Для Петра Никитича Ткачева это было особенно характерно. Он даже на фоне таких личностей, как Бакунин и Лавров, выделялся какой-то неистовостью, горячей преданностью своим идеям, революционной работе. На современников сильное впечатление производило различие между внешностью Ткачева и его темпераментной манерой вести спор. Светловолосый юноша внешне казался робким тихоней, далеко не уверенным в своих силах, человеком, стесняющимся громко и открыто высказать свои убеждения. Но с какой силой, страстью он отстаивал свои мысли, свою теорию и на страницах печатных изданий, и с глазу на глаз, в личном споре! Авторитетов в данном случае для него не существовало. Здесь уж и у Бакунина оказывалась «антиреволюционная точка зрения», и Лавров назывался «буржуазным псевдореволюционером». Петр Никитич даже специальный термин изобрел для своих идейных противников: «революционеры-реакционеры». Да что там Бакунин и Лавров! В запале спора Петр Никитич пытался сокрушить и Ф. Энгельса. Признавая, что Энгельс считается «известной величиной», Ткачев обвинил его в открытом письме в «недостатке познаний», «невежестве», попытке «дискредитировать русских революционеров». Всерьез эту выходку, конечно, никто не воспринял.
И еще он очень спешил, будто знал, что ему отпущена совсем короткая жизнь. Дело не только в том, что Ткачев успел пройти школу большого количества революционных кружков и организаций. В каждой своей статье он призывает не медлить. Так, в программе журнала «Набат» намеренно подчеркнуто звучит мысль о подталкивании событий. Нетерпение, порыв чувствуются в каждой строчке:
«Поторопитесь же!»
«Такие минуты не часты в истории… Не медлите же!»
«Революционер не подготовляет, а „делает“ революцию. Делайте же ее! Делайте скорее! Всякая нерешительность, всякая проволочка – преступны!»
Как Ткачев рвался в Россию в конце 1870 – начале 1880-х гг., как старался, чем мог, поддержать борьбу «Народной воли»! С какой горечью писал:
«Отвечать на виселицы журнальными статьями чересчур наивно».
В глазах современников две части жизни, судьбы Петра Никитича – легальный журналист и оригинальный мыслитель, революционер – оказались разорванными. Все знавшие его видели какую-то одну сторону жизни Ткачева. Да и в глазах потомков наследие Петра Никитича, его образ только относительно недавно начали складываться в единое целое.
Таковы три направления народнической идеологии 70-х гг.: теории Лаврова, Бакунина и Ткачева. Общим для них было вúдение социалистического идеала, основанного на крестьянской общине. Все три идеолога критиковали капитализм и полагали, что Россия минует буржуазную стадию развития. Они понимали революцию только как крестьянскую, в результате которой будут уничтожены монархия и феодальные пережитки.
Расхождения между Бакуниным, Лавровым и Ткачевым начинались тогда, когда они излагали не столько существо революции, сколько пути и средства ее осуществления в конкретных условиях.
Надо сразу сказать, что ни одно из трех направлений народнической мысли не стало господствующим, основным среди революционеров-практиков. Более того, трудно назвать кружок или организацию, состоящую целиком из лавристов, бакунистов или сторонников Ткачева, хотя в различные периоды то одно, то другое идейное течение выдвигалось на первый план.
В основном же они сочетались более или менее органично в деятельности каждой народнической организации. Собственно, такое положение признавалось правильным и необходимым самими идеологами народничества.
«Все три пути, – писал Ткачев, – одинаково целесообразны, все три деятельности одинаково необходимы для скорейшего осуществления народной революции».
Теоретические и практические различия, существующие в программах Лаврова, Бакунина и Ткачева, вызывали оживленные дискуссии среди революционеров России. Один из активных народников 70-х гг. Н.А. Чарушин вспоминал:
«Сторонники первого хотели возвратить „неоплатный долг“ крестьянам, идти в народ, готовить его к освобождению. Вторые – выступали против длительной пропаганды, призывая народ к действию, бунтам, поскольку действие лучше всего революционизирует народные массы. Третьи говорили, что народ вообще нечему учить, стоит только „зажечь спичку“ и вспыхнет всенародный пожар. Наконец, четвертые никакими конкретными целями не задавались, желая лишь ознакомиться с бытом и настроением крестьян».
Таким образом, идеологи народничества предложили революционной молодежи три способа действия. Проверка и выбор лучшего из них могли осуществиться только в ходе практической борьбы революционного народничества.
