На основании статистики французских выборов Дюги приходит к выводу, что французский парламент, избранный по системе простого большинства голосов, всегда является представительством меньшинства избирательного корпуса. Если, например, 3–4 миллиона избирателей имеют своих представителей в парламенте, то 5–6 миллионов остаются не представленными вовсе.
Все это заставляет отнестись критически к выборам, построенным по системе простого большинства. И едва ли можно согласиться с Эсменом, когда он защищает идею большинства, как «простую идею, непосредственно очевидную и, несомненно, справедливую, так как она не благоприятствует заранее никому».
Если задача правильной организации выборов состоит в том, чтобы создать представительство всех политических групп и партий страны так, чтобы парламент, по мысли Мирабо, являлся как бы политической картой страны, изображающей все соотношения ее политических сил в пропорционально уменьшенных размерах, то эта задача может быть выполнена лишь при том условии, если меньшинство не будет отброшено, а будет представлено пропорционально своим размерам.
Так рождается идея пропорционального представительства меньшинства. Но она, по смыслу своему, отнюдь не является только защитой интересов меньшинства, как это может показаться с первого взгляда, она устанавливает правильную пропорцию в соотношении сил большинства и меньшинства, а потому в такой же мере является защитой истинного большинства и борьбою с «мнимым» большинством.
Цифры доказывают, что мажоритарная система дает власть мнимому большинству и в действительности является непропорционально преувеличенным представительством меньшинства.
Вся эта критика большинства возникла на Западе, в результате долгих наблюдений над функционированием этой системы выборов в парламенты; она сохраняет все свое значение и у нас, когда дело идет об организации выборов в Учредительное собрание. Учредительное собрание в еще большей степени, чем парламент, должно являться правильной политической картой страны. Все партии должны быть в нем представлены пропорционально их численности в целом избирательном корпусе всей России. Не следует только думать, что этот идеал легко достижим. Пропорциональная система наталкивается на огромнее трудности при своем осуществлении: она требует огромных по численности избирательных округов, отлично сорганизованных партий, продолжительной агитации и большой сознательности избирателей.
Утро России. 1917,21 мая. № 125.
Проф. Алексеев Н.Н. ИДЕЯ ПРОПОРЦИОНАЛЬНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
Недостатки мажоритарной системы пытается исправить так называемая пропорциональная система выборов. Мысль, лежащая в основании этой системы, очень проста и всем доступна. При всеобщем избирательном праве каждый имеет право голоса. Но отдельные голоса граждан складываются в процессе голосования в большие или меньшие группы: одни голосуют за одну партию, другие — за другую. Справедливо, чтобы в парламенте была представлена каждая сколько-нибудь значительная партия сообразно с количеством голосов, в ней насчитывающихся. У кого голосов больше, тот пошлет больше депутатов, у кого меньше — тот будет слабее представлен. Если парламент будет составлен таким образом, он станет похож на точную фотографию страны.
Повторяем, что мысли эти просты и естественны. В особенности просты они для того, кто обладает несколько упрощенным взглядом на политику. Вот как объяснял мне пропорциональную систему выборов один участник уличного митинга. У нас есть «народ» и «буржуазия». «Народа» много, «буржуазии» мало, «народ» мог бы получить все места в парламенте, но хочет быть справедливым и к «буржуазии». «Буржуазия» должна также быть представленной в Учредительном собрании, однако представители ее должны стоять в справедливом, пропорциональном отношении к народным голосам. Для этого стоит только подсчитать голоса «народа» и «буржуазии» и сообразно с этим количеством составить парламент. Допустим, что народ имеет 50 миллионов голосов, а буржуазия 10 миллионов. Если каждый миллион голосов посылает одного депутата, тогда «народ» пошлет в Учредительное собрание 50 депутатов, а «буржуазия» — 10.
Все это очень просто, если верить, что народ расслояется на общественные группы по таким же ясным признакам, по каким различаются природные свойства страны, изображенной на карте: вот вода, вот суша, вот реки, вот горы. Но всякий сколько-нибудь вдумчивый человек знает, что признаки, отличающие общественные единицы, часто невидимы и неосязаемы. Кроме того, всякий народ есть живое целое, которое находится в процессе непрерывного изменения и развития. Во всяком народе, особенно народе молодом, общественные группы только еще складываются, границы их изменчивы, состав непостоянен.
