Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май) — страница 6 из 99

На этот ужасный, роковой для нас вопрос мы не имели ответа. Раньше самое терпение наше могло оправдываться патриотическими соображениями; надо было терпеть, пока могло казаться, что терпенье спасает нас от поражения. Но, когда стало очевидным, что именно терпенье и ведет нас к неизбежной гибели, ему должен был наступить конец, — иначе Россия не была бы Россией. И везде задавались бы мучительным вопросом: жива Россия или мертва, достойна ли она существовать на свете, не представляет ли она собою «дурное общество», которого должны стыдиться другие нации.

И вот, наконец, мы получили ответ, достойный великого народа. Смыт национальный позор; мы можем говорить с друзьями и союзниками, как равные с равными. Есть Великая Россия, совершившая беспримерный в истории подвиг.

Это — революция единственная или почти единственная в своем роде. Бывали революции буржуазные, бывали и пролетарские. Но революции национальной, в таком широком значении слова, как нынешняя, русская, доселе не было на свете. Все участвовали в этой революции, все ее делали — и пролетариат, и войска, и буржуазия, даже дворянство, не исключая дворянства объединенного, все, вообще, живые общественные силы страны. А потому никто не имеет на нее исключительного права. Это — революция всенародная, в высшем значении слова. Кучка негодяев, управлявшая, вопреки России и против России, собрала против себя всю Россию, и старая власть упала, как созревший плод, пала, потому что она захотела быть выразительницей того чистого самодержавия, которое ни на кого не опирается, а «само держится».

В борьбе за Россию против «пятого фронта» и пробудился русский патриотизм. Помещики, капиталисты, солдаты, крестьяне, рабочие, — все захотели прежде всего быть русскими, а потом уже — представителями своих классов. А потому честь и слава всем. И особый низкий поклон от всех русских главным деятелям последних дней: Государственной Думе, русскому войску, русским рабочим и избранному ими Совету рабочих депутатов. Только бы это объединение сохранилось до того великого дня, когда избранное всеобщим, прямым, тайным и равным голосованием учредительное собрание соберет весь народ и даст общее национальное решение классовым спорам. Пусть до того времени они умолкнут.

Такое великое объединение, как нынешнее, чрезвычайно редко в истории, за последние три года мы видели единодушную, а потому и единую Россию всего только два раза — в начале войны и теперь, когда, надо надеяться, мы приближаемся к концу войны. И оба раза были одержