149. Эта мера диктовалась не симпатиями Наполеона к крестьянству и не демократическими принципами, а тем фактом, что бонапартистская диктатура опиралась не на феодальную, а на буржуазную собственность. Так как бонапартистская диктатура Сталина опирается не на частную собственность, а на государственную, то вторжение Красной Армии в Польшу, естественно, должно повести за собой ликвидацию частной капиталистической собственности, чтоб таким путем привести режим оккупированных территорий в соответствие с режимом СССР.
Революционная по своему характеру мера – «экспроприация экспроприаторов» – осуществляется в данном случае военно-бюрократическим путем. Апелляция к самодеятельности масс в новых территориях – а без такой апелляции, хотя бы и очень осторожной, невозможно установить новый режим – будет, несомненно, завтра же подавлена беспощадными полицейскими мерами, чтоб обеспечить перевес бюрократии над пробужденными революционными массами. Такова одна сторона дела. Но есть и другая. Чтобы создать возможность оккупации Польши посредством военного союза с Гитлером, Кремль долго обманывал и продолжает обманывать массы СССР и всего мира и довел этим до полного разложения ряды своего собственного Коминтерна. Главным мерилом политики являются для нас не преобразования собственности на том или другом участке территории, как ни важны они могут быть сами по себе, а изменение в сознательности и организованности мирового пролетариата, повышение его способности защищать старые завоевания и совершать новые. С этой единственно решающей точки зрения политика Москвы, взятая в целом, полностью сохраняет свой реакционный характер и остается главным препятствием на пути к международной революции.
Наша общая оценка Кремля и Коминтерна не меняет, однако, того частного факта, что огосударствление форм собственности в оккупированных областях является само по себе прогрессивной мерой. Это надо открыто признать. Если бы Гитлер завтра повернул свои войска фронтом на Восток, чтоб восстановить в Восточной Польше «порядок», передовые рабочие защищали бы от Гитлера новые формы собственности, установленные бонапартистской советской бюрократией.
Огосударствление средств производства, сказали мы, есть прогрессивная мера. Но ее прогрессивность относительна, ее удельный вес зависит от совокупности всех остальных факторов. Так, прежде всего приходится установить, что расширение территории бюрократического самодержавия и паразитизма, прикрытое «социалистическими» мерами, может увеличить престиж Кремля, породить иллюзии насчет возможности заменить пролетарскую революцию бюрократическими маневрами и пр. Это зло далеко перевешивает прогрессивное содержание сталинских реформ в Польше. Чтоб национализация собственности в оккупированных областях, как и в СССР, стала основой действительно прогрессивного, т.е. социалистического развития, необходимо низвергнуть московскую бюрократию. Наша программа сохраняет, следовательно, всю свою силу. События не застигли нас врасплох. Нужно только правильно толковать их. Нужно ясно понять, что в характере СССР и в его международном положении заложены резкие противоречия. Нельзя освободиться от этих противоречий при помощи терминологических фокусов («рабочее государство» – «не рабочее государство»). Надо брать факты, как они есть. Надо строить политику, исходя из реальных отношений и противоречий.
Мы не доверяем Кремлю никакой исторической миссии. Мы были и остаемся против захвата Кремлем новых областей. Мы – за независимость советской Украины и, если сами белорусы этого хотят, советской Белоруссии. В то же время в оккупированных Красной Армией частях Польши сторонники Четвертого Интернационала принимают самое решительное участие в экспроприации помещиков и капиталистов, в наделении крестьян землею, в создании советов и рабочих комитетов и пр. Они сохраняют при этом свою политическую самостоятельность, борются во время выборов в советы и заводские комитеты за полную их независимость от бюрократии, ведут революционную пропаганду в духе недоверия к Кремлю и его местной агентуре.
Представим, однако, что Гитлер поворачивает свое оружие на Восток и вторгается в области, занятые Красной Армией. В этих условиях сторонники Четвертого Интернационала, нимало не меняя своего отношения к кремлевской олигархии, выдвинут на передний план, в качестве неотложной задачи данного момента, военный отпор Гитлеру. Рабочие скажут: «Мы не можем уступить Гитлеру свержение Сталина; это – наша задача». Во время военной борьбы с Гитлером революционные рабочие будут стараться войти с рядовыми бойцами Красной Армии в возможно тесные товарищеские отношения. Нанося вооруженной рукой удары Гитлеру, большевики-ленинцы будут в то же время вести революционную пропаганду против Сталина, подготовляя его низвержение на следующем, возможно близком этапе.