Возьмем, например, Россию. Крестьянство наше — принадлежит ли оно к «народу» или к «буржуазии»? Несомненно, в крестьянстве имеются чисто «буржуазные» элементы, крестьянское кулачество; есть и элементы пролетарские, но границы между теми и другими текучи и трудно определимы. При таких условиях разделение на общественные группы очень затруднительно, на место видимого всем рельефа мы получаем расплывчатую среду, которую трудно ухватить умом и глазом.
Можно попытаться на место объективных признаков поставить внутренние, субъективные — самосознание масс, их собственную сознательную принадлежность к тому или иному классу людей. Это лучше всего проявляется в партийной группировке. Можно сказать: всякий, кто считает себя социалистом, принадлежит к «народу», кто голосует за другие партии — к «буржуазии». Однако наши партийные группировки находятся только в процессе образования. Наши партии только еще слагаются, только еще вербуют своих членов. Состав партий при таком положении вещей — очень случаен, а главное, есть большое количество беспартийных, неорганизованных масс. И опять мы, следовательно, не имеем каких-либо прочных групп, которые можно сделать реальным основанием для пропорционального представительства.
Мы хотим сказать, что пропорциональная система выборов есть дело простое, когда население расчленено, но оно становится весьма трудной задачей, когда этого нет. В последнем случае приходится считаться с тем, что, несмотря на пропорциональные выборы, парламент будет только очень приблизительно выражать мнение всей страны, будет похож только на довольно плохую фотографию.
Но должен ли быть парламент «фотографией» страны? Противники пропорциональной системы говорят, что эта основная предпосылка ее является далеко неправильной. Парламент должен быть собранием лучших людей, которые призваны стоять над интересами отдельных членов. Задача их заключается в том, чтобы воплощать нацию как целое, а не сепаратные стремления отдельных групп. В парламенте нужно выявить «общую волю» всего народа, воля же эта может лучше выразиться, если парламент будет составлен из согласного большинства немногих, чем из анархического разногласия большого количества небольших групп, отображающих в миниатюре борьбу партий в стране. С этой точки зрения совершенная система пропорционального представительства бесполезна, если не прямо вредна, так как она вовсе не соответствует общенародным задачам парламента.
Это — очень серьезное возражение, которое можно ослабить только указанием на то, что всякий парламент, какова бы ни была система выборов, всегда в конце концов распадется на партии. Современный парламент неизбежно расчленяется на группы, и не лучше ли это расчленение признать уже при самых выборах? Современный парламент есть организация партий, бороться с его партийной расчлененностью является утопией. Это не исключает, конечно, и общенациональных задач парламента. Если в нации классы объединены общим интересом, они будут объединены им и в парламенте, представляющем фотографию нации. Если же нация распыляется, не объединишь единодушием «лучшим» людей в парламенте.
Но одно справедливо в приведенной критике основ пропорционального представительства. И расчлененный на группы парламент, чтобы быть работоспособным, должен объединиться на принципе всякого коллективного творчества — на признании прав большинства. Принцип большинства вовсе не отрицается пропорциональным представительством, ведь законы в парламенте могут только приниматься на начале подчинения меньшинства большинству. Парламент, который отступил бы от начала большинства, превратился бы тем самым в анархическое соединение неработоспособных людей. Каждая группа считала бы обязательной для себя только свои постановления, и парламент распался бы, не вынеся ни одного закона.
Западные народы пришли к идее пропорционального представительства интересов через дисциплину подчинения большинству. Мы, русские, не имели этой дисциплины. И мы знаем, что у нас идея пропорционального представительства вступает иногда на путь подобных анархических соединений. Если наш будущий парламент рисуют себе таким образом, что там соберутся по справедливому исчислению представители различных групп нашего народа и затеют между собою гражданскую войну в миниатюре, такой парламент умрет, как умрет всякая нация, не осознавшая своего народного единства.
Таковы общие принципы, лежащие в основе пропорциональной системы выборов. Что касается техники ее, то она очень сложна. Когда партий много, когда их численный состав заранее неизвестен, приходится изобрести особую систему подсчета голосов, которая привела бы к более или менее справедливому отражению в парламенте партийной группировки страны. Различные системы пропорционального представительства предлагают решить общую задачу: как в процессе самого голосования определить еще неизвестное количественное соотношение партийных сил. Описание того, как решается эта задача, должно быть предметом особого очерка.