— Ну мало ли что… Хочу тебя пригласить в «Ромэн» на пьесу в субботу вместе с Фирдаусом.
— В театр, что ли? Ой, нет. Давай лучше в ресторане каком вчетвером посидим…
— Дело в том, что пьесу эту я написал. Это моя премьера. Чувствуешь разницу?
— Твоя пьеса? В московском театре?
— Ну да…
— Вот только от тебя такое и можно услышать… Всякое удивительное. Раз за разом. Придем, конечно. Во сколько?
— В субботу в 19.00 начало, прийти надо минут за пятнадцать. Я вас там у входа буду ждать, чтобы ваши контрамарки вам дать. Не опаздывайте!
— Да зачем… Может, давай сегодня в городе просто пересечёмся? Днем у тебя будет окошко?
Так… Никак у Дианы снова какие-то вопросы по линии КГБ появились, что ей надо со мной обсудить… Ну, делать нечего, надо соглашаться на встречу…
— У меня сегодня военная кафедра, но думаю к трем нас точно должны отпустить. Если в 15.30 можешь… Только недолго, мне еще за бабушками в деревню надо съездить. Я бы телеграмму им дал, но не представляю, как объяснить в телеграмме, что у меня премьера в театре, и они должны бросать все и ехать в субботу ко мне. На месте посмотрю, могут ли они вообще, или дела какие в колхозе важные…
— Могу. Да, Эльвира и Никифоровна очень обрадуются, думаю…
— Надеюсь. Тогда я подъеду к вашему Горному в это время.
— Буду ждать.
Москва, кабинет председателя Торгово-промышленной палаты
Блащицкий Игорь Борисович на работе сегодня появился в настроении свирепом и с твердым намерением навести порядок в отделе по выставкам. Вчера, после гневного звонка своего старого знакомого Федосеева из Союза советских обществ дружбы он пришел в форменное бешенство, узнав, что один из его подчиненных мало того, что ухлестывает за замужней женщиной и использует для этого служебные возможности, так еще и пытается саботировать работу одного из отделов дружественной организации.
Федосеева Блащицкий хорошо знал и уважал и как человека, и как профессионала. Он полностью согласился с тезисом того о недопустимости такого поведения своего сотрудника и клятвенно заверил, что примет самые серьезные меры по исправлению ситуации. Положив трубку, он готов был рвать и метать, но санкции пришлось отложить. И Андриянов этот, и его начальник отсутствовали до конца дня. Заняты были организацией крупной выставки. Сам же их туда и отправил, — досадовал Блащицкий, но делать было нечего. Пришлось перенести «казнь» на следующий день.
Приехав домой, Игорь Борисович думал, что успокоится и остынет немного. Но какое там. Рассказал жене о произошедшем, а она возьми да напомни, как к ней так же в молодости приставал парторг завода, куда она по распределению после института попала. Они ведь тогда тоже уже почти год как женаты с ней были, а того это нисколько не смущало. Хорошо тогда тесть поднял свои связи и помог приструнить гада и Игоря Борисовича смог образумить, когда тот порывался идти тому мерзавцу морду бить. А ведь если б не тесть, мог и в милицию загреметь, и карьеру свою похоронил бы в самом начале… Неизвестно, где бы был сейчас… У Игоря Борисовича до сих пор кулаки невольно сжимались, когда ту историю вспоминал. Так что дома он не остыл нисколечки, даже скорее наоборот, и утром был настроен разобраться с Андрияновым без всяких компромиссов.
— Ольга Николаевна, Рябко ко мне, срочно, — скомандовал он секретарю в селектор, едва стукнуло девять часов и рабочий день официально начался.
Думал вначале его вместе с Андрияновым вызвать, но решил, что нехорошо распекать начальника на глазах его подчинённого. Ничего, Рябко, по идее, и сам после беседы с ним сможет передать Андриянову весь необходимый посыл от него…
Глава 9
Москва, кабинет председателя Торгово-промышленной палаты
Рябко явился буквально через пять минут. Судя по запыхавшемуся виду, только пришел на работу. Даже бумаг никаких не захватил, хотя обычно всегда сновал с папкой в руках и вечно документы какие-то подсовывал.
— Что за бардак у вас в отделе творится, Федор Маркович? — с места в карьер взял Блащицкий. — Распустили сотрудников, совсем не смотрите за персоналом!
— Да что вы, Игорь Борисович, — опешил Рябко, судорожно пытаясь сообразить, кто из его подчиненных мог попасть в поле зрения председателя, да еще и явно в очень негативном свете. — О ком вы говорите?
— Вы даже не знаете, о ком речь? Хорошо же вы информированы о делах своих подчиненных, — скептично заметил Блащицкий. — Ну раз такое дело, введу вас в курс… Вчера поступила жалоба от начальника Союза советских обществ дружбы и связи с зарубежными странами на некоего Андриянова Антона Григорьевича. Знакома вам эта фамилия?
— Конечно, — кивнул Рябко, услышав фамилию своего зама, прекрасно понимая, что начальник последний вопрос задал скорее из сарказма и лучше сейчас быть максимально лаконичным в ответах, так как председатель явно сильно не в духе и на Андриянова зол. Надо сначала выяснить, в чем дело, чтоб не сделать ситуацию еще хуже по незнанию.
