День побега (29 июня 1876 г.) начался с того, что друзья Кропоткина не смогли найти в Петербурге ни одного детского шара, хотя обычно они сотнями продавались в Гостином дворе. Наконец нашли у какого-то ребенка один шар, но он не летал. В магазине купили аппарат для добывания водорода и наполнили шар газом. Но он все равно отказывался подняться в воздух. Тогда Софья Лешерн привязала шар к зонтику и принялась ходить вдоль забора госпиталя, высоко подняв зонт над головой. Но забор был очень высок, а Лешерн – маленького роста, и Кропоткин шара не увидел, уйдя с прогулки в страшной тревоге за товарищей.
Побег состоялся на следующий день. План его был изложен в крошечной шифрованной записке, переданной Петру Алексеевичу в часах. Все получилось как по-писаному. Когда Кропоткина вывели на прогулку, ворота госпиталя оказались распахнутыми, а в домике, снятом революционерами, скрипка лихо выводила мазурку. Неторопливо приблизившись к воротам, Кропоткин заученным движением скинул арестантский халат и бросился бежать. Крестьяне, привезшие в госпиталь дрова и укладывавшие их в поленницы, закричали. Часовой и трое солдат бросились за беглецом. Товарищи позже рассказывали Кропоткину, что самыми напряженными были те мгновения, когда часовой несколько раз пробовал ударить заключенного штыком, но каждый раз не доставал беглеца. Петр Алексеевич выглядел настолько слабым, что часовой так в него ни разу и не выстрелил. Ему казалось, что он вот-вот догонит арестанта.
Выбежав за ворота, Кропоткин на мгновенье замешкался, увидев в пролетке человека в военной фуражке[18], однако он тут же узнал в нем своего друга О.Э. Веймара. Знаменитый призовой рысак Варвар[19] помчался галопом. А на козлах, правя рысаком, сидел Марк Натансон. В этом побеге, ставшем известным всей России, – много от характера Кропоткина. Решительность и осторожность, пунктуальность и импровизация, смелость и полное отсутствие лихачества, совершение немыслимого и ироничный, по-научному суховатый рассказ об этом немыслимом…
Обидно, что вынужденный отъезд Петра Алексеевича за границу пришелся на 1876 г. – самое начало перемен в российском революционном движении. За рубежом он не понял и не принял перехода народников к политической борьбе, обрекая себя тем самым на одиночество и обидную «ненужность».
Нет, Кропоткин оставался Кропоткиным – идеологом, лидером, вождем. Но вождем движения, которое в начале XX в. стало тормозом на пути подлинной революционной теории и практики.
Когда в феврале 1921 г. его хоронили в Москве, за гробом шли тысячи людей. Богатая, благородная личность – большая редкость, и люди всегда умеют оценить ее по достоинству.
Глава IV.Организация «Земля и воля»(1876 – 1879)
Гибнут люди, но идея бессмертна.
Организованность и централизация – эти темы становятся главными для революционной молодежи в 1875 г. В начале лета этого года в Москве состоялся съезд представителей народнических кружков, который подвел итоги «хождения в народ». Среди его участников проводилась своеобразная анкета, вопросы которой весьма показательны. Важнейшие из них: каким должно быть содержание пропаганды; как относиться к стачкам и бунтам; вести ли пропаганду в войсках; каковы недостатки в устройстве революционных организаций; могут ли цели социалистической партии осуществиться сразу после переворота; если же нет, то каковы должны быть ближайшие требования революционеров.
Перечень вопросов свидетельствует о том, что к 1875 г. у революционеров России стали вызывать сомнения многие положения теории бакунизма. В то же время вопросы анкеты говорят о конкретных выводах, сделанных из «хождения в народ» его участниками. Крестьяне оказались совершенно невосприимчивы к пропаганде отвлеченных социалистических идей. Плеханов вспоминал, что легче было восстановить крестьянина против царя, чем убедить его в том, что не надо частной собственности. Совершенно не годился и язык пропаганды, которому следовало стать более простым, доходчивым, народным. С учетом новых требований предстояло написать и издать пропагандистскую литературу, что требовало заведения своей, подпольной типографии. По мнению участников съезда, успеху «хождения в народ» помешало отсутствие единого центра, а также элементарной дисциплины и конспирации среди революционеров. Наконец, не оправдал себя и метод «летучей» пропаганды.
В 1876 г. в Петербурге было положено начало новой организации, получившей название «Земля и воля», в память о «Земле и воле» 60-х гг. У ее истоков стояли М. Натансон, Ал. Михайлов, Г. Плеханов, О. Аптекман, В. Осинский. В 1878 г. к обществу присоединились С. Кравчинский, Н. Морозов, М. Фроленко, С. Перовская, В. Фигнер, А. Желябов, Л. Тихомиров, Я. Стефанович и другие.
