же всё наше, музейное. – Молодёжь сейчас всё растащит!
– Да они знают, что надо делать, – попытался Иван успокоить меня. – Не первый год работают. Милицию сразу вызвали…
– Ну, и чем ты недоволен? – спросил я, видя разочарованное лицо соседа. Подумал, он сожалеет о сдаче клада милиции. – Это же находка! Не два кольца и три бусины.
– Ты не понимаешь… Одно дело вот так, по телефону узнать. И совсем другое самому наткнуться, или, хотя бы, рядом стоять. Услышать звон монет, извлекать это всё, пересчитывать, упаковывать… Это такие эмоции!
– Слушай, ну, это твои люди нашли, в твою экспедицию, так что твоя заслуга тоже в этом есть и, надеюсь, она будет всеми признана.
– Да брось. Ко времени нашего кургана этот клад не относится, к заявленной цели экспедиции никакого отношения не имеет. Тем более, директор завтра с утра узнает от меня, нужно же доложить, и там и без меня найдётся, кому прославиться.
– Так это редкие монеты? Достойный клад, вообще?
– Спрашиваешь! Были бы там николаевские червонцы, так это бы ерунда полная была. Разве что как золото какая-никакая ценность. Но там ребята грамотные в нумизматике, все практически определили уже. В кладе петровские золотые червонцы, угорские дукаты, да швейцарские дукаты, да еще и разных кантонов – и еще другие золотые и серебряные монеты из трех государств! Тут не только ценность немалая в золоте и серебре, но некоторые из этих монет совсем в небольшом количестве экземпляров существуют, и стоят в несколько раз дороже своей стоимости по весу. А если попадется какой редкий год… так такая монета одна может стоить, как все остальные вместе взятые! И вполне может оказаться в единственном экземпляре на весь СССР! Но это еще изучать будем детальнее, тут уже справочники смотреть нужно. Наши нумизматы в институте еще долго в полном восторге будут! Восемьдесят пять штук монет, да еще в основном в крупном номинале! А сколько копий будет сломано по поводу того, кто мог этот клад и по какой причине оставить!
Эх, надо было тебе смотреть, что там твои люди вокруг палатки выкапывают, – подумал я, провожая Ивана и решил, на всякий случай предупредить об этой находке Сатчана.
– Ты что, серьёзно? – не поверил он мне.
– Сегодня первое января, а не первое апреля, – ответил ему я.
– Обалдеть, – только и ответил он, но, быстро придя в себя, сказал: – Тебе надо съездить туда. Посмотри, чего там и сколько…
– Ладно, – согласился я. – Тем более статью про клад напишу, про двойное захоронение одиннадцатого века матери с дочкой упомяну, начну приучать народные массы к будущему музею в Городне. Кстати, а землеотвод-то под музей уже сделали? А то я распишу сейчас, какое место замечательное…
– Я сейчас всё уточню, о кладе предупрежу наших, и перезвоню тебе.
– Давай, я жду.
Сатчан перезвонил очень быстро и дал добро на статью. Попрощавшись с ним, тут же пошел к Алдониным и поинтересовался у Ивана, поедет ли он завтра в Городню?
– Конечно, поеду, – ответил всё так же безрадостно он.
– Хочу про это статью написать в «Труде». Я тебя там в милиции возле клада сфотографирую, – предложил я, – и кто бы потом не приписал себе заслуги, первым засветишься на всю страну у этого клада ты.
– Ну, давай, – хитро прищурившись, усмехнулся он, сразу повеселев.
Во вторник в восемь утра мы уже мчались с Иваном и с Литвиновым по Ленинградке в сторону Калинина. В Городне нам объяснили, что клад передали в район и мы поехали в Конаковское управление милиции.
