Самим народовольцам было трудно представить Комитет без Михайлова (Клеточников заплакал, узнав о его аресте).
Невольно вспоминались недавние потери: Пресняков, Квятковский, Иванова, Бух… «Мы проживаем капитал», – мрачно констатировал Желябов. Хотелось подсчитать силы, осмотреться, понять, на что теперь можно надеяться. Пятьсот членов организации на всю Россию – этого мало для всенародного восстания. Нужно что-то предпринять, чтобы взорвать атмосферу бесправия, всколыхнуть общество, народные массы.
Зимой император никуда не ездит, значит, железная дорога отпадает. В Зимний теперь не пробраться. Надо готовить нападение на улицах Петербурга. Пистолет – слишком ненадежное оружие (вывод, рожденный тяжелым опытом Каракозова, Соловьева, Мирского). Значит, метательные снаряды и наблюдатели. Вернее, сначала наблюдатели, затем снаряды. Можно попробовать и еще один подкоп.
Наблюдателей поручили Перовской (для них она была Войновой). Ежедневные результаты разведки стекаются к ней. Она записывает, сопоставляет, уточняет. Выясняется следующее: выезды императора в будние дни непредсказуемы. Зато по воскресеньям распорядок дня четкий: Зимний – Михайловский манеж (на развод войск) – набережная Екатерининского канала – Зимний. Путь же к Михайловскому манежу – это Невский проспект и Малая Садовая улица.
Малая Садовая улица, дом графа Менгдена, в котором сдается в наем полуподвал. 7 января 1881 г. в нем открывает сырную лавку «крестьянская семья Кобозевых» – члены Исполнительного Комитета «Народной воли» Анна Якимова и Юрий Богданович. Снова подкоп, узкая галерея – полумогила, угроза обвала, угроза неожиданного посещения полиции. Последнее – реальнее всего. Не та полиция стала в Петербурге, да и дворники не те. Сделались они пугливее, настороженнее, опытнее. Вот и к Кобозевым дворник в конце февраля привел ревизию: участкового пристава и известного техника, генерал-майора Мравинского – эксперта полиции.
Запах сыров, скопившихся в полуподвале, так шибал в нос, что генерал не чаял как поскорее выбраться на свежий воздух. Видимо, поэтому он поинтересовался лишь обшивкой стен, постучал в нескольких местах каблуками о половицы да спросил о происхождении сырого пятна в кладовой. «Сметану пролили, ваше благородие», – ответил Богданович. А здесь же стояли сырные бочки, наполненные землей из подкопа, куча земли лежала на полу у стены, прикрытая рогожами и драными половиками. Обошлось…
И пока еще никто из членов Комитета не знал, что накануне вечером случилось несчастье. На квартире своего старого одесского друга, народовольца Михаила Тригони, был арестован Желябов. Круг сужался. 1 марта 1881 г. решено было собраться на квартире Геси Гельфман. Сюда бледная, сразу постаревшая Перовская принесла метательные снаряды, здесь же она объяснила метальщикам предстоящую операцию.
Нарисовав план части города, Софья Львовна еще раз проанализировала ситуацию. Император, отправившись на развод войск в Михайловский замок, не может миновать угла Итальянской улицы и Манежной площади, – двое метальщиков будут ждать его здесь. Троих, на всякий случай, – на набережную Екатерининского канала. Себе Перовская отводила роль наблюдателя за каретой царя. Сигнал метальщикам – взмах носовым платком.
Когда Александр II 1 марта 1881 г. отправился на развод войск в Михайловский замок, он оказался в ловушке – мины (на Малой Садовой) или бомбы ему уже было не миновать. Правда, судьба в последний раз улыбнулась российскому самодержцу, заставив его по пути на развод войск изменить привычный маршрут. В то время как Перовская подходила к Малой Садовой, гул толпы, раздавшейся позади, заставил ее испуганно обернуться. Она успела увидеть сани с охраной, казаков конвоя и поняла: по Малой Садовой император не поехал.
Впрочем, это мало что изменило. На этот раз пути императорского кортежа неминуемо или пересекались с метальщиками, или выходили на заминированную улицу. Подчиняясь приказу Перовской, четверо метальщиков переместились с Итальянской улицы к Екатерининскому каналу. Туда же перешла и она сама. На малолюдной набережной стоял обычный полицейский пост. Здесь же на одной стороне канала – Емельянов, Михайлов, Рысаков, Гриневицкий, на другой – Перовская. Она, заметив клубы снега от императорских саней, приближавшихся со стороны Михайловского замка, выхватила из муфты платок и неконспиративно взмахнула им как флагом, вместо того чтобы просто поднести платок к лицу.
Несколько мгновений на набережной ничего не менялось. Мальчик волок по снегу корзину, шел навстречу кортежу офицер, на тротуаре стоял молодой человек со свертком в руке. Этот сверток он и бросил под ноги поравнявшихся с ним лошадей.
