В сельской местности ряжение пытались превратить едва ли не в образец антикультурного поведения «По домам теперь отложено ряжеными ходить <…> Сейчас считается это серость, некультурно». «В Усть-Цильме стали машкарованных разгонять, считали за хулиганство» [Ивлева 1994: 9].
Если в городах борьба против «старых праздников» велась с начала 1920-х годов, то до деревень она докатилась гораздо позже. С 1924 г. стали издаваться журналы ГПП «Изба-читальня», а вскоре и «Деревенский театр», определившие своей задачей «поднятие культурного уровня деревни посредством наглядных живых образов», т. е. советами, сценариями, текстами, инсценировками; журналы «Город и деревня», «Красная деревня», «Журнал крестьянской молодежи» также стремились перевоспитать крестьян на новый лад [Коротаев 1998: 101]. Помимо праздничных сценариев журналы предлагали инсценировки «комсомольских свадеб», «красных крестин» – «звездин», «октябрин». Претворяли в жизнь эти сценарии местные политпросветчики. В Архангельской вол. Онежского у. крестины стали заменяться «звездинами» [ГААО 5932/6: 2].
«Хулиганские гулянки» деревенской молодежи пытались заменить «красными гулянками», стремясь вложить в них политическое содержание [ГААО. 4687: 8]. Активными «проводниками» всего нового старались сделать, конечно же, молодежь. По воспоминаниям Ивана Петровича Попова, бывшего в 1919 году секретарем Устьпа-денгского сельсовета, а в 1924–1927 гг. председателем волостного исполкома: «…молодежи было много, веселая, голодная до всего нового, с ней мы и начали работать. Мы заменили хулиганские частушки хоровыми песнями Демьяна Бедного, «Комаринской», «Как родная меня мать провожала», на злобу дня «Ай да ребята, ай да комсомольцы» и др.» [ГААО.43: 9-10].
Вместе с тем многие святочные посиделки Ленского района, входившего в 1927 году в Северо-Двинскую губернию, сохраняли свои традиционные черты. Они проходили с пением и играми и лишь начинались с лекции или беседы на политические темы.
Мало-помалу верующих убавлялось. Старания комсомольцев, журналы, пьесы делали свое дело. А потом «пасху под гору бросали», так в с. Азаполье называли запрет священнослужителю на проведение служб в храме, ходить по деревне в праздники, поздравлять селян и «дань собирать» [Север 1978: 3].
Активисты в целях пропаганды и агитации старались использовать и народные праздничные гулянья. До конца 1920-х годов на деревенских игрищах сохранялся следующий обычай: девушки, здороваясь поклонами с парнями, приглашали на гулянья сначала юношей побогаче. Комсомольцы этот обычай отвергли. «И пошли в селе новые обычаи». Перед праздниками собиралась молодежь на спевки, а в праздники – на демонстрации, где пели: «Интернационал», «Варшавянку», «Смело товарищи в ногу» [Север 1978: 4].
В с. Азаполье Мезенского у., комсомольская ячейка появилась в начале 1920-х годов. Сельские комсомольцы, по словам первого азапольского комсомольца И. Н. Борисова, главной своей задачей в то время считали антирелигиозную пропаганду и постоянно собирались в избе-читальне, для совместных «читок» и обсуждений журнала «Безбожник». «…Потом расклеивали листовки на церкви на видном месте, ой и подняли верующие шум. Комсомольцы взбучку от родителей получили» [Север 1978: 3]. Затем организовали в селе театральный кружок и сообща купили граммофон. Азапольцам нравилось показывать свои театральные постановки землякам. Пьесы в основном были антирелигиозного и сатирического характера.
В с. Дорогорском Мезенского у. после революции дом купца Ружникова перешел в собственность народа. «Народный дом» – так называли первый очаг культуры на селе. Вокруг него сразу начала организовываться молодежь. Девушки-активистки, самые красивые и умные, на которых больше всего заглядывались женихи, вступали на путь борьбы за новую советскую жизнь. Появился первый драмкружок [АДДК: 8].
Постепенно руководство страны разочаровывалось в вяло текущей и казенно проводимой переделке народных праздников и стало переходить к более жесткой политике, отдавая предпочтение запретительным мерам. С середины 1920-х гг. власти стали убеждать народ отказываться от традиционных празднеств. Крестьяне, уступая натиску властей, вынуждены были принимать решения об упразднении, главным образом, своих местных праздников. В 1926 г. подобное решение приняли жители Шенкурского уезда: в д. Зенкинской отказались от празднования Рождества и Петрова дня; в Лососевской – от дня Ивана Богослова и Петрова дня [ГААО. 428: 82]. Отказывались от своих праздников крестьяне и в других деревнях Архангельского края. Эта кампания в 1927–1929 годах стала непрерывной и усиливающейся по всей стране. В 1927 году, по официальным данным, от религиозных праздников отказались крестьяне 113 архангельских деревень, а в 1928 г. – крестьяне 341-ой деревни [Коротаев 1998: 107].
