Фулгони кивнул:
– Ему меня рекомендовали.
– Кто?
– По правде сказать, мой отец.
– И как так получилось?
Фулгони бросил на меня предостерегающий взгляд, который означал, что я вторгаюсь на территорию, которую он считал запрещенной. В моем же взгляде явно читалось: «Ты сейчас под присягой. Ты в моей власти». Мне нужно было подтолкнуть его к ответу.
– Пожалуйста, расскажите присяжным, как получилось, что ваш отец рекомендовал Мойе обратиться к вам?
– Ну, мой отец заключен в ту же федеральную тюрьму, где сидит Гектор. Они друг друга знают, и отец послал его ко мне.
– Итак, вы, молодой неопытный юрист, подали ходатайство о выдаче постановления «хабеас корпус» в надежде аннулировать пожизненный срок мистера Мойи. Все правильно?
– Да.
– Потому что огнестрельное оружие, которое позволило вынести такой приговор, было ему подброшено.
– Да.
– И вы считали, что его подбросила Глория Дейтон, верно?
– Верно.
– Основываясь на рассказе Трины Рафферти.
– Верно.
– А перед тем как подавать ходатайство, вы изучали протоколы судебного заседания над мистером Мойей в 2006 году?
– Большую часть.
– А вы ознакомились с протоколом заседания, когда заслушивался приговор и судья вынес пожизненное заключение?
– Да, ознакомился.
Я попросил у судьи разрешение подойти к свидетелю с документом, который я зарегистрировал как второе вещественное доказательство. Это был протокол вынесения приговора Гектору Мойе от 4 ноября 2006 года. Судья дала добро, и я вручил документ Фулгони. Я уже открыл его на нужной странице и подчеркнул материал, который следовало зачитать присяжным.
– Что у вас в руках, мистер Фулгони?
– Протокол заседания, когда слушалось вынесение приговора в федеральном суде. Это пояснения судьи.
– Вы читали этот документ, когда готовились подавать ходатайство от лица мистера Мойи?
– Да.
– Ясно. Как звали судью?
– Почетный судья Лиза Басс.
– Не могли бы вы зачитать присяжным несколько фраз судьи Басс, которые я подчеркнул на этой странице?
Фулгони наклонился и стал читать вслух:
– Мистер Мойа, вы вели жизнь, полную преступлений, и достигли вершины в кровавом картеле Синалоа. Вы безжалостны и жестоки, в вас не осталось ничего человеческого. Вы сеете смерть. Вы и есть сама смерть. И мне несказанно повезло, что я могу сегодня вынести этот приговор и посадить вас в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Жаль, что нельзя сделать больше. Честно говоря, искренне сожалею, что к вам неприменима смертная казнь.
Здесь Фулгони остановился. Он не дочитал комментарии судьи до конца, но я рассудил, что присяжным хватит и этого.
– Хорошо. Итак, вы читали протокол вынесения приговора в прошлом году, пока готовили ходатайство от лица мистера Мойи. Верно?
– Да.
– Таким образом, готовя повестку Глории Дейтон, вы знали, что стоит за плечами мистера Мойи. Я прав?
– Да.
– Мистер Фулгони, а вам, как молодому неопытному адвокату, не приходило в голову, что вызывать Глорию Дейтон для дачи письменных показаний под присягой, когда вы, несомненно, спросили бы ее насчет того, подбрасывала ли она пистолет в номер Мойи, может быть опасно?
– Почему опасно?
– Мистер Фулгони, позвольте мне задавать вопросы. В настоящем суде так принято.
Со стороны присяжных раздались еле слышные смешки; я сделал вид, что ничего не заметил.
– Мистер Фулгони, неужели вы не осознавали, что, выписав повестку и указав в ней имя Глории Дейтон как человека, который подбросил пистолет в номер Мойи, вы подвергли ее огромной опасности?
– Именно поэтому я все засекретил. Информация не подлежала публичной огласке. Никто не знал.
– А ваш клиент? Он знал?
– Я ему ничего не говорил.
– Может, ему сказал ваш отец, который содержится в той же тюрьме?
– А какая разница? Он бы не стал ее убивать.
– Кто не стал бы?
– Гектор Мойа.
– Мистер Фулгони, вы должны отвечать на вопросы, которые задаю я. И так, чтобы не возникло недоразумений. Вы говорили или не говорили своему отцу, что опознали в Глории Дейтон женщину, которая, как вы считали, подбросила пистолет в номер Мойи?
– Да, отцу я сказал.
– А вы спрашивали его, не рассказывал ли он об этом мистеру Мойе?
– Да, спрашивал. Но это не имеет значения. Она была для Мойи билетом на волю. Он не стал бы ее убивать.
Я кивнул и, перед тем как продолжить, снова взглянул на свои записи.
– Тогда зачем вы спрашивали у своего отца, не говорил ли он ее имя мистеру Мойе?
– Потому что на первых порах я считал, что его могла подтолкнуть месть.
– А сейчас вы так не считаете?
– Нет. Чтобы выиграть ходатайство, Дейтон была ему нужна. Живой.
Я надеялся, что вариант развития событий, который я только что рассмотрел, был для присяжных очевидным. Пока я подсовывал идею незаметно. Хотел, чтобы они сами все поняли, а я в дальнейшем подкреплю догадки показаниями. Людям нравится доходить до всего своим умом.
