мещанству, к местечковой государственности — на место уже достигнуто уклада крупно-государственного, мирового. В этом отношении идея европейской или средне-европейской организованности, несомненно, заключает в себе прогрессивное ядро, как лозунг установления всяческих национальных суверенитетов — ядро регрессивное. И если идея безоговорочного национального самоопределения обнаружилась как применение к народным коллективам узко-доктринерского либерализма, то идея национальных сепаратизмов является лишь применением мещанской, местечковой психологии к построению государственного общения. Конечно, и «мещанская» государственность имеет право на существование, но возвращение к ней есть движение вспять, движение вниз от уже достигнутого уровня. Обольщенные военным угаром, этого — в применении к врагам — не замечали многие, пожалуй, большинство, усматривая в идее дробления уже достигнутых объемлющих объединений на суверенные частицы — освободительную идею войны. Давно наступила пора признать не только фальшь, но и зловредность такого взгляда.
Внутригосударственный сепаратизм, на какой бы признак он ни опирался, хотя бы и на национальный, остается неизбежно реакционным; он вреден для самих национальностей, он вреден для демократии, он вреден для социального прогресса и культурного творчества.
Без сомнения, свободное государство мыслимо лишь в свободе своих составных частей, своих составных коллективов. Задача свободной государственности и заключается в сочетании свободных частей в свободном целом, в соподчинении частей целому и зависимости целого от частей. И задача эта допускает разрешение хотя бы и не в совершенных формах — как несовершенно все сущее и, можно думать, все имеющее существовать.
Бесспорно, наилучшая для разрешения этой задачи государственная структура получается в тех случаях, когда самостоятельные государственные единицы связываются крепкими узами в единое всеобъемлющее целое, частично сохраняя — в большей или меньшей степени — и собственную жизнь; так федерация малых государств в единое союзное государство, обладающее силами и размахом великого единства и вместе с тем сохраняющее в своеобразии и своеобычности частей выгоды малых организаций, в наилучшей степени объединяет положительные стороны различных форм. Здесь сохраняется многообразие культурных образований и тяготений, организационных форм и тенденций, многообразие накоплений прошлого и возможностей будущего, сочетается воспитательная функция тесной среды со свободою просторных горизонтов, — посколько это не мешает объемлющему единству, его целям и возможностям. Соединение малых — таков путь государственного прогресса. Когда же великое целое уже дано, то задача заключается в том, чтобы открыть в нем возможность проявиться самобытности составных элементов, не разрушая их общности и единства.
Здесь задача несравненно труднее, и путь к ее разрешению несравненно опаснее. Ибо при соединении происходит положительная работа, созидающее творчество; выделение же частей из целого происходит и путем работы отрицательной, разрушительной; отчасти — в момент потрясений и великих разрушений — преимущественно таким образом только и может происходить, тем усугубляя и потрясения, и разрушения. А между тем цель здесь в том, чтобы развязать свободу национальной жизни и организовать местную самодеятельность, не нарушая неразрывного единства целого.
Оставим вопрос о том, какие здесь могут и должны получиться окончательные оформления; в острую эпоху коренной ломки России главный вопрос касается путей к ним. Одним путем является путь сепаратизмов разного вида; другим — путь общегосударственного претворения единого целого. По одному пути — задача заключается в создании более или менее независимых, самоопределяющихся, самодовлеющих, национальных тел, совокупность которых и даст Россию. По другому пути — общегосударственное строительство, разрешая общегосударственные и социальные задачи целого, должно в том числе открыть в его составе и возможность свободной национальной жизни, и организовать самодеятельность, самоуправление составляющих его областей. Я глубоко убежден, что национальная свобода и межнациональный мир — в сочетании с культурным прогрессом и культурным творчеством — достижимы по второму пути, а не по первому; не в России, производно составленной из местных сепаратизмов, а в единой России, организующей в своей свободе и свободу своих составных частей и народов.
Мы не знаем, как в сложной игре не одних социальных и внутригосударственных, но и межгосударственных сил, до последней степени обостренной в настоящее время, определится будущее российского государства; в какой мере для него еще свободны оба пути, или один уже предопределился в книге совершающегося; и мы не знаем, который из них становится или уже стал путем безнадежности. Но не будем забывать, что идея единой России, свободной в своем целом и в своих частях, есть не только директива для ее предстоящего строения, но и действенная сила самосохранения в стремительном обвале настоящего.
Вестник Европы. 1917. № 4–6. С. 548–569.
