Анархисты прибегали к вымогательству не только по отношению к эксплуататорам бедняков, но и по отношению к интеллектуалам и специалистам, включая врачей, фельдшеров и дантистов[149], несмотря на то, что многие из этих людей придерживались либеральных взглядов и были и так готовы при всяком удобном случае помочь революционерам. Один зубной врач в Екатеринославе предоставил свою квартиру для собраний местных бундовцев, но его жилище оказалось не таким уж безопасным: во время заседания комитета Бунда члены малоизвестной экстремистской группы бросили в окно бомбу в ответ на отказ дантиста удовлетворить их денежные требования[150]. Среди общего кровопролития и жестокости иногда встречались смешные эпизоды, связанные с нападениями анархистов и их грабежами, дававшими минимальные результаты. В Киеве 14 июня 1908 года мужчина и женщина вошли в обувной магазин, наставили на хозяина револьвер и протянули ему письмо с ультиматумом местных анархистов. Хозяин магазина был несказанно счастлив, прочитав, что анархисты требовали только три пары сапог, которые он тут же и выдал[151].
Однако большинство экстремистов, занимавшихся экспроприациями в целях личного обогащения, не ограничивали себя такими скромными запросами. Анархисты сами признавали, что многие их товарищи «в экспроприации видели выгодное, хотя и сопряженное с большим риском ремесло и стали заниматься ею именно как ремеслом»[152]. Эти квазиреволюционеры даже стали заключать взаимовыгодные сделки с представителями буржуазии, искавшими путей отомстить врагам и предоставляя экспроприаторам адреса и подробную информацию о финансовом положении потенциальных жертв вымогателей[153].
Для многих анархистских групп революционные грабежи были главным занятием, если и не главной целью; другие формы радикальной деятельности, такие, как пропаганда и агитация среди пролетарских масс, были заброшены, и ими занимались, если оставалось время после экспроприации. Из всех осужденных царскими судами анархистов 60 % были судимы за. вооруженный разбой[154]. У экстремистов зачастую было в распоряжении так много экспроприированных денег, что их лидеры были обеспокоены эпидемией мелких грабежей и пытались как-то контролировать своих заигравшихся товарищей. Некоторые анархистские организации в специальных прокламациях предупреждали своих членов, что революционеры подвергаются опасности деморализации и разложения со стороны пробравшихся в их ряды уголовных элементов и что общественность перестала видеть различие между обычным воровством и экспроприацией[155]. Некоторые видные анархисты, среди них лидер анархистов-синдикалистов Новомирский, пытались изгнать профессиональных бандитов из своих организаций и очистить революционный лагерь такими методами, как запрет мелких экспроприации и вымогательств денег с помощью письменных мандатов. Эти усилия были почти повсеместно проигнорированы, хотя в некоторых районах революционный бандитизм стал столь распространенным явлением, что местные лидеры грозили смертью его зачинщикам[156].
Это, впрочем, не привело ни к каким результатам, и к 1907 году преступные группы внутри анархистских и малоизвестных экстремистских организаций, многие из которых «не имели ни малейшего представления об анархизме», называли попросту: «подонки революции»[157]. Экспроприаторы эти часто ссорились из-за раздела добычи и покидали революционные ячейки, забирая свою долю. Некоторые из этих врагов капиталистической эксплуатации использовали награбленные средства для покупки небольшого собственного дела. Другие, привыкшие к тому, что всегда можно захватить крупную сумму денег, приобретали привычку жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая, и тратили иногда десятки тысяч рублей на предметы роскоши, выпивку и проституток[158]. К 1908 году многие анархисты признали, что все высокие идеалы их движения потонули в море бандитизма и что после всех преступлений, совершенных экстремистами, ничего не осталось от анархистского лозунга, который объявлял экспроприацию «великим даром анархии народу»[159].
