Ревизор: возвращение в СССР 39 — страница 39 из 42

е ему приходится платить сверх ставки. А именно — десять рублей за неделю аренды киоска, или тридцать рублей за месяц — это сверх официального тарифа, утверждённого Советским государством. Скажите, разве это не возмутительно, что в стране, где гражданами востребовано домашнее вино, государственный директор, нарушая те полномочия, которые даны ему государством, лично обогащается на таком важном для населения деле? Взываю к вам о справедливости и очень прошу помочь с тем, чтобы этот «вороватый Корейко» был передан в руки советской милиции. Кстати, о милиции — мы уже неоднократно обращались с жалобами в районное отделение милиции. Но там ничего не делается — подозреваю, что это связано с тем, что начальник нашей зеленоградской милиции находится в очень хороших отношениях с директором городского рынка. Его жена по выходным всегда выходит из рынка с большими авоськами, набитыми всякими деликатесами — но никто ещё ни разу не видел, чтобы она платила какие-то деньги за эти деликатесы продавцам! Вот такие у нас нехорошие дела, товарищ Ивлев происходят в нашем городе-саде, Зеленограде. С коммунистическим приветом и надеждой на помощь от вас бухгалтер Пугачев Василий Степанович.

Так, ну вот уже кое-что имеется. Бухгалтер, видимо, живет в частном секторе, и пытается заработать на этом самом домашнем вине. Посмотрел обратный адрес — точно, квартиры не указано, значит частный дом. Итак, директор-хапуга, установивший связи с местным начальством милиции и вымогающий взятки у советских граждан… Мелковато, конечно, вроде бы выглядит, по суммам, но, с другой стороны — почём я знаю, сколько на этом рынке этих самых киосков для торговли домашним вином находится? Может, они там десятками в ряд стоят? Ну и в целом, учитывая, что будет твориться после так называемых реформ Горбачёва — не хотелось бы каким-то образом, чтобы тем, кто хоть какую-то рыночную инициативу проявляет, вот такие вот мелкие чинуши чинили препятствия. Люди, я так понимаю, домашнее вино делают и пытаются его продавать населению. И вряд ли цены там такие гнут, чтобы с учетом взяток директору это могло отбиться, так что запросто часть этих киосков может стоять и вовсе пустыми. С моей стороны, эти люди с хоть какими-то рыночными навыками будут на вес золота в конце восьмидесятых и девяностых, чтобы помочь стране перестроиться на рыночный лад. Так что мне и самому захотелось им каким-то образом помочь.

Так, прекрасно, что-то уже есть для Комитета по миру. Ну-ка, поищу я дальше, может быть что-то ещё удастся сегодня выловить.

Следующие полчаса ничего интересного не попадалось от слова совсем. Я уже почти отчаялся, да и подустал, конечно же, учитывая, что почерк у некоторых читателей совершенно страшный. Как ни странно, легче всего было читать письма от людей малограмотных. Там, конечно, немерено было грамматических ошибок, но они все-таки очень старательно выводили буквы и в силу этого читать было гораздо легче. Но все же попалось письмо, которое меня тоже чрезвычайно заинтересовало. В нем была жалоба в адрес 37-го магазина Мосмебельторга.

— Уважаемый товарищ Ивлев! С большим интересом знакомлюсь каждый раз, когда появляется такая возможность, с вашими статьями, как патриотического плана, так и теми, что адресованы для показа всего нехорошего, что ещё осталось у нас в качестве пережитков. В своём письме призываю вас помочь добиться справедливости московским жителям в отношение 37-го магазина Мосмебельторга. Дело в том, что его директор и ближайшие его приспешники от продавцов до грузчиков сформировали фактически преступную группу самого откровенного криминального пошиба. Они ведут себя так, как будто являются владельцами этого магазина, а не всего лишь советскими служащими, которым государство поручило удовлетворять законные нужды советских граждан. В этом магазине никакого нет смысла оставлять заявки на приобретение дефицитной мебели, потому что очередь никогда не доходит. А все почему? Потому что вся эта дефицитная мебель, которая исправно поступает на склад при этом самом 37-м магазине, тут же уходит налево. В торговом зале нет ничего, что могло бы заинтересовать честного советского гражданина. Но в то же время регулярно на грузовиках уезжает дефицитная мебель: финские мебельные гарнитуры, эстонские, югославские спальни, шкафы с антресолями лакированные и прочий дефицит, который востребован обычными советскими гражданами. Уверен, что вы не отнесётесь равнодушно к этой моей просьбе и поможете как корреспондент газеты «Труд» восстановить престиж советской власти на данном торговом объекте, приструнив данный коллектив, всецело погрязший во взяточничестве. Заранее признателен за помощь, пенсионер с двадцатилетним стажем работы в горячем цехе Петрункин Борис Семёнович.

Ну что, тоже чрезвычайно интересное письмо. Если все так оно и есть, то группа нахальных взяточников оседлала крайне привлекательную точку и стрижёт купоны с советских граждан, ничего не производя и не принося никакой пользы для них, то есть они занимаются именно тем, чем я лично абсолютно не готов заниматься. Типичные действия в стиле Вагановича, не приносящие абсолютно никакой пользы ни экономике, ни гражданам, ни стране, попытка наживаться за чужой счёт. Что ещё хорошо, так это то, что происходит это прямо в Москве. Зеленоград, конечно, уже тоже имеет статус района Москвы, но все-таки туда ещё ехать надо прилично, а тут прямо в городской черте все злоупотребления происходят.

