Те же гвардейские полки, которые 27-го февраля опрокинули русский трон, пришли без своих офицеров или, если и с офицерами, то лишь с небольшой частью их. Во главе этих полков стояли не генералы, а толпы рабочих, которые начали восстание и увлекли за собою солдат.
Вот здесь-то мы и нащупываем отличительную черту русской революции: турецкая революция была всецело политической; русская — была или, вернее, будет, социальной.
В этом и заключается глубокий всемирно-исторический смысл русской революции, который нужно определенно признать и понять. В России произошла великая социальная революция, которая пока находится лишь в первых фазисах своего развития.
Пока закончился лишь первый акт всемирно-исторической драмы: пал политический строй, делавший невозможным свободное обнаружение воли русского народа. Русский народ стал повелителем своей судьбы и получил возможность властно сказать свое слово.
Этого слова он еще не сказал, но скажет на Учредительном собрании, в котором голоса будут принадлежать представителям народных интересов. Не буду говорить о том, что скажет народ. Мне важно пока сделать ясным, что русская революция, несмотря на свое внешнее сходство с военным восстанием, имеет свои глубокие социальные корни.
Ибо не армия, а рабочие начали восстание. Не генералы, а солдаты пошли к Г[осударственной] думе. Солдаты же поддержали рабочих не потому, что они послушно выполняли приказания своих офицеров, а потому, что они сознавали себя народом, не в том смысле, чтобы они почувствовали себя такими же русскими людьми, как и офицеры, а в том смысле, что они почувствовали свою кровную связь с рабочими, как с классом таких же трудящихся людей, как и они сами.
Таково социальное происхождение русской революции и в этом ее характерная черта. Вот почему у нас сразу возникло две власти — Временное правительство, выбранное Государственной думой, и Совет рабочих и солдатских депутатов.
Солдатские депутаты в этом Совете, в сущности, — не что иное, как крестьянские депутаты. Крестьяне и рабочие — вот два социальных класса, которые сделали русскую революцию.
И то обстоятельство, что, произведя революцию, солдаты и рабочие не передали власти в руки Временного правительства, но сохранили ее в своих руках, с полной очевидностью показывает, что цели революции в глазах ее творцов пока еще далеко не достигнуты. В глазах трудящихся классов революция еще только начинается.
Хорошо это или дурно, но это так!
Почему же первая социальная революция современного мира и в большом масштабе произошла именно в России? Мы привыкли думать, что социальный вопрос и социальная борьба гораздо обостреннее в передовых промышленных капиталистических странах, чем в странах с таким молодым капитализмом, как Россия. Вспомните фразу Маркса об «идиотизме» сельской жизни и об антиколлективистическом черепе крестьянина. Для Запада Маркс, конечно, прав. Крестьянство на Западе является опорой консервативных партий. Взять хотя бы Германию. Могли ли бы германские аграрии играть такую руководящую роль в стране, если бы немецкий мужик не поддерживал в политической жизни своего барина-помещика?
В «Союзе сельских хозяев» — одной из самых влиятельных общественных организаций Германии — крестьяне принимают такое же участие, как и помещики. И те и другие дружно борются с городской социал-демократией и видят в социализме своего самого опасного врага.
У нас положение совершенно обратное. Крестьяне выступают не как друзья, но как противники помещиков.
Причины этого положения дела коренятся в особенностях социальной структуры русского общества. Россия — страна социальных контрастов. Над трудящимися массами крестьянства, живущего в условиях нищенского существования, возвышается класс крупных землевладельцев. В промышленности и торговле мы наблюдаем господство огромных капиталистических предприятий и слабое развитие мелких предприятий.
В то время как в любой западноевропейской стране мелкая буржуазия в городе и в деревне играет выдающуюся, нередко руководящую роль, в России влияние мелкой буржуазии в политической и общественной жизни совершенно ничтожно, соответственно ничтожному экономическому значению этого класса.
Мелкая буржуазия на Западе играет роль социального масла, которое смягчает и притупляет противоречия социальных интересов, заражая своим духом и своим миросозерцанием, своей любовью к собственности и порядку нижестоящие ее трудящиеся классы.
Вот почему Герцен, попав на Запад, был поражен «мещанством» западной цивилизации.
У нас этого мещанского класса почти нет (точнее, он играет гораздо меньшую роль, чем на Западе). И в этом заключается основная причина, почему голос народа, голос трудящихся масс звучит у нас совершенно иначе, чем на Западе.
Вот почему политическая революция в России не замедлила превратиться в революцию социальную.
Биржевые ведомости. 1917, 10 марта. № 16128 (утр. вып.).