— Так вот, — продолжил тем временем Блащицкий, — оказалось, что ваш заместитель уже несколько недель пытается ухаживать за сотрудницей Союза обществ дружбы, особо подчеркну, замужней сотрудницей, у которой двое маленьких детей к тому же…
Рябко, услышав это, чуть зубами не заскрежетал. О том, что его заместитель любитель противоположного пола он был прекрасно осведомлен. Ранее не раз в шутку спрашивал, когда же тот угомонится, но сильно негативных эмоций по этому поводу не испытывал, поскольку Андриянов всегда был очень разборчив и чрезвычайно осторожен в своих похождениях. И вот пожалуйста!..
— Я приму меры, Игорь Борисович,… — начал говорить Рябко, но начальник тут же его прервал.
— Я еще не закончил. Потрудитесь дослушать до конца. А потом уже я буду вам говорить, какие меры и по отношению к кому будут приняты, — сказал председатель таким тоном, что Рябко моментально заткнулся, вжав голову в плечи. — Ваш Андриянов не только позволил себе пытаться разрушить семью сотрудницы дружественной нам организации. Он использовал служебные возможности, чтобы преследовать ее. Мне точно известно, что он пытался сначала попасть в Болгарию, а потом в Ялту и Сочи, чтобы оказаться там же, где в данные периоды была в командировках вышеупомянутая сотрудница. А не сумев, начал саботировать работу отдела книгообмена, в котором работает эта женщина. Не мне вам объяснять, что такое поведение выходит далеко за рамки аморального поведения. Ведь для своих низменных целей ваш заместитель, не стесняясь, использовал ресурсы и возможности нашей организации.
Рябко, слушая отповедь начальника, постепенно начинал просто трястись от ярости. Чертов Андриянов с его бабами! — думал он. — Подвел меня под монастырь, идиот. Рябко моментально вспомнил все нестыковки последних нескольких месяцев, связанные с его заместителем, и сложил два и два. И сотрудничество с отделом книгообмена Андриянов предложил совершенно неожиданно. И ведь так логично все обосновывал, соловьем разливался… И в Болгарию всеми правдами и неправдами хотел попасть, так щемился и так расстроился, когда не вышло. И отпуск потом этот выпросил себе, чтоб в Ялту и Сочи поехать… А теперь на волоске и сам, и Рябко тоже подставил серьезно. Блащицкий такой промах вовек не забудет, особенно раз ему самому прилетело.
— И очень настораживает меня, Федор Маркович, — сурово произнес Блащицкий, — что все это вытворяет не кто либо, а ваш заместитель. Неужели вы не в курсе действий вашего непосредственного подчиненного?
— Игорь Борисович, я вообще ничего об этом не знал, клянусь, — заверил начальника Рябко. — Не понимаю, как Андриянов смог меня за нос водить и столько времени скрывать свои действия. Но уверяю вас, что разберусь с этой ситуацией максимально быстро. И заместитель мой понесет самое суровое наказание за свои проступки.
— То, что наказание Андриянов получит, нисколько не сомневаюсь, — кивнул Блащицкий. — Лично беру это дело на контроль и на вас полагаться в нем не собираюсь. Вам, Федор Маркович, после этого случая доверия нет. Это же надо, не знать, что ваша правая рука, ваш заместитель, делает. Я прямо сейчас поговорю с парторгом. Поведение Андриянова недостойно члена партии. Надо обсудить этот вопрос и решить, как действовать. Вам же рекомендую далее по всем вопросам относительно товарища Андриянова советоваться с парторгом. И в отделе своем порядок наведите. Иначе следующим вопросом может стать вопрос о вашем служебном соответствии…
Москва, отдел по выставкам, ярмаркам и презентациям Торгово-промышленной палаты
Андриянов, узнав от секретаря, что его срочно вызывает Рябко, направился с легким сердцем в кабинет руководителя. Они вчера отлично отработали вместе по новой выставке, так что Андриянов предвкушал заслуженную похвалу и даже, возможно, поощрение. Рановато конечно, еще не все сделали, но большая часть работы по этому мероприятию позади, так что почему бы и нет.
— Ну что, допрыгался! — огорошил его Рябко с порога, едва Андриянов дверь кабинета успел закрыть. — Сам прокололся, ловелас недоделанный, да еще и меня под удар подставил. Не знаю, как теперь выкрутиться.
— Что случилось, Федор Маркович? — спросил растерянно Андриянов, пытаясь понять причину гнева начальника.
— Это ты меня спрашиваешь, в чем дело⁈ — заорал на него Рябко. — Это я должен спрашивать, что ты себе позволяешь и кем ты себя возомнил вообще! Почему о твоих выкрутасах мне сам председатель рассказывает, грозясь уволить и тебя, и меня за компанию, раз у меня такой заместитель. Какого черта тебе эта баба замужняя из отдела книгообмена понадобилась? Мало вокруг тебя вьется молоденьких? Ты что устроил там?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, Федор Маркович, — попытался Андриянов сделать недоуменный вид, — это клевета. Кто-то явно на меня наговаривает.
— Ты мне здесь лапшу на уши не вешай, — зло ответил Рябко. — Знаю я тебя не первый год, целочку не строй здесь передо мной. Мне рассказали и про твою попытку в Болгарию попасть, и в Крым. Да я и сам не идиот, вспомнил все твои выкрутасы в последнее время… Догадаться несложно, откуда что растет… Ты хоть понимаешь, что доигрался? Из-за тебя у нас конфликт с Союзом обществ дружбы. Твое дело на контроле лично у Блащицкого. И уверяю, ничего хорошего от него не жди. Он мне такую выволочку из-за тебя устроил, что боюсь, недолго мне в начальниках здесь ходить.