ли Перовскую, ее, как жилицу Войнову из дома № 18 по Первой роте, признали оба дворника… 14 марта задержаны члены наблюдательного отряда А. Тырков и Е. Оловенникова. 17 марта арестован при выходе из библиотеки-читальни генерала Комарова Н. Кибальчич. Вскоре в засаду, устроенную на квартире Кибальчича, попал М. Фроленко. А затем, в течение 10 дней, арестованы Подбельский, Арончик, Исаев…
Нет, и после таких потерь народовольцы не сдались на милость победителям. Более того, они и не считали себя побежденными. С 20-х чисел марта Исполнительный Комитет занят разработкой плана освобождения осужденных по делу 1 марта. Их предполагалось отбить по пути к месту казни силами 200 – 300 рабочих, разделенных на три группы. Их должны были поддержать все петербургские и кронштадтские офицеры-народовольцы. Группы предполагалось разместить на трех выходящих на Литейный проспект улицах: две – на крайних, одну – на средней. Когда колесницы с «цареубийцами» проходили бы среднюю группу, все три – по сигналу – должны были броситься вперед, увлекая толпу. Боковым группам шумом следовало отвлечь на себя внимание большей части войск, с тем чтобы офицеры, идущие в средней группе, могли добраться до осужденных и скрыться с ними в толпе народа.
Неизвестно, было ли в распоряжении народовольцев требуемое количество рабочих, но что касается офицеров, то они согласились принять участие в нападении на кортеж с осужденными. Однако Комитет в последний момент отказался от своих планов, поскольку пятеро осужденных были окружены невиданным конвоем[46].
10 марта, в день ареста Перовской, народовольцами был принят удивительный документ – «Письмо Исполнительного Комитета Александру III». Через два дня письмо было отпечатано в типографии «Народной воли». Один экземпляр, выполненный на веленевой бумаге, был вложен в конверт с титулом Александра III и опущен в почтовый ящик на Невском проспекте.
Революционный смысл письма не подлежит сомнению. Маркс называл его авторов реальными политиками. Более развернутую характеристику «Письма» дал В.И. Ленин. Он писал:
«…и деятели „Народной воли“ в самом начале царствования Александра III „преподнесли“ правительству альтернативу именно такую, какую ставит перед Николаем II социал-демократия: или революционная борьба, или отречение от самодержавия»[47].
Написанный с редким чувством собственного достоинства, смело выражающий не только политические, но и нравственные взгляды и требования революционеров, этот документ заслуживает того, чтобы из него были приведены обширные выдержки.
«Вполне понимая то тягостное настроение, которое вы испытываете в настоящие минуты, – начинают народовольцы свое „Письмо“, – Исполнительный Комитет не считает, однако, себя вправе поддаваться чувству естественной деликатности, требующей, может быть, для нижеследующего объяснения выждать некоторое время. Есть нечто высшее, чем самые законные чувства человека: это долг перед родной страной, долг, которому гражданин принужден жертвовать и собой, и своими чувствами, и даже чувствами других людей».
Далее авторы письма стараются последовательно объяснить новому императору причины случившегося.
«Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, – пишут они, – не была случайностью и ни для кого не была неожиданностью. После всего происшедшего в течение последнего десятилетия она явилась совершенно неизбежной; и в этом ее глубокий смысл, который обязан понять человек, поставленный судьбою во главе правительственной власти… Вы знаете, ваше величество, что правительство покойного императора нельзя обвинить в недостатке энергии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых „вожаков“ переловлены, перевешаны».
Каковы же, по мнению народовольцев, перспективы борьбы правительства с революционным движением?
«Правительство, конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушить множество отдельных революционных групп… Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее недовольство народа, стремление России к новым общественным формам… Окидывая беспристрастным взглядом пережитое нами тяжелое десятилетие, можно безошибочно предсказать дальнейший ход движения, если только политика правительства не изменится… Страшный взрыв, кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершит этот процесс разрушения старого порядка».
В заключение революционеры излагали те меры, которые спасли бы Россию от напрасных жертв, помогли бы ее трудящимся избавиться от политического бесправия.
«Из такого положения может быть два выхода: или революция…, или добровольное обращение верховной власти к народу… Мы не ставим вам условий. Пусть не шокирует вас наше предложение. Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей. Мы не ставим, а только напоминаем их.