Глава III.Кружки революционного народничества в первой половине 1870-х годов
Мы затеяли большое дело, быть может, двум поколениям придется лечь на нем, но сделать его надо…
Стремление объединить борьбу передовой интеллигенции с протестом крестьянских масс полностью овладевает революционной молодежью уже в самом начале 70-х гг. Стали возникать народнические кружки. Не имея возможности рассказать о каждом из них, остановимся лишь на наиболее типичных, сыгравших огромную роль в развитии народнического движения.
История кружка «чайковцев»[8] начинается с возникновения среди петербургской молодежи группы, занимающейся самообразованием, которую составили М. Натансон, Н. Чайковский, В. Александров, М. Купреянов, С. Перовская, сестры Корниловы и другие. До конца учебного года в кружке (а все его члены были студентами) продолжались обсуждения рефератов, написанных на экономические, социальные, политические темы. В августе 1871 г. вернувшиеся после каникул в Петербург члены кружка с жаром рассказывали о боевом настроении провинциальной молодежи. Большинство «чайковцев» высказалось за то, чтобы, продолжая самообразование, заняться распространением среди студенчества книг прогрессивных писателей и журналистов. Так началось «книжное дело», охватившее 37 губерний России и позволившее «чайковцам» установить прочные связи с революционными кружками Москвы, Киева, Харькова, Одессы, Казани и других городов. Им удалось распространить тысячи экземпляров книг Чернышевского, Добролюбова, Лаврова, Флеровского, «Капитала» К. Маркса, а также произведения Лассаля, Дарвина, Вольтера, Сеченова и др. Позже, когда «чайковцы» наладили издание литературы за границей, к перечисленным книгам присоединились агитационные произведения, написанные членами кружка: «Сказка о четырех братьях» Л. Тихомирова, «История Пугачевского бунта» Л. Тихомирова и П. Кропоткина, «Сказка о копейке» и «Мудрица Наумовна» С. Кравчинского, прокламация «Чтой-то, братцы…».
Почему же именно «чайковцы» стали во главе многочисленных революционных кружков? Что за люди объединялись вокруг М. Натансона и В. Александрова? Историк революционного движения в России В. Богучарский, влюбленный в деятелей 1870-х гг., писал:
«Не в силу только резкого перехода от „нечаевщины“ к „чайковцам“ испытываешь ощущение, будто из душного подземелья попадаешь сразу на залитый солнцем… луг, а по той причине, что „кружок чайковцев“ и сам по себе представляет… одно из самых светлых явлений даже и среди других кружков того русского юношества семидесятых годов, которое дало так много примеров настоящего морального подвижничества».
Но чтобы лучше понять слова историка и почувствовать атмосферу нравственного обновления, вызванную «чайковцами», надо сказать о Нечаеве и «нечаевщине».
В 1869 г. Сергей Геннадиевич Нечаев основал в Москве общество «Народная расправа». Согласно «Катехизису революционера» – документу, составленному Нечаевым совместно с Бакуниным, задачей общества являлось разрушение всего «образованного мира» и поголовное истребление врагов и «попутчиков» революционеров. В «Народной расправе» Нечаев пытался насадить беспрекословное подчинение своим приказам, добивался превращения членов общества в безгласных исполнителей. Когда один из членов «Народной расправы» Иван Иванов попытался усомниться в тесных контактах Нечаева с зарубежными революционерами, тот обвинил его в предательстве. Иванов был убит членами организации. В ходе следствия по делу об убийстве полиция арестовала всех членов «Народной расправы», кроме Нечаева, которому удалось скрыться за границей. В 1872 г. он был выдан швейцарскими властями царскому правительству как уголовный преступник. Осужден на многолетнюю каторгу, но отбывал наказание, вплоть до смерти в 1882 г., в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.
Для «чайковцев» не было более отвратительного понятия, чем «нечаевщина». Они строили свою организацию на высоконравственных принципах. В прекрасном произведении «Подпольная Россия» С.М. Степняк-Кравчинский вспоминал:
«…все, что есть благородного и высокого в природе человека, казалось, было сосредоточено в этой горстке героической молодежи. Они хотели освободиться от всяких других помышлений…, чтобы отдаться своему делу всецело, беззаветно».
«Наш кружок, – вторит ему П. Кропоткин, – оставался тесной семьей друзей. Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей, как те человек двадцать, которых я встретил на первом заседании кружка Чайковского».
Устоять перед обаянием нравственного климата, созданного «чайковцами», атмосферой равенства, честности, веры друг в друга оказывались не в состоянии даже враги.
«Чайковцы, – показывал на следствии предатель Низовкин, – между собою вполне и абсолютно доверяют друг другу… Между ними нет ни старших, ни младших – все равнозначущи, и каждый действует сообразно обстоятельствам, не справляясь о желании со стороны других, хотя образ их действия носит на себе характер странного единства, ибо они ведут и всегда преследуют одну и ту же цель…»