Но и помимо специальных условий настоящей эпохи, и при рассмотрении вопроса в перспективе неопределенно длительного мирного существования, — не может подлежать сомнению, что наименее благоприятным для безболезненного разрешения национальной проблемы является государственная среда, включающая наряду с господствующею национальностью еще одно или два сравнительно малочисленные национальные меньшинства. Национальных трудностей не существует в однонациональном государстве, и потому трудности национального сожительства при преобладании одной национальности, имеющей рядом с собою еще национальное меньшинство, естественно разрешаются в сторону приближения к однонациональному типу, т. е. в сторону принудительного ассимилирования, подавления или выключения национальных меньшинств. Такая тенденция к национальному гнету возможна и в большой многонациональной империи, где национальностей множество и нет трагического tete-a-tete двух — слабого и сильного народов. Однако в этом случае угнетение множества народов достижимо лишь путем такого насильничества, которое угрожает самому существованию государства. Ради самосохранения оно нуждается в сотрудничестве инородцев, и при многонациональности их — и при свободе в нем — подрывается смысл угнетения каких-либо отдельных групп. Когда свободное великое государство «объемлет много религий, помимо христианских и еврейской, и религии: магометанскую, буддийскую и друг[ие], оно не может процветать вне веротерпимости; когда оно объемлет множество рас и народов, оно не может свободно развиваться, не дав возможности жизни этим народам, ибо из них оно состоит и их содействием держится. Когда “империя” объемлет различные источники культуры, наряду с культурой господствующей — и другие, частью погасающие, но еще могущие ожить, частью нарождающиеся, но частью уже преисполненные сил, она может в качестве “империи” существовать, лишь не затрачивая сил на их внутреннее искоренение, не отравляя этих источников недовольством, не ввергая их, т. е. частью себя — в парализованное прозябание. В этом интерес великой многонациональной “империи”, творческой и действенной, т. е. свободной и прогрессивной. В этом же и интерес населяющих ее народностей»… «Именно, являясь совместным бытием множества народов, сообща его составляющих и им управляющих, великое демократическое государство, свободная “империя”, сильнее каждого местного, хотя бы и сильного коллектива, способно его обуздать, и может иметь интерес это сделать, — поскольку само из многих народов складывается и заинтересовано в их мирном сожительстве». И потому «соучастие в многонациональной “империи”, если только она построена на принципе демократии и свободы, соединяет для них простор и мощь участия в великой силе с возможностью сохранить свою индивидуальность в среде множества национальных коллективов»7.
Именно в национальном отношении существование в многонациональном великом государстве, свободном и демократическом, выгоднее для отдельных национальностей, чем существование вдвоем (или втроем) в государстве небольшом. И в особенности это так для наций небольших, для наций, рассеянных на большем пространстве, для наций, в разных своих частях сосуществующих с различными другими национальностями, для наций, не обладающих собственной богатой культурой, сосредоточенных преимущественно в одном каком-либо социальном слое (напр[имер], крестьянском или торговом). Во всех подобных случаях государственное расчленение ведет к безысходным национальным угнетениям и грызне, а велико-государственное, в этом смысле «имперское» объединение — в предположении демократии и свободы — создает предпосылку свободной многонациональной жизни. Само собой разумеется, что эта свободная национальная жизнь требует и определенных государственных форм, соответствующих особенностям и строению отдельных наций, и что задача создания таких форм национального сожительства в многонациональном государстве представляет немало трудностей и сложностей. Но сейчас моей целью было столь же мало отрицать эти формы, как и выяснять их; моей целью было только отметить, что их следует отыскивать и создавать в устремлении к общегосударственному совместному существованию, к великогосударственному единству, а не в сепаратизме тщательно выделенных и отграниченных национальных, территориально-национальных ячеек. Единая, а не расчлененная Россия нужна нациям, ее населяющим, — в их национальном же интересе.
III
Было бы неполно и неискренне, если бы я ограничился в обосновании значения единства России для наций, ее населяющих, лишь одним их специфически-национальным интересом. Нации состоят из людей данной национальности; но люди данной национальности являются рабочими и купцами, крестьянами и инженерами, помещиками и чиновниками. Исключительное сосредоточение на национальном в нации, заслоняющее социальные и политические интересы ее состава, составляет одно из больших бедствий и ошибок нашего времени.
