На радио меня очень ждали, Латышева чуть ли не приплясывала около вахтёра. Неужто они серьёзно думали, что если я сам зайду в здание, то заблужусь и не попаду к ним на студию? Хотя ладно, если уж решила лично меня отвести, то пусть уже ведёт.
Николаев тоже выглядел взъерошенным и взбудораженным. Складывалось впечатление, что им с самого верху пинка дал никто иной, как лично Брежнев. Хотя нет, конечно, это крайне маловероятно. Может, у Брежнева есть какой-то помощник по идеологической работе, который этим озаботился? Или это Суслов им лично позвонил?
Есть, короче, серьёзные фигуры наверху, одно слово со стороны которых всех здесь перепугать может до смерти. А Николаева и Латышеву так взбодрил, конечно же, их собственный начальник, которому дали такое срочное и важное поручение…
Николаев во время записи вёл себя необычно – раз шесть или семь какие-то ремарки свои делал. При этом, старательно зачитывая их с листа. Непохоже на его обычное поведение…
Похоже, эти тезисы ему тоже с самого верху прислали, велев озвучить во время передачи.
Я достаточно легко подстраивался под эти цитаты, тем более какими-то тупыми они не были, всё в них, в принципе, по поводу Альенде было сказано по делу. Да я и сам Альенде уважал – хватило мужества и лично сражаться с мятежниками, и застрелиться, чтобы не попасть в плен – есть причины его уважать. Саддам Хуссейн или Муаммар Каддафи, погибни они также в свое время, могли оставить в истории совсем другое о себе впечатление… А так – одного поймали и повесили, второго запытали до смерти…
Ну и, в принципе, к чему мне протестовать, если гораздо меньше пришлось говорить, чем обычно во время записи? Из-за этих обильных цитат от Николаева гонорар тот же самый, а работать мне лично пришлось меньше.
Закончили передачу, вышли в коридор. И тут на меня радостно набросился ещё и давно не попадавшийся на моем пути Семен Ильич Юдин, с которым мы с первого раза не сошлись, когда я на радио только пришёл работать, но на второй все же поладили. Собственно, я с тех пор с ним нигде и не пересекался, не было такой необходимости. Тоже, как и все его сотрудники, весь такой взъерошенный…
Судя по тому, как радостно он тряс мне руку, проблемы бы были именно у него очень серьёзные, если бы мы эту передачу сейчас так быстро не записали. Ну, и я так понял по суете вокруг, что они её прямо сейчас в эфир сразу и выдадут...
***
Москва, квартира Кожемякина
Вчера, вернувшись из ресторана, Артём ещё раз оценил все те варианты, что они проработали с полковником КГБ Губиным.
Для того, чтобы он мог как следует с Ивлевым подружиться, решил он начать, как и советовал полковник, – с награды от ЦК ВЛКСМ, которую вручит ему лично. Разве может быть лучший повод для знакомства с человеком, чем принести ему добрые вести?
Тем более, как выяснилось, когда они подробно рассмотрели биографию Ивлева, награждать его действительно было за что. Одна идея «Бессмертного полка» чего стоит, хотя и поисковые отряды тоже более чем заслуживают внимания.
Про поисковые отряды, кстати, он и сам слышал, просто понятия не имел, кто их предложил. Инициативу широко обсуждали в ВЛКСМ, так что даже удивительно, что до сих пор никто так и не сообразил, что нужно бы наградить молодого человека за такие важные и полезные с идеологической точки зрения инициативы!
Полковник просил особенно не затягивать со знакомством с Ивлевым, сказав, что информация о нём нужна в комитете как воздух. И Артём вовсе не собирался игнорировать пожелания полковника. Всё же он делает очень важное и полезное для страны дело.
Недавний просмотр летом «17 мгновений весны» ещё больше укрепил его в этой точке зрения. Какая всё же романтическая профессия – быть офицером КГБ! И как жаль, что проблемы со здоровьем не дают ему пойти по этой стезе. Ну хоть так поможет, чем сможет.
Так что этим утром, пользуясь своими полномочиями, он энергично приступил к действиям. Обзвонил ключевых людей в Секретариате ЦК ВЛКСМ, и каждому изложил, что именно совершил Ивлев к своим восемнадцати годам. Помимо этого, намекнул, придумав это сам, что в определённых партийных кругах зреет недовольство, что такого продуктивного комсомольца никак не желает замечать прямо у себя под носом ЦК ВЛКСМ, и что надо бы срочно эту ситуацию исправить. Подстраховаться на случай, если терпение серьезных товарищей лопнет. Учитывая, что они вообще терпением особым не отличаются…
Он знал, кому это говорить. Функционеры в ЦК ВЛКСМ всегда славились своей осторожностью и стремлением в случае чего всегда подстраховаться. Слишком безрассудные и склонные к резким движениям здесь долго не выживали, вылетали из ЦК, как пробка из бутылки с шампанским.
Так что, как Артём и рассчитывал, его предложение было принято не то что с интересом, а даже с большой благосклонностью. Он, с точки зрения тех, кому звонил, выручал их, помогая подстраховаться от возможных проблем с вышестоящими партийными чиновниками.
Так что к 15.00 было готово решение о награждении Павла Ивлева значком ЦК ВЛКСМ «За активную работу в комсомоле».