На рубеже 1920–1930-х гг., несмотря на усиливающуюся антирелигиозную пропаганду, в быту продолжали мирно существовать как новые революционные праздники, так и старые – календарные. «Обязательно отмечали Паску, все летние праздники Иваньски дни, Петровки. Да и 1 мая очень хорошо отмечали, 8 марта – женский день тоже отмечали, 23 февраля. Все советские праздники с таким весельем отмечали. На демонстрацию ходили с флагами красными» [ПМА 1].
Это же время стало годами массового закрытия храмов и приходов. В Архангельской губернии этот процесс стал интенсивным в 1928 году, а первая его волна прошла еще в 1918–1922 годах. В 1929 г. закрыли Архангельский Троицкий кафедральный собор. В Сурской волости каменный собор Иоанна-Богословскго женского монастыря был использован под кинотеатр, колокольня стала пожарной каланчой, часовня в деревне Лавела – разобрана на дрова [Михайлов 1995: 203].
В сознании крестьян доминировали религиозно-нравственные нормы поведения и такое тяжелейшее преступление, как разрушение храма, естественно вызывало непонимание и негодование. По народному мнению, содеянное обязательно навлекало на разрушителей кару Божью, «за такой грех Бог долгой жизни не даст» [ПМА 2]. По воспоминаниям жителей д. Ваймуша Пинежского р-на, «колокольню и церковь в Ваймуше разобрали, когда, партийцы пошли, все разворотили. Да, сначала крест снимали, потом колокола сняли, а потом и всю разобрали. Иконы это ясно, что растащили. А партийцам потом худо было. Все и умерли. Народ говорит, умерли» [ПМА 3].
В городах создавались Дома культуры, клубы, по деревням и селам – избы-читальни. Формировалась среда, посредники, с помощью которых распространялась новая праздничная культура. Вводилась жесткая практика контроля и отчетов по проводимым мероприятиям, показателен отчет ДК в г. Шенкурске за 1938 год: «Работало 3 кружка – драмкружок, духовой, кружок по изучению положения о выборах в Верховный совет. Поставлено 10 спектаклей и постановок, прочитано 3 лекции – “История народов СССР”, “Остро заразные болезни и борьба с ними”, 4 доклада, присутствовало 1188 человек. Организовано 14 вечеров самодеятельности и танцы. Создана культбригада из 8 человек» [ГААО 5840/ 15: 27].
Вышестоящими инстанциями давались указания: «В избах-читальнях и красных уголках проводить читку газет и журналов с разъяснением выступлений тов. Сталина. Проводить вечера вопросов и ответов, вывешивать соответствующие лозунги, рекомендуемые списки литературы. На время сельскохозяйственных работ перенести работу политпросветучереждений в поле, на тока, гумно» [ГААО 5840/16: 40]. Кроме того, было указано проводить одни праздники и запрещать другие. В апреле 1938 г. было рекомендовано отмечать следующие даты. «Приезд В. И. Ленина в Петроград, день рождения В.И. Ленина, “Апрельские тезисы”; Ленский расстрел рабочих; День рождения А. Н. Островского, Эрнста Тельмана;
День смерти Владимира Маяковского, Годовщина битвы на Чудском озере; 375 лет со дня рождения В. Шекспира. Все эти события необходимо отмечать проведением бесед, лекций, громких читок, литературных вечеров, вечеров художественной самодеятельности, организацией выставок. Усилить антирелигиозную пропаганду, учитывая, что 9 апреля с.г. религиозники отмечают Пасху. Провести соответствующие беседы и лекции» [ГААО 5840/16: 51].
В период массовых политических процессов в СССР подвергались репрессиям и работники культуры Архангельской области [ГААО 5840/15: 51].
С середины 1930-х годов повсеместно стал внедряться в быт и праздник новогодней елки, символом которого наряду с Дедом Морозом и Снегурочкой становится нарядно украшенная советской символикой новогодняя елка, вычеркнутая ранее из календаря как пережиток прошлого, поскольку до революции елка была атрибутом Рождества. Лишь спустя 11 лет она обрела новую жизнь.
28 декабря 1935 года газета «Правда» опубликовала статью секретаря ЦК Коммунистической партии Украины П. П. Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!». Автор писал: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали на Новый год своим детям елку <…> Комсомольцы, пионеры, работники должны под Новый год устроить коллективные елки для детей. В школах, детских домах, во дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах – везде должна быть детская елка. Не может быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило накануне Нового года елку для своих ребятишек <…>» [Руднев 1979: 19] Уже в январе 1936 г. во многих детских садах, школах, домах пионеров, рабочих и армейских клубах проводились новогодние елки [Наши праздники 1977: 149]. Советский календарь обогатился новым праздником, истоки которого лежали в огромнейшей народной популярности рождественской елки.
За 30 лет советской власти в Архангельской области было построено 29 домов культуры, 34 сельских клуба, 498 изб-читален, 144 библиотеки, 11 музеев. При этом всего 11 % избачей имело среднее образование [ГААО 5790: 83].
К концу 1930-х годов можно говорить о появлении советской праздничной культуры в ее новой обрядовой форме. Новые советские праздники, созданные в период строительства социализма, особенно: годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, Первое мая – День международной солидарности трудящихся, Международный женский день, День Советской Армии и Флота, Дни Военно-морского и Воздушного флота СССР стали основой для дальнейшего развития советских праздничных традиций.