Довольно характерно это забвение проявляется в наши дни по крайней мере на поверхности общественно-национальной жизни. Правда, что республика, свобода, равенство, оказались фактически установленными в несколько дней. Однако никто ведь не думает, что этим установлением и разрешаются все задачи государственной перестройки России. И ведь дело отнюдь не в том только, чтобы обеспечить добытое от так называемой контрреволюции, а в том, главным образом чтобы реализовать новый государственный строй в соответствующей системе права, организации народа, социальном укладе, в том, чтобы сотворить новый государственный строй, — ибо реализация предполагает именно творчество, созидание новых форм и отношений, а не простое обеспечение и предохранение от реакций и контрреволюций. И, разумеется, о наиболее привычных социальных и политических задачах немедленно же и зашла речь — в области ли рабочего права, или аграрного вопроса, организации суда или управления. Характерно, что собрания и съезды отдельных национальностей склонны оставлять в тени эти и подобные вопросы, выдвигая на первый план задачу специфически национальную, а с нею те государственные или административные, которые всецело ею определяются (напр., национально-федеративный строй). Задача специфически-национальная поглощает или оттесняет задачи политические, государственные, социальные, просветительные (ибо и просвещение трактуется не как таковое, а лишь в плоскости национализации просвещения). Не столько о содержании заботятся, сколько о национальных формах для этого содержания. Удивительного в этом ничего нет; угнетение долгих десятилетий, обиды и стеснения не могут не дать отзвука в первый же день свободы; с наибольшим размахом устремляются к тому, что было сугубо запретным. Но факт, хотя бы и легко объяснимый, не перестает от того быть фактом; специфически национальное заслоняет общегосударственное, социальное, политическое, просветительное. Можно надеяться, что со временем — по удовлетворении важнейших национальных запросов, другие интересы постепенно выдвинутся на принадлежащее им место; но трудно закрыть глаза на то, что посколько национальная жизнь урезанная и придавленная в предыдущий период, подлежит не столько осуществлению, сколько созиданию, выработке заново, — большая часть энергии, заинтересованности, внимания, заботы будет направлена именно в эту сторону с непосредственным ущербом для гражданских и социальных задач времени. Если в центральных, общероссийских учреждениях будут в первую голову поставлены задачи именно социальные и гражданственные, то в местных, национально-автономных организациях, они, вероятнее всего, будут оттеснены задачами не только местными, но и специфически национализаторскими. Гражданственность, социальный и политический строй будут коваться в общероссийских учреждениях, в общероссийском общественном мнении, в общероссийском бассейне; по автономно-национальному руслу будут преимущественно коваться национальные формы. И это логически могло бы дать удовлетворительное сочетание, если бы фактически отдельные национальности тем самым не были в лице своих деятельных элементов поглощены своим национальным автономизмом, если бы сепаратистическая тенденция не овладела ими, если бы сознание необходимости и важности российского единства сохранило действенную мощь, не заслоненное сепаратистическими настроениями и идеологиями. Но для этого необходимо твердо держать знамя единства, не заслоненным пестротою сепаратистических знамен; для этого — не пренебрегая своими национальными заботами и стремлениями — необходимо твердо идти по пути объединено-российского строительства, иначе не только отдельные национальности свои силы посвятят не социально-гражданскому строительству, а выработке одних лишь национальных форм, но еще тем самым они отвлекут от общегосударственной жизни и сократят силы и энергию социально-гражданственной работы. Мало того, отсюда может последовать и дополнительный печальный эффект. Именно, не только национальное строительство заслонит социальные и гражданственные вопросы в инонациональных частях России, но и Россия преимущественно великорусская проникнется ответным специфически-национализаторским настроением; а так как она полна инородческими элементами, как полны соответственно инородческими элементами и автономные «окраины», то трудно учесть те опасные для государственно-социального творчества последствия, те внутренние трения и противодействия, которые могут отсюда развернуться.
В частности — в этих трениях, дроблениях и противодействиях неизбежно должна ослабеть позиция демократии; ибо, именно, демократия в первую голову терпит ущерб от специфически-национальных ориентаций. Таков опыт истории, и нетрудно усмотреть общие социологические его основания. Линия специфически-национального сплочения разрывает линии сплочений классовых, политических, профессиональных. Для иных — напр[имер] в области культуры — задач это и вполне естественно; но когда этот разрыв происходит в плоскости напряженного социально-государственного строительства, он не может не отразиться на нем весьма существенным образом. Прежде всего в национально-сепаратистически построенных автономиях сжимаются нации меньшинства, чуя угрозу своим интересам: а так как в защите этих интересов значительную роль естественно могут играть социальные верхи, то центр этого сжимания передвигается к экономически и социально сильным слоям. Но и в нациях большинства происходит аналогичный процесс; национальная ревность и подозрительность, вызываемая трудностью заново спешно построить собственную государственность без исторической подготовки и преемственности отравляют источники демократизма. Задачи свободного социального и политического творчества неизбежно отступают перед ревниво преследуемой острой национализаторской задачей; равенство отступает перед национальным критерием, свобода несовместима с трудностью и категорической предвзятостью националистического задания.