ЗА СОРВАННОЙ ЗАВЕСОЙ
Поразительно ослепление, в котором годами жил низложенный император. Малообразованный человек, он не имел никакого понятия о жизни своего государства. Презренные, трусливые льстецы, окружавшие «жадной толпою» царский трон, поддерживали в Николае II детские театральные представления о России как о царстве верноподданных длиннобородых мужичков, не имеющих ни собственной воли, ни своих желаний, только о том и думающих, как бы угодить «царю-батюшке»… Александра Федоровна в эту наивную идеологию крепостного барина вносила еще мистический бред истеричной, больной натуры. Все это привело к появлению «старца Распутина», забрызгавшего грязью семью падавшего с трона монарха…
Кому теперь не ясно, что династия могла бы отсрочить свое падение, если бы в 1906 году царь честно и лояльно договорился с первой Гос. Думой. Но, оправившись от страха, он затаил чувства ненависти к испугавшим его людям и снова погрузился в свой фантастический сон о России. Марков 2-й и Дубровин, Тиханович-Савицкий и Щегловитов продолжали сочинять для царя трафаретные телеграммы от «миллионов» «союзников» и он им верил, жил в чаду этой мнимой преданности.
Судьба была к нему все-таки милостива. В 1914 г., когда началась война, он снова получил возможность сблизиться с народом, не мнимым, по-театральному разукрашенным, а подлинным русским народом. Если бы свободным порывом, без всяких требований и давлений, Николай II прогнал окружавшую его челядь и призвал ответственное министерство, России, весьма вероятно, не нужно было бы революции. Но у Николая II никогда не было ни великодушных порывов, ни капли государственного ума. Он пропустил все сроки, пренебрег всеми предостережениями. Он погрузил Россию в хаос в разгар ожесточенной войны.
Обещанные Марковым и Дубровиным «миллионы» черносотенцев не пришли. Поставленные А.Д. Протопоповым на крышах тысячи полицейских пулеметов не спасли подгнивший трон от революционного порыва рабочих и солдатских масс. В три дня из царства самого свирепого деспотизма мы перенеслись в безбрежный океан самой безграничной свободы. Неограниченная деспотическая монархия превратилась в республику — фактически мы ведь живем в республике даже без президента. К великому счастью уцелела и не разошлась Гос. Дума, единственное учреждение, сохранившее в разгар этой бури государственный авторитет. Это позволило немедленно приступить к созданию основ нового правопорядка. Без Гос. Думы страна на долгое время погрузилась бы в омут анархии.
Завеса разорвана. Рассеялся туман, окутывавший подлинную Россию от глаз самодержца и полицейскими мерами поддерживавшийся для увековечивания сусально-фантастический видений. В огне и крови предстала подлинная Россия, вся в кипении мощных страстей, после долгой сдержки вырвавшихся наружу…
Необходимо и тут сохранить величайшее спокойствие и не обманываться видимостью. Вместо старых фантазий самодержца не следует создавать себе других, полярно противоположных.
С первого взгляда может показаться, будто вся Россия превратилась в сплошную социалистическую массу, и никого, кроме социалистов-революционеров, социал-демократов и анархистов разных толков в ней нет. Эти партии теперь наверху, на гребне волны. Вглядитесь даже в это бушующее море Совета рабочих и солдатских депутатов, и вы увидите, что и оно начинает расчленяться, что тут уже заметны разные течения. Если большевики стоят за немедленное прекращение войны, то солдаты, вошедшие в Совет, на такую платформу не станут. Нечувствительно для них самих в них говорит русский государственный инстинкт. Если крайние эс-эры и большевики из интеллигентов и городских рабочих кричат о разделе всех земель, то солдаты, недавно только оторванные от земли и знакомые с чувством мелкого земельного собственника, с восторгом встречают предложения о «прирезке», но приходят в негодование при мысли о необходимости пустить в раздел их собственные участки.
В минуты, подобные тем, которые мы переживаем, прежде всего не надо бояться никаких слов. Резкость слов, острота выступлений, болезненность протеста всегда прямо пропорциональны молчанию и бездействию, которые им предшествовали. Нынешнюю бурю подготовил Николай II, когда обрек всю страну на молчание.
Не воевать следует с лавой, вылившейся из вулкана, а приготовить ей пути, дать ложе, по которому она могла бы стечь.
Революция — это хаос, во время которого совершается творческая работа. Хаос, конечно, ужасен. Но нервными жалобами, стонами, разглашением панических слухов его не преодолеешь.
Надо строить и созидать. На место старой крепостнической дисциплины надо воссоздавать другие формы дисциплины общественной, более осмысленной. Конечно, при нынешних ненормальных условиях всякие новые постройки будут неизбежно несовершенны. Не будем этим особенно смущаться. Придет время и для ремонта. Главное, надо строить как можно скорее, как можно больше. Каждый человек, как бы взвинчен он ни был, поставленный у реального дела, за ход которого он несет ответственность, очень быстро приходит в разум. Поэтому основным началом нового строительства должна быть ясная личная ответственность каждого за порученное ему дело. Главное — не следует давать укрываться от такой ответственности за призрачной стеной «коллективов» и «коллегий». При создании всякой общественной организации надо, чтобы были люди вполне ответственные. Создают ли органы защиты граждан, или снабжения их продовольствием — принцип должен быть один и тот же. Только организацией, творчеством, сопряженным с повышением чувства ответственности строителей, мы преодолеем нынешний хаос, создадим вместо разрушенного новый порядок.