Землевольцы подробно проанализировали и правильно оценили фактическую сторону «хождения в народ». Но причины случившегося ими поняты не были. Да и не могли народники в середине 70-х гг. понять, что крестьянство нереволюционно. Их представления о нем исходили от феодальных времен, когда крестьянство выступало как единый класс. С другой стороны, трудно было пока возлагать основные надежды на пролетариат, поскольку его как серьезной силы в России еще не существовало.
Устав «Земли и воли» провозглашал, что цель революционеров остается прежней – осуществление народного восстания в ближайшем будущем. Именно этому должно было содействовать создание «основного кружка» в количестве нескольких десятков человек, стоящего во главе новой организации. Для оперативного решения текущих вопросов создавалась «комиссия» (3 – 5 человек), наделенная широкими полномочиями. Вокруг членов «основного кружка» образовывались территориальные и специальные группы. Для решения важнейших вопросов жизни организации предусматривался созыв «конгрессов» – съездов представителей всех групп.
Стройная, логичная система органов «Земли и воли» высоко ценилась В.И. Лениным.
«…Та превосходная организация, – писал он, – которая была у революционеров 70-х годов и которая нам всем должна бы была служить образцом, создана… землевольцами…»[20]
Много нового по сравнению с предыдущими годами содержалось и в программе «Земли и воли», получившей окончательную редакцию в 1878 г. Прежде всего, она распадалась на две части: организаторскую и дезорганизаторскую. В первой из них народники выдвинули требования, выработанные, как им казалось, самим крестьянством. Земля должна быть передана в руки крестьян и равномерно распределена между ними. Этим требованием определялась первая половина названия новой организации – «Земля». «Воля», в их понимании, – это свободный выбор народом формы правления. Причем, объявив в самом начале, что их конечный идеал – «анархия и коллективизм», землевольцы вынуждены были записать в программе, что сразу к безгосударственному строю перейти вряд ли удастся. Необходимо стремиться лишь к максимальному ограничению власти будущего центрального правительства.
В организаторской части программы раскрывались методы деятельности революционеров:
«заведение… прочных связей в местностях, где недовольство наиболее заострено, и устройство прочных поселений… среди крестьянского населения этих районов»;
«заведение сношений и связей в центрах скопления промышленных рабочих»;
«пропаганда и агитация в университетских центрах»;
«издание собственного печатного органа и распространение листовок, установление связей с либералами и враждебными правительству религиозными сектами».
В первую очередь организация должна была заняться заведением постоянных поселений в деревне. Их цель – объединение крестьян одной местности, выделение из их среды «естественных» революционеров, постепенное сплочение крестьян разных местностей в единую организацию.
Поскольку на знамени «Земли и воли» были начертаны требования, выдвинутые самим народом, то революционеры не видели необходимости в создании поселений по всей России: достаточно воспитать только инициаторов, зачинщиков восстания. Поэтому для поселений народниками выбраны знакомые им районы Дона, Поволжья, Поднепровья. Основным методом подготовки восстания признавалась агитация словом и делом. Причем под делом понималось все: от протеста против местных властей до бунта.
Дезорганизаторская часть программы предписывала, как ослабить, «дезорганизовать» правительство. В ней землевольцы провозглашали установление связей общества с армией, привлечение на свою сторону чиновников, служащих в правительственных учреждениях. Наконец, истребление наиболее вредных или выдающихся лиц «из правительства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный… порядок».
При анализе программных документов кружков и обществ революционного народничества 70-х – начала 80-х гг. сразу бросается в глаза одно обстоятельство: трудное, мучительное изживание российскими революционерами анархистских иллюзий бакунизма. Трудное – потому что бакунизм указывал, как казалось, наиболее прямой и короткий путь к торжеству социализма. Мучительный – избавление от иллюзий происходило не столько в теоретических спорах и дискуссиях, сколько в ходе революционной практики, ценой арестов, ссылок, казней. О постепенном отходе от «классического» бакунизма свидетельствует и программа «Земли и воли». Два ее пункта позволяют сделать такой вывод: признание необходимости сохранения на неопределенный срок государственного устройства после успешного переворота и провозглашение бунта лишь средством агитации крестьян. В программе «Земли и воли» решительно указано, что бунт – не самоцель, не начало всекрестьянского победоносного восстания. Время восстания должно определяться не желанием революционеров, а историческими обстоятельствами и степенью готовности народа. Наконец, само создание централизованной всероссийской организации шло вразрез с теорией Бакунина.