Я бросил взгляд на скамью присяжных, на Мэллори Гледуэлл, и увидел, что она пишет что-то в блокноте. Лидер, на которого я рассчитывал, уловил эту тонкую грань. Я снова посмотрел на Фулгони. Отличный момент. Сейчас бы и закончить допрос. Но Фулгони сидел на свидетельской трибуне и находился под присягой. И я решил не упускать шанса и довести до сознания присяжных основную версию защиты.
– Мистер Фулгони, я хочу установить точное время подачи вашего ходатайства в отношении Гектора Мойи. Вы подали иск и выписали повестку Глории Дейтон в начале ноября. Я прав?
– Да.
– А ее убили в ночь с одиннадцатого на двенадцатое. Верно?
– Точная дата мне неизвестна.
– Зато известна мне. Утром двенадцатого ноября Глория была мертва. И в следующие пять месяцев ничего по делу не происходило. Так?
– Повторяю, точная дата мне неизвестна. Возможно, что так.
– А почему вы ждали апреля этого года, чтобы продолжить работать по делу и вручить повестку агенту УБН Джеймсу Марко и еще некоторым людям? Что спровоцировало такую задержку, мистер Фулгони?
Фулгони покачал головой, словно не знал ответа.
– Я просто… просто вырабатывал план. Понимаете, иногда судебный процесс затягивается.
– Или вы внезапно осознали, что если Гектору Мойе Глория Дейтон нужна была живой, то, возможно, существует кто-то еще, кому была выгодна ее смерть?
– Нет, не думаю, что…
– А вы не боялись, мистер Фулгони, что своим ходатайством открыли клетку с тиграми и сами можете оказаться под угрозой?
– Нет, не боялся.
– И никто из правоохранительных органов вам не угрожал, не просил затянуть или вообще прикрыть дело Мойи?
– Нет, никогда.
– А как отреагировал в апреле на повестку агент Марко?
– Точно не знаю. Я там не присутствовал.
– А он вообще исполнил предписание явиться? Он давал вам письменные показания?
– Пока нет.
– Может, он лично вам угрожал, если вы и дальше будете заниматься ходатайством?..
– Нет, не угрожал.
Пора. Я поднял голову на судью и сообщил, что у меня больше вопросов нет.
32
Форсайт продержал Фулгони на трибуне целых полтора часа. Полтора часа жесткого перекрестного допроса. И если я временами делал так, что молодой адвокат казался глупым, то обвинитель заставил его выглядеть полным идиотом.
Я использовал юного Фулгони, чтобы занести в протокол несколько ключевых моментов. Форсайту оставалось надеяться лишь на то, что, подорвав доверие к свидетелю, удастся подорвать доверие к его словам. Он должен был обернуть все так, чтобы присяжные полностью списали со счетов показания Фулгони.
К концу этих полутора часов Форсайт почти приблизился к завершению своей задачи. Фулгони вымотался. Одежда казалась помятой, поза – скукоженной, и отвечал на вопросы он односложно, соглашаясь почти со всем, что обвинитель предлагал в форме вопроса. Стокгольмский синдром во всей красе: мальчик пытался угодить своему захватчику.
Я старался вмешиваться и помогал где можно, протестуя. Но Форсайт искусно гнул свою линию, и один за другим мои протесты отклоняли. Наконец в четыре пятнадцать все закончилось. Фулгони отпустили, и он покинул свидетельскую трибуну с видом человека, который, несмотря на свою профессию, по доброй воле в зал суда больше ни ногой. Сделав шаг назад к ограждению, я шепотом попросил Сиско, сидящего в первом ряду, сходить и проверить, чтобы молодой Слай не ушел. Мне еще нужно было с ним поговорить.
Судья распустила присяжных по домам и отложила суд на день. Затем пригласила меня и Форсайта в свой кабинет, чтобы составить вызов в суд, который, мы надеялись, помог бы доставить Джеймса Марко. Я сказал Лорне, что это ненадолго, и попросил ее спуститься и вывести машину с подземной стоянки, где она оставляла ее по утрам.
Форсайта я догнал уже в коридоре, который вел из зала суда в кабинет судьи.
– Прекрасно уделал свидетеля, – сказал я. – По крайней мере, теперь у Фулгони есть опыт в суде.
Форсайт, развернувшись, подождал меня.
– Я? Это ты начал. А он, между прочим, твой свидетель.
– Принес жертву богам вины. Без этого никак.
– Уж не знаю, что ты надеешься получить, эксплуатируя версию с Мойей, но, Майк, это не прокатит.
– Посмотрим.
– А что делать с именами в новом списке? У меня, между прочим, дети. Хотелось бы провести вечер с ними.
– Так отдай все Лэнкфорду. У него времени – вагон. Своих-то детей, подозреваю, он съел.
Когда мы входили в комнату, Форсайт смеялся. Судья уже сидела за столом, повернувшись к стоящему сбоку компьютеру.
– Джентльмены, давайте поскорее покончим с этим и успеем домой до пробок.
Через пятнадцать минут я уже шел через зал суда. Лего выписала вызов, который на следующее утро доставят в офис УБН. УБН предписывалось объяснить причину, почему агент Джеймс Марко не сможет явиться в суд к десяти утра в среду. Итак, либо Марко, либо адвокату УБН придется прийти. В противном случае судья Лего выпишет судебный ордер на арест Марко, и все станет намного интереснее.