очих, т.е. вели борьбу против помощи безработным, то мы имели бы организацию скэбов, а не профессиональный союз43. Между тем Грин и Компания, чтоб не оторваться от своей базы, вынуждены, в известных пределах, руководить борьбой рабочих за увеличение их доли или, по крайней мере, против уменьшения их доли в национальном доходе. Этого объективного признака достаточно, чтоб мы во всех важных случаях могли провести разграничительную черту между самым реакционным союзом и организацией скэбов. Мы обязаны тем самым не только вести работу в АФТ, но и защищать ее от скэбов, ку-клукс-клана и прочее.
Функция Сталина, как и функция Грина, имеет двойственный характер. Сталин служит бюрократии и тем самым мировой буржуазии: но он не может служить бюрократии, не охраняя того социального фундамента, который бюрократия эксплуатирует в своих интересах. Постольку Сталин защищает национализованную собственность от империализма и от слишком нетерпеливых и жадных слоев самой бюрократии. Эту защиту он осуществляет, однако, такими методами, которые подготовляют общее крушение советского общества. Именно поэтому сталинскую клику надо свергнуть. Но свергнуть ее должен революционный пролетариат. Передоверять эту работу империалистам он не может. Против империализма пролетариат защищает СССР, несмотря на Сталина.
Историческое развитие приучило нас к самым различным профессиональным союзам: боевым, реформистским, революционным, реакционным, либеральным и католическим. Иначе обстоит дело с рабочим государством. Такой опыт мы видим в первый раз. Отсюда склонность подходить к СССР исключительно под углом зрения норм революционной программы. Между тем рабочее государство есть объективный исторический факт, который подвергается воздействию различных исторических сил и может, как видим, прийти в полное противоречие с «традиционными» нормами.
Товарищи Б. и К. совершенно правильно говорят, что Сталин и Компания служат своей политикой международной буржуазии. Но эту правильную мысль нужно вставить в определенные условия времени и места. Гитлер тоже служит буржуазии. Однако между функциями Сталина и Гитлера есть разница. Гитлер защищает буржуазные формы собственности. Сталин приспособляет интересы бюрократии к пролетарским формам собственности. Тот же Сталин в Испании, т.е. на почве буржуазного режима, выполняет функцию Гитлера (по политическим методам они вообще мало отличаются друг от друга). Сопоставление различных социальных ролей одного и того же Сталина в СССР и в Испании одинаково хорошо показывает и то, что бюрократия является не самостоятельным классом, а орудием классов; и то, что нельзя социальную природу государства определять добродетелью или подлостью бюрократии.
Утверждение, что бюрократия рабочего государства имеет буржуазный характер, должно показаться не только непонятным, но и прямо бессмысленным людям формального склада мысли. Однако химически чистых типов государства не существовало и не существует вообще. Полуфеодальная прусская монархия выполняла важнейшие политические задачи буржуазии, но выполняла их по-своему, т.е. в феодальном, а не в якобинском стиле. В Японии мы наблюдаем и сегодня еще аналогичное соотношение между буржуазным характером государства и полуфеодальным характером правящей касты. Все это не мешает тому, что мы достаточно хорошо различаем между феодальным и буржуазным обществом. Можно возразить, правда, что сотрудничество феодальных и буржуазных сил осуществимо неизмеримо легче, чем сотрудничество буржуазных и пролетарских сил, ибо в первом случае дело идет о двух формах классовой эксплуатации. Это совершенно верно. Но рабочее государство не создает в один день нового общества. Маркс писал, что в рабочем государстве сохраняются еще в первый период буржуазные нормы распределения (см. об этом «Преданная Революция», глава «Социализм и государство».) Надо хорошо и до конца продумать эту мысль. Само рабочее государство как государство нужно именно потому, что еще остаются в силе буржуазные нормы распределения. Бюрократия является органом этого распределения. Это значит: даже самая революционная бюрократия является, в известной степени, буржуазным органом в рабочем государстве. Разумеется, решающее значение имеют степень этой буржуазности и общая тенденция развития. Если рабочее государство разбюрокрачивается и постепенно сходит на нет, значит, развитие идет в сторону социализма. Наоборот, если бюрократия становится все более могущественной, властной, привилегированной и консервативной, значит, в рабочем государстве буржуазные тенденции растут за счет социалистических; другими словами, то внутреннее противоречие, которое в известной степени заложено в рабочем государстве с первых дней его возникновения, не уменьшается, как требует «норма», а возрастает. До тех пор, однако, пока это противоречие не перешло из области распределения в область производства и не взорвало национализованной собственности и планового хозяйства, государство остается рабочим.