Этих условий, по нашему мнению, два:
1) общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, а исполнение гражданского долга;
2) созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями.
Считаем необходимым напомнить, однако, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, если выборы будут произведены совершенно свободно…:
1) депутаты посылаются от всех классов и сословий безразлично и пропорционально числу жителей;
2) никаких ограничений ни для избирателей, ни для депутатов не должно быть;
3) избирательная агитация и самые выборы должны быть произведены совершенно свободно, а поэтому правительство должно в виде временной меры, впредь до решения народного собрания допустить:
а) полную свободу печати;
б) полную свободу слова;
в) полную свободу сходок;
г) полную свободу избирательных программ…
Итак, ваше величество, решайте. Перед вами два пути. От вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение, единственно сообразное с благом России, с вашим собственным достоинством и обязанностями перед родной страной».
Удивительный документ! Конечно, ему свойственны противоречия и тактические слабости. Надежды революционеров, выраженные в нем, говорят о некоторой идеализации личных качеств Александра III.
И все же… Казнив одного самодержца, горстка революционеров обращается к сменившему его монарху как люди, имеющие власть и готовые воспользоваться ею. В «Письме» особенно важны две его основные идеи, ради которых оно, собственно, и написано. Во-первых, попытка изложить политическую программу-минимум «Народной воли». Осуществление ее вело к провозглашению в России широких буржуазно-демократических свобод. Во-вторых, при всей сдержанности тона «Письма», оно явилось революционным ультиматумом Александру III. Ультиматумом тем более для правительства опасным, что оно все еще не представляло в полной мере сил, с которыми ведет борьбу. Правительство не могло верно оценить положение внутри «Народной воли», да ему было и не до оценок в том состоянии нервного шока и мании преследования, в которое его ввергли народовольцы.
Даже волна судебных процессов над народовольцами, начавшаяся после 1 марта, отнюдь не способствовала установлению душевного равновесия властей предержащих. По подсчетам советских историков, было проведено 82 народовольческих процесса. О большинстве из них речь пойдет ниже, но о главном, так называемом процессе «первомартовцев», надо рассказать сейчас.
Процесс этот был особенным. Начать хотя бы с того, что охраны в зал суда нагнали гораздо больше, чем присутствующих, и неизмеримо больше, чем подсудимых. Последних, кроме общей охраны, сопровождали каждого по два жандарма с саблями наголо. Как заметил один из присутствующих, только артиллерии в зале не было. Запрещалось что-либо записывать, тем более стенографировать, но несмотря на это мельчайшие подробности судебного заседания становились широко известны.
Прокурором по делу 1 марта был назначен Н.В. Муравьев – друг детства С.Л. Перовской. В те далекие годы его отец служил губернатором, а Перовский – вице-губернатором в Пскове. Однажды Софья, Вася и Маша Перовские спасли жизнь будущему прокурору, который чуть не утонул во время купания в реке. Детские воспоминания ни в коей мере не повлияли на поведение Муравьева. Подстрекаемый самолюбием (доверили обвинение на таком процессе!), боясь не оправдать надежд двора, Муравьев обрушился на подсудимых всей тяжестью российского беззакония.
Впрочем, обо всем по порядку. Процесс по делу 1 марта 1881 г. был для подсудимых более трудным испытанием, чем любой из других процессов. Уникальное обвинение (цареубийство!) не оставляло им никаких шансов на сохранение жизни. Трудно было рассчитывать «первомартовцам» и на сочувствие общества, метнувшегося после казни царя вправо. А трудящиеся массы слишком плохо знали и еще хуже понимали мотивы этой казни.
Прокурор произнес на процессе одну из самых трескуче-эмоциональных в истории царского суда обвинительную речь, наполнив ее не столько логикой и фактами, сколько ложным пафосом. Используя настроение избранной публики, собравшейся в зале суда, он охарактеризовал русских революционеров как людей «без нравственного устоя и внутреннего содержания». Их идеалы Муравьев уподобил «геркулесовым столбам бессмыслия и наглости». Прокурор не преминул объявить о том, что его оружие – это «еще дымящиеся кровью факты», и о том, что «огненными клеймами сверкают» на деятельности обвиняемых «пять посягательств на жизнь усопшего монарха».