Грушевский М.С. ПОВОРОТУ НЕМА
Резолюції, винесені на вселюдних зборах, громадських і партійних з’їздах, конференціях і нарадах останніх тижнів, не полишають ніякого сумніву щодо тієї політичної плятформи, на якій об’єднуються всі активні елементи української людности. Це старе наше домагання широкої національно-територіяльної автономії України в Російській федеративній республіці, на демократичних підвалинах, з міцним забезпеченням національних меншостей нашої землі.
Інакше й бути не могло. Домагання народоправства і суто-демократичного ладу на Україні у відокремленій, «незмішаній» автономній Україні, зв’язаній тільки федеративним зв’язком чи то з іншими племенами слов’янськими, чи то з іншими народами і областями Російської держави — це старе наше гасло. Підняте ще в 1840-их роках найкращими синами України: Шевченком, Костомаровим, Кулішем, Гулаком, Білозерським і іншими, воно від того часу не переставало бути провідним мотивом української політичної думки, організаційної роботи, культурної і громадської праці. Часами тільки воно не розгорталося широко і прилюдно, з причини цензурних заборон і репресій, з якими старий режим Росії виступав проти гасел автономії і федерації. Але як тільки українське громадянство діставало змогу вільно висловити свою думку, воно повторювалося всюди неустанно і завсіди: з трибуни першої і другої Думи, в пресі «днів свободи» і т. ін. Тепер же воно могло бути проголошене не тільки друкованим словом, але й живим — на великих зборах, маніфестаціях і у всякого роду прилюдних заявах, до яких прилучаються українські і неукраїнські зібрання на місцях, заявляючи солідарність з ними і стверджуючи, що це домагання всього українського громадянства і всіх політично-свідомих верств України.
Без сумніву, воно зостанеться тією середньою політичною плятформою, на якій буде йти об’єднання людности України без різниці верств і народностей. Середньою між програмою простого культурно-національного самоозначення народностей і домаганням повної політичної незалежности.
Програма культурного самоозначення, яку недавно в одній із своїх промов необережно прийняв за міру національних домагань народів Росії, і в тім і народу українського, голова нинішнього Тимчасового уряду кн. Львов, тепер уже нікого на Україні не задовольнить. Ті часи, коли українському громадянству доводилось рахуватися з обставинами старого режиму, з неможливістю виявити масову волю українського народу до всієї повноти національного життя і з тим недовір’ям, яке виявляло до українства, як до руху народного, громадянство російське, минули безповоротно. Тоді не тільки уряд, але й поступове російське громадянство ставилося до українства як до якоїсь невеликої інтелігентної купки. Її зв’язки з народом представлялися сумнівними, її запевнення про потреби народного життя приймалися скептично. Українцям приходилося проробляти тяжку педагогічну роботу над цим громадянством, за принципом «від легшого до труднішого», висуваючи на чергу домагання найбільш елементарні, безсумнівні для всякої, просто тільки гуманно і культурно настроєної людини. Такі були домагання українського навчання в школі, допущення української мови в державних і громадських установах, в суді й церкві — на ниві, де українські маси зустрічаються з культурою, громадською і державною організацією. Воля народу не могла бути виявлена, доводилося ці скромні домагання аргументувати більше «од розуму». Вони повторялися довго, і так іще недавно, і коли б були вислухані своєчасно, то витворили б тривкий моральний зв’язок між українським громадянством, з одного боку, російською державністю й великоруським поступовим громадянством, з другого.
Але, на превеликий жаль, їх не слухали, поки був час. Не послухано і в критичний момент, коли російський уряд, користаючи з війни, заходився нищити і викорінювати українство в Галичині і в Росії, не спиняючись перед найбільш вандальськими, варварськими заходами. Українці не знайшли допомоги й підтримки у великоруськім громадянстві ніде, — крім деяких соціялістичних груп.
Це, треба правду сказати, викликало в українцях глибоку зневіру до російської демократії, до можливости, в союзі з нею, забезпечити повноту українського національного життя в рамках російської конституційности. В цю можливість українське громадянство вірило перед війною, коли зав’язувалися, як здавалося, міцні зв’язки між ним і поступовим великоруським громадянством. Але зв’язки ці не витримали воєнної проби. З тим стало все більше зростати переконання в неминучій потребі забезпечити українському народові державне право — або федерацією Російської держави, а як ні, то повного незалежністю України. Тільки державність признавалась певного запорукою вільного політичного і національного розвитку українського народу. Це сталося і відступитися від цього неможливо. Від цього становища не може бути повороту назад, у пройдені стадії чисто-культурного самоозначення або культурної автономії.