Хотя российские анархисты и радикалы с неясной политической ориентацией представляли собой «разнообразное собрание независимых групп, без партийной программы или системы эффективной координации действий»[160], их роль в росте политического насилия революционного десятилетия была значительнее, чем роль любой организованной антиправительственной группировки в стране. Более того, отсутствие у них идеологических принципов, их легкомысленное отношение к кровопролитию и их склонность к откровенно преступному поведению позволяют занести этих экстремистов в ряды террористов нового типа. Их влияние на русскую революцию было огромным: террористы нового типа освобождали ее от идеализма и обнажали ее темные стороны.
Глава 5. «Изнанка» революции. Уголовники, психически неуравновешенные и несовершеннолетние
Кричат… против экспроприаторов, грабителей, против уголовных… А придет время восстания, и они будут с нами. На баррикадах взломщик-рецидивист будет полезнее Плеханова.
Преступность и этика в среде террористов
Наряду с террористами нового типа, связанными с различными антиправительственными организациями или небольшими малоизвестными группировками расплывчатой идеологической ориентации, в радикальной деятельности участвовали многие лица, чьи мотивы имели мало общего с революционными целями. В период между началом революции 1905 года и падением империи в 1917-м все большее число революционеров совершало убийства и экспроприации с целью личного обогащения, в преступных целях или просто по причинам, известным лишь им. Исследователи дореволюционной России мало занимались явлением, которое современники называли «изнанкой» или «накипью» революции[2], однако рассмотрение этого феномена дает возможность по-новому взглянуть на русское антиправительственное движение.
Необычайно низкий идейный уровень нового поколения русских экстремистов, занимавшихся массовым террором, был в той или иной мере свойственен последователям всех радикальных течений[3]. Лишь некоторые террористы хоть как-то понимали, что представляют собой различные экстремистские группы, большинство же демонстрировало почти полное отсутствие политического сознания. Так, шайка экспроприаторов, набранная из случайных людей, в деревне Хутора ворвалась в дом местного священника и забрала двадцать пять рублей. Хотя они действовали по приказу организации анархистов, они наивно заявили, что представляют «партию революционеров»[4].
Большинство радикалов, особенно действовавших в провинции, были неграмотны (включая и таких известных революционеров, как бундовец Гирш Лекерт) и не могли продемонстрировать глубокое понимание революционной доктрины или впечатлить своих партийных лидеров политической образованностью[5]. Среди тех, которые умели читать и писать, многие выражали свои мысли с большим трудом; когда от них требовалось объяснить причины своей террористической деятельности, они часто были способны лишь на полуграмотные лозунги типа «Смерть негодяям!», «Да здравствует революция!», «К черту все остальное!»[6]. Партийные лидеры видели эту ситуацию, и известный социал-демократ Григорий Алексинский даже настаивал на том, что «полуграмотные мальчишки и девчонки», занимавшиеся терроризмом и экспроприациями, должны быть изгнаны из организации. При этом он испытывал «большую печаль», отмечая, что среди этой молодежи встречались лица, искренне убежденные в том, что, убивая городовых и земских чиновников, совершая вооруженные грабежи и рискуя собственными жизнями, они борются за социализм[7].
Широкий спектр причин приводил молодых людей к терроризму — многие из них были чисто личного характера и возникали от эмоциональных проблем и конфликтов, а не от революционного пыла или от приверженности революционной идеологии. Создается впечатление, что одной из наиболее распространенных причин участия в насилии с политической окраской была неспособность признать собственные неудачи или контролировать свой гнев и примитивное стремление к немедленному отмщению. Террористические акты, совершенные по подобным мотивам, представлялись либеральной и левой прессой как форма революционной борьбы, оправданная политическими и экономическими обстоятельствами. Приведем несколько примеров. В мае 1905 года почтовый работник, активист рабочего движения, которого собирались уволить, совершил покушение на жизнь своего начальника. В августе того же года рабочий фарфоровой фабрики, уволенный за плохую работу, пытался убить начальника своего цеха[8]. Террористы также прибегали к насилию для защиты собственных интересов или для наказания лиц, которые, как им казалось, их преследовали. Член ПСР Василий Троицкий был призван в армию и решил отомстить генералу, который пытался прибегнуть к дисциплинарным взысканиям за участие Троицкого в революционной деятельности