Там нас уже ждали и ребята из экспедиции Ивана. Радостные все такие. Бросились к Ивану, начали наперебой ему рассказывать про находку. Снова посыпались все эти термины – дукаты, червонцы, китайское золото, Берн, Женева, Сант-Галлен, Будапешт. Иван что-то да понимал, а я – не очень. Потом поднялись на второй этаж. Начальник милиции достал из сейфа газетный свёрток и бережно развернул его перед нами. Выглядел клад очень интересно, почерневший от времени разбитый глиняный шарообразный сосуд с вытянутым горлышком и россыпь крупных разнокалиберных монет, в основном золотых. Красивые монеты, это да! На некоторых и профиль Петра признал, а на других – какие-то сплошь иноземцы красовались. Один другого носатее…
– Вот опись, – показал нам начальник местной милиции. – Золотых монет шестьдесят штук, и разных серебряных монет двадцать пять штук. Хорошо, что вы сегодня приехали. Хочу побыстрее всё это в банк сдать…
– Никакого банка! – категорически сказал замдиректора музея, – это историко-культурная ценность. Спасибо, что подержали у себя в безопасности, но теперь мы отвезем это все в наш Археологический институт.
– Мы тоже ему говорили! – загалдели и ребята из экспедиции.
– Но нам говорили, это нужно в банк, а он в Гохран передаст…
– Это если бы речь шла о николаевских червонцах, которых как грязи везде, и они серьезной культурной и исторической ценности не имеют. А эти монеты – имеют, да еще и какую! Мы не имеем права ими рисковать! Их уже наши нумизматы с нетерпением ждут!
Капитан поворчал немного, поворчал, но сдался. Потребовал только подробную опись сделать, акт передачи и подписались чтобы все, от замдиректора до участников экспедиции.
– Разрешите мне сделать несколько снимков? – попросил я.
Никто не стал отказываться фотографироваться. Археологи встали с двух сторон от начальника милиции, восседавшего в своём кресле. Алдонин и Литвинов слегка склонились над кладом, так я их и снял. Сделал несколько групповых кадров, несколько кадров самого клада в деталях.
– Не знаю, какие кадры редколлегия пустит в печать, сразу предупредил я, – но негативы я со статьёй все передам, а там уже что они выберут.
Переписал себе с быстро подготовленной описи содержимое клада, думаю, нет необходимости в статье это указывать, но, вдруг, товарищам интересно будет.
Литвинов посмотрел, как был оформлен клад. Как он объяснял нам по дороге, если клад найден во время выполнения работ, то никаких премий от государства не причитается. Наша молодёжь, боясь подставить Ивана, не озвучила милиции, что они гуляли там с его разрешения уже по окончании экспедиции. Литвинов указал начальнику милиции при оформлении на тот факт, что экспедиция завершилась тридцать первого декабря, а клад найден первого января. Так что, двадцать пять процентов нашедшему положены.
Больше нам там делать было нечего. Бережно разместив монеты и горшок в двух разных портфелях, мы поехали назад.
– Банк, Гохран! Если бы вы знали, что творится с этими кладами! – рассказывал нам потом в машине Литвинов. – Бывает, они не доходят даже до банка. Какие-то пропадают между банком и Гохраном, а уж положенной выплаты дождаться от Гохрана практически невозможно, их ворует банк.
– Как это? – не поверил я.
– Вот так, – ответил он. – Государству не выгодно справедливо оценивать клады и выплачивать за них премии. Никто не расследует эти истории с пропажами кладов или денег за них.
– Здорово, что тогда вы сами в музее следить за этими монетами будете, – сказал я.
В Москву мы вернулись только в пятом часу. Вспомнил про своё обещание Ксюше узнать о росписи стен и решил проехать домой через детский дом.
Директора в кабинете не нашёл, но вездесущие ребятишки быстро доложили ей, что я ищу её.
Рассказал о нашей идее расписать стены. Сказать, что она удивилась, ничего не сказать. Но по её виду я понял, что она больше озадачена, чем обрадована моим предложением.
– Представляю, какая это будет титаническая работа, – начала она. – И всего на несколько лет…
– Почему? – не понял я.
– Так мы же обновляем стены регулярно, косметический ремонт делаем.
– А если не красить то место, где будет рисунок? – предложил я.