Писем осталось не так и много, решил уже последние десять штук досмотреть для порядка, чтобы потом отложить эту папочку с теми письмами, что меня не заинтересовали из-за отсутствия актуальной для меня тематики в сторону и забыть уже про них. Быстренько прошерстил почти все, как вдруг телефон зазвонил. С досадой положил последнее непрочитанное письмо на место и поспешил к телефону.

Оказалось, что Латышева звонит…

— Павел Тарасович? — спросила она меня, и затараторила. — Все темы приняты, в понедельник вас в десять утра устроит запись?

— Да, вполне. Устроит.

— Очень хорошо, ждем тогда.

Положив трубку, кинул взгляд на часы. Так, уже пора выезжать на полигон. Не успел письмо одно дочитать, но что уж, потом уже прочту. Да и какие шансы, что что-то еще интересное попадется…

Глава 21

Полигон на Лосином острове

Догеев пожал мне руку, когда приехал, и сказал:

— Ну что, отдали тебя мне в рабство, получается? По два часа каждую пятницу стрелять у меня будешь без лимита?

— Такое рабство только приветствовать можно! — улыбнулся я. — Патроны без лимита… Это же сказка!

— Теперь, правда, будем уже готовиться к соревнованиям, в основном. По всем принятым стандартам. — перешел на серьезный лад инструктор.

Дальше начали стрелять. Когда закончили, руки у меня, и правда, как обещали на военной кафедре, тряслись. Патронов расстрелял тьму, раньше столько за месяц не тратил…

— Я бы тебе лучше рекомендовал стрелять два раза в неделю по часу, чем вот так два часа раз в неделю, — сказал Догеев. — Толку стрелять в последние полчаса уже особого не было, ты половину в молоко положил. Почти уже зенитчик…

— Хорошо, подумаю над расписанием, — пообещал я.

Помню я этот сленг еще с прошлой службы в армии. Зенитчиком кличут на стрельбище того, кто мимо яблочка в молоко кладет пули густо. Все равно что из зенитки палить с ее несколькими стволами…

Блин, синяк на плече точно заработал хороший. Может, и неплохую идею Догеев подал…

Домой вернулся, а Валентина Никаноровна мне и говорит:

— Паша, там аж две телеграммы принесли. Я приняла и под магнит положила на холодильнике.

Пошел сразу глянуть. Так, первая от старшего брата Галии, Рафика. Поздравляет с днем рождения у близнецов. Не дозвонился вчера может, или вовсе на службе был, не смог позвонить. Хотя прапорщик, у них вроде посвободнее должно быть со временем. Ну и телеграмма хорошо, а то вчера Галия сказала, что расстроилась, что от него поздравлений нет. Теперь порядок.

А вторая… Сразу и не понял. Акулов А. В. из Белогорья сообщает, что приедет в понедельник вечером, просит приютить. Это еще кто такой? И почему ожидает, что мы его приютим?

Не сразу, но все же вспомнил, как Шанцев просил своему брату дать пристанище на несколько дней, когда тот по делам в столицу приедет в сентябре. Как говорится — Семен Семеныч! Ну да, было бы полегче, если бы фамилия одна была. А тут — Акулов почему-то… Но населенный пункт у него красивый — Белогорье! Звучит-то как!

* * *

Москва, Торгово-промышленная палата

Слухи о том, что Андриянов серьёзно оплошал, молниеносно распространились по всей организации. Андриянов, исправно ходя на работу, то и дело ловил на себе взгляды сослуживцев — они были любопытными, а некоторые и триумфальными со стороны тех, кто его откровенно недолюбливал. Точно о том, в чем именно он провинился, никто пока не знал. Видимо, Рябко и председатель палаты никому об этом не рассказали — пара особенно бестактных типов даже попытались его лично спросить, в чем именно он провинился. Андриянов ловко ушёл от ответа, хотя симпатии ему с их стороны это не добавило — сам он тем временем раз за разом прикидывал различные варианты, как можно было бы выкрутиться из всей этой крайне непростой ситуации, что сложилась, но пока что так ничего и не придумал. Мелькнула было идея каким-то образом попробовать договориться с парторгом, которому поручили с ним разобраться на партсобрании, но, подумав как следует, он от этой идеи отказался — одно дело подкупать его подарками после зарубежных командировок в расчёте на хорошие отношения в будущем — другое дело, когда тому поручено разобраться с ним.

Андриянов был уверен, что парторг, дорожа своим местом, ничего у него больше точно не возьмёт, и, более того, в такой ситуации может потом ещё и сказать на партсобрании. Ему в укор, что он пытался его подкупить — у него и так паршивая ситуация, нечего её еще усугублять дополнительно. Идя по коридору, он настолько углубился в свои невесёлые размышления, что аж вздрогнул, когда наткнулся на вышедшего из-за угла парторга.