Такого рода «защита СССР» будет, разумеется, как небо от земли отличаться от официальной защиты, которая ведется ныне под лозунгом «За родину, за Сталина!» Наша защита СССР ведется под лозунгом «За социализм, за международную революцию, против Сталина!» Чтобы в сознании масс эти два вида «защиты СССР» не смешались, надо уметь ясно и точно формулировать лозунги, отвечающие конкретной обстановке. Но прежде всего надо ясно установить, что именно мы защищаем, как защищаем, против кого защищаем. Наши лозунги не вызовут в массах замешательства лишь в том случае, если мы сами будем ясно представлять себе свои задачи.
У нас нет в настоящий момент никаких оснований менять нашу принципиальную позицию по отношению к СССР.
Война ускоряет разные политические процессы. Она может ускорить процесс революционного возрождения СССР. Но она может ускорить и процесс его окончательного перерождения. Необходимо поэтому внимательно и без предубеждения следить за теми изменениями, которые война будет вносить во внутреннюю жизнь СССР, чтобы своевременно отдавать себе в них отчет.
Наши задачи в оккупированных областях в основе своей те же, что и в СССР; но так как они поставлены событиями в крайне острой форме, то они помогают нам лучше осветить наши общие задачи в отношении СССР.
Необходимо формулировать наши лозунги так, чтоб рабочие ясно видели, что именно мы защищаем в СССР (государственную собственность и плановое хозяйство) и против чего мы беспощадно боремся (паразитическая бюрократия и ее Коминтерн).
Ни на минуту не упускать из виду, что вопрос о низвержении советской бюрократии подчинен для нас вопросу о сохранении государственной собственности на средства производства в СССР; что вопрос о сохранении государственной собственности на средства производства в СССР подчинен для нас вопросу о международной пролетарской революции.
Койоакан, 25 сентября 1939 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев), № 79—80
ЕЩЕ РАЗ О ПРИРОДЕ СССР
Некоторые товарищи или бывшие товарищи, как Бруно Р., забывая прошлые дискуссии и решения Четвертого Интернационала, пытаются объяснить мою личную оценку советского государства психоаналитически. «Так как Троцкий участвовал в русской революции, то ему трудно расстаться с идеей рабочего государства, т.е. как бы отказаться от дела всей своей жизни», и пр. Я думаю, что старик Фрейд, который был очень проницателен, надрал бы такого рода психоаналитикам уши. Я, разумеется, на такую операцию никогда не решусь. Но смею все же заверить моих критиков, что субъективизм и сентиментализм не на моей, а на их стороне.
Поведение Москвы, перешедшее все границы подлости и цинизма, вызывает бешеное возмущение у каждого революционного пролетария. Возмущение порождает потребность отпора. Когда для непосредственных действий не хватает сил, нетерпеливые революционеры склонны прибегать к искусственным методам. Так рождается, например, тактика индивидуального террора. Чаще всего люди прибегают к крепким выражениям, к ругательствам и проклятиям. В нашем случае некоторые товарищи явно склонны искать удовлетворения в терминологическом «терроре». Однако даже с этой точки зрения переименование бюрократии в класс никуда не годится. Если бонапартистская сволочь – класс, значит, она не случайный выкидыш, а жизнеспособное дитя истории. Если ее мародерство и паразитизм – «эксплуатация», в научном смысле слова, значит, бюрократия имеет перед собою историческое будущее как необходимый правящий класс в системе хозяйства. Вот к чему приводит нетерпеливое возмущение, освободившееся от марксистской дисциплины!
Когда нервный механик осматривает автомобиль, в котором, скажем, гангстеры спасались от преследования полиции по дурной дороге, и находит исковерканный кузов, искривленные колеса и частично испорченный мотор, то он может с полным правом сказать: «Это не автомобиль, а черт знает что такое!» Подобное определение не будет иметь научно-технического характера, но оно выразит законное возмущение механика перед работой гангстеров. Представим себе, однако, что тот же механик вынужден ремонтировать предмет, который он назвал «черт знает что такое». В этом случае он будет исходить из признания, что перед ним – исковерканный автомобиль. Он определит здоровые и больные части, чтобы решить, как приступить к работе. Подобным же образом сознательный рабочий относится к СССР. Он имеет полное право сказать, что гангстеры бюрократии превратили рабочее государство в «черт знает что такое». Но когда он от этого взрыва возмущения переходит к разрешению политической проблемы, он вынужден признать, что перед ним – исковерканное рабочее государство, в котором экономический мотор поврежден, но продолжает еще действовать и может быть полностью восстановлен при замене некоторых частей. Разумеется, это только сравнение. Но над ним стоит все же задуматься.