Когда поднятая взрывом завеса дыма рассеялась, дверца покосившегося возка отворилась и невредимый император вышел из него, пожелав узнать фамилию покушавшегося. Схваченный и уже связанный солдатами конвоя Рысаков назвался мещанином Глазовым. Александр II, с отвращением посмотрев на него, сказал: «Хорош!» – и добавил, скорее про себя: «Слава богу!» «Еще слава ли богу!» – ответил Рысаков, видя, как уменьшается расстояние между императором, идущим к возку, и Гриневицким со свертком в руке.
Игнатий Гриневицкий сделал все, чтобы избежать случайностей. Он метнул бомбу под ноги Александру II лишь тогда, когда между ними оставалось несколько шагов. Вновь набережная окуталась дымом и снежной пылью…
Через несколько минут одни сани мчали смертельно раненного императора в Зимний дворец, а другие – не приходящего в сознание Гриневицкого в придворный госпиталь. Через девять часов Александр II умер. Через восемь часов после взрыва, перед смертью, пришел в себя Гриневицкий, сумевший на последние обращенные к нему вопросы о его имени-звании ответить: «Не знаю…» – в полном соответствии с правилами конспирации.
Борьба Лорис-Меликова с революционным движением окончилась поражением диктатора и исчезновением его с политической арены. Казнь народовольцами Александра II 1 марта 1881 г. положила конец реформаторским играм самодержавия, вновь поставив на повестку дня введение правительственного террора. 8 марта 1881 г. состоялось «погребальное» обсуждение «Конституции» Лорис-Меликова. Тон задал ретроград и наставник нового императора Победоносцев, исторически пророчивший: «Конец России!» Через полтора месяца после казни Александра II самодержавие ответило народовольцам опубликованием манифеста. В нем Александр III утверждал, что все тот же «глас божий» повелевает ему охранять самодержавную власть «от всяких на нее поползновений».
Вскоре после опубликования манифеста Лорис-Меликов, а также поддерживавшие его министры Милютин и Абаза получили отставку. 30 мая 1882 г. пост министра внутренних дел занял граф Д.А. Толстой, личность, после Аракчеева, наиболее ненавидимая в России XIX в. Начиналась полоса откровенной реакции.
Глава VII.«Народная воля» после 1 марта 1881 г.Отклики на ее деятельность в России и за рубежом
Поучительный характер 1 марта заключается именно в том, что это был финал 20-летней борьбы между правительством и обществом.
Вопреки надеждам народовольцев, колесо истории не ускорило свой ход после казни революционерами Александра II. Правда, паника в «верхах» поднялась исключительная. 3 марта председатель Комитета министров Валуев предложил новому императору Александру III назначить регента на случай, если его тоже убьют. Царь обиделся и около двух недель делал вид, что никогда не пойдет на такое унижение. Однако 14 марта регент все же был назначен, а сам Александр III, и не пытаясь скрыть страха перед революционерами, сбежал из Петербурга в Гатчину. Характерны инструкции, данные 11 марта Победоносцевым Александру III:
«…Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою двери, – не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до выходной. Доверенный человек должен внимательно следить за замками и наблюдать, чтоб внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты».
Сумятица в «верхах» нашла свое отражение и в газетных сообщениях тех лет. Столичные журналисты информировали читателя о предзнаменованиях «трагического события»: огромном коршуне, поселившемся на крыше Зимнего дворца и ежедневно убивавшем дворцовых голубок, о необычайной комете с двумя хвостами, «одним – вверх, другим – вниз», и тому подобный бред.
Затем настала очередь фантастических описаний деятельности революционеров. В ход пошли загадочные пилюли, посланные императору якобы из-за границы; миллионные суммы денег, обнаруженные при обыске у Желябова; трое неизвестных молодых людей, заказавших у портного кафтаны придворных певчих…
Основное место в газетах было, естественно, отведено смерти императора и гаданиям о том, по какому пути теперь пойдет Россия. Либеральная печать намекала, что Александру III необходимо смелее и последовательнее встать на путь реформ, поскольку его предшественник погиб из-за недостаточного доверия к «обществу». Реакционеры же, наоборот, грозили всем тем, кто и после убийства императора поднимал вопрос о дальнейших изменениях в управлении государством. Они считали, что Александр II пал жертвой собственных неподготовленных, скороспелых реформ. Вершиной газетной полемики явилось правительственное сообщение о смерти императора, начинавшееся словами: «Воля всевышнего свершилась…» Недоумение по поводу такого начала было всеобщим – выходило, будто революционеры явились исполнителями божьей воли.
Правительство Александра III постепенно вернулось к привычной для царизма политике удушения всего живого, протестующего, несогласного. Народовольцы, при отсутствии движения широких народных масс, исчерпали себя первым марта. Дальнейшая история «Народной воли» – это, несмотря на неизбывный героизм революционеров и попытки возрождения организации, – история умирающего движения.
10 марта 1881 г. была арестована Перовская. Ее опознала на улице хозяйка мелочной лавки Луиза Сундберг, у которой Софья Львовна покупала продукты. В известном здании у Цепного моста (бывшее III отделение), куда жандармы привез