Ленин говорил еще 15 лет тому назад: «Наше государство рабочее, но с бюрократическим извращением». Бюрократическое извращение представляло в тот период прямое наследие буржуазного режима и в этом смысле казалось простым пережитком. Под влиянием неблагоприятных исторических условий бюрократический «пережиток» получил, однако, новые источники питания и стал огромным историческим фактором. Именно поэтому мы говорим ныне о перерождении рабочего государства. Это перерождение, как показывает нынешняя вакханалия бонапартистского террора, приблизилось к критическому пункту. То, что было лишь «бюрократическим извращением», готовится ныне пожрать рабочее государство без остатка и на развалинах национализованной собственности выделить новый имущий класс. Такая возможность чрезвычайно приблизилась. Но это все же только возможность, и мы не собираемся заранее склоняться перед нею.
СССР как рабочее государство не отвечает «традиционной» норме. Это еще не значит, что оно – не рабочее государство. Но это не значит также, что норма оказалась ложной. «Норма» рассчитана на полную победу международной пролетарской революции. СССР есть только частичное и изуродованное выражение рабочего государства, отсталого и изолированного.
«Чисто» – нормативное, идеалистическое, ультиматистское мышление хочет строить мир по своему образу и просто отворачиваться от явлений, которые ему не нравятся. Голыми идеальными нормами руководствуются сектанты, т.е. люди, которые являются революционерами только в собственном воображении. Они говорят: эти профессиональные союзы нам не нравятся, мы в них не входим; это рабочее государство нам не нравится, мы его не защищаем. Они каждый раз обещают начать историю сначала. Они, видите ли, построят идеальное рабочее государство, когда господь бог даст им в руки идеальную партию и идеальные профессиональные союзы. А до того счастливого момента они как можно больше надуют губы против действительности. Сильно надутые губы и есть высшее выражение сектантской «революционности».
Чисто «историческое» мышление, реформистское, меньшевистское, пассивное, консервативное, занимается тем, что оправдывает, по выражению Маркса, сегодняшнее свинство вчерашним свинством. Представители этого типа входят в массовые организации, чтобы растворяться в них. Презренные «друзья» СССР приспособляются к подлостям бюрократии, ссылаясь на исторические условия.
В противоположность этим обоим типам диалектическое мышление – марксистское, большевистское – берет явления в их объективном развитии и в то же время находит во внутренних противоречиях этого развития опору для осуществления своих «норм». Нельзя, разумеется, забывать при этом, что программные нормы только в том случае могут рассчитывать на осуществление, если являются обобщенным выражением прогрессивных тенденций самого объективного процесса.
Программное определение профессионального союза будет звучать приблизительно так: организация рабочих одной профессии или индустрии с целью 1) борьбы против капитала за улучшение положения трудящихся; 2) участия в революционной борьбе за низвержение буржуазии; 3) участия в организации хозяйства на социалистических началах. Если мы это «нормативное» определение сопоставим с реальной действительностью, то мы окажемся вынуждены сказать: на свете не существует ни одного профессионального союза. Но такое противопоставление нормы и факта, т.е. обобщенного выражения развития и частного проявления того же развития – такое формальное, ультиматистское, недиалектическое противопоставление программы и действительности совершенно безжизненно и не открывает никаких путей для вмешательства революционной партии. Между тем нынешние оппортунистические профессиональные союзы под влиянием капиталистического распада могут, а при условии нашей правильной политики внутри союзов должны, приблизиться к нашим программным нормам и сыграть прогрессивную историческую роль. Это предполагает, разумеется, полную смену руководства. Нужно, чтобы рабочие Соединенных Штатов, Англии, Франции сумели прогнать Грина, Ситрина, Жуо и Компанию. Нужно, чтобы рабочие СССР сумели прогнать Сталина и Компанию. Если пролетариат своевременно прогонит советскую бюрократию, то он застанет еще после своей победы национализованные средства производства и основные элементы планового хозяйства. Это значит, что ему не придется начинать сначала. Огромная выгода! Легкомысленно пренебрегать такой возможностью могут только радикальные щеголи, привыкшие беззаботно прыгать с ветки на ветку. Социалистическая революция – слишком грандиозная и трудная задача, чтоб можно было с легкой душой махнуть рукой на ее неоценимые материальные достижения и начинать все сначала.
Очень хорошо, что тт. Б. и К., в отличие от нашего французского товарища К. и ряда других, не забывают о факторе производительных сил и не отказывают Советскому Союзу в защите. Но это все же совершенно недостаточно. А что, если преступное руководство бюрократии приостановит рост хозяйства? Неужели же тт. Б. и К. пассивно предоставят в этом случае империализму разрушать социальные основы СССР? Мы уверены, что нет. Однако их немарксистское определение СССР как нерабочего и небуржуазного государства открывает двери для