Сразу после того, как его об этом проинформировали, Артем набрал комсорга МГУ Гусева и сообщил, что хочет на ближайшем комсомольском собрании вручить Павлу Ивлеву награду от ЦК ВЛКСМ.
Тот, правда, начал ему говорить о том, что Ивлев уже кандидат в члены Коммунистической партии, и посещает теперь только партийные собрания. Но Артёма эта мелочь никак не могла остановить. Он напомнил комсоргу, что кандидат всё же ещё не член Коммунистической партии, по-прежнему комсомолец. Поэтому попросил организовать оперативно комсомольское собрание и согласовать с ним, чтобы он мог прийти и вручить награду Ивлеву.
Впрочем, насколько он понял, Гусев особенно не возражал, просто сам пытался понять грани компетенций в отношении кандидата в члены партии.
Конечно, Артём мог вручить награду и на партийном собрании МГУ, как изначально предлагал Гусев, но туда ему идти не хотелось. Это не его епархия. Там будут сидеть серьёзные люди: декан, замдеканы, профессора, люди со связями, на фоне которых он сам, такой молодой и со своей должностью в ЦК ВЛКСМ может не очень-то и смотреться.
А вот комсомольское собрание – просто идеально. Он там однозначно будет самым серьёзным человеком, и Ивлев, несомненно, это оценит.
***
Москва, квартира Ивлевых
Вернулся домой, и только с няней поздоровался, как раздался телефонный звонок
– Как почуяли, что вы пришли, – улыбнулась Валентина Никаноровна. – никто не звонил, пока вас не было.
Поднял трубку. Оказалось, что потревожил меня Гусев.
– Павел, – сказал он, – завтра тебе нужно быть в 14:00 на комсомольском собрании по поводу вручения тебе награды. Сможешь, надеюсь? Очень надо, чтобы ты был!
Ага, похоже, вот и та грамота от Межуева, про которую он говорил, подоспела. Правда, он говорил что-то про партсобрание, на котором будут вручать. Ну какая мне, в принципе, разница? Партсобрание или комсомольское собрание? Грамота-то та же самая.
– Да, конечно, я, в принципе, уже и сам ждал этого звонка.
– А так ты в курсе про эту награду? – явно обрадовался Гусев. – Тем легче. И сразу после собрания не убегай. Мне с тобой ещё по одному вопросу нужно будет переговорить.
Подтвердил, что не буду убегать, повесил трубку и нахмурился. Когда тебе комсорг МГУ говорит, что он хочет с тобой по какому-то вопросу переговорить, явно речь идёт о том, чтобы спихнуть на меня какую-то новую работу. Эх, беда просто.
Единственное, что хорошо, что вчера мне Ганина дала два огромных мешка с письмами, что пришли к ним в «Труд» после моих публикаций, еле их до багажника дотащил… Так что удачно вышло, что завтра я эти письма сбуду Гусеву для его группы комсомолок. Пусть работают, перебирают, мало ли что-то ещё интересное найдут для очередного рейда по линии Верховного Совета.
Главное – не забыть их из багажника достать, когда к Гусеву пойду перед собранием. А то они у меня места в багажнике занимают много.
Конечно, по уму надо было сегодня на радио спросить про письма, которые наверняка им шлют в мой адрес, явно они про них временно забыли. Завтра и завёз бы все мешки – и с радио, и из газеты. Да и позабыл бы надолго уже об этом…
Поработал часик в тишине, и новый звонок. Сразу узнал голос парторга МГУ – как-то он по-особому тянет, когда говорит: «Павел Тарасович, здравствуйте».
– Здравствуйте, Анатолий Николаевич! – ответил я ему.
– Павел, в четверг у нас партийное собрание, тебе быть нужно обязательно.
– А во сколько? Уточните, пожалуйста, а то у меня в четыре часа, как обычно по четвергам, лекция по линии «Знания».
– В четырнадцать часов, так что успеешь. Тем более твой вопрос рассмотрим одним из первых, да что там, скорее всего, самым первым. Нельзя же заставлять важного человека ждать, пока мы будем нашей ерундой заниматься.
Сказано это было так, что я понял: от меня ждут проявления любопытства. Ну ладно, проявлю, с меня не убудет.
– У нас какой-то внешний гость будет присутствовать, правильно я понимаю?
– Да, совершенно верно. Из Комитета партийного контроля. Ты же, наверное, и сам догадываешься, по какому поводу он нас посетит.
И вот тут я конкретно завис. Если Фадеев говорит, что грамотой от КПК меня будут награждать в четверг, то что же означал звонок от Гусева? Они там что, между собой всё перепутали, что ли?
Решил уточнить у парторга:
– Скажите, а разве эту грамоту будут вручать не в среду? На комсомольском собрании?
– Про комсомольское собрание ничего не знаю, – ответил он. – Но у нас договорённости все точно в силе будут. Сам понимаешь, с людьми из КПК никто шутить не будет, как и они с нами тоже. Они вообще не любители шутить. Так что ни в коем случае не опаздывай. Надень свой самый лучший костюм, галстук, чтобы выглядел соответственно. Чтобы нам не стыдно за тебя было перед представителем КПК.
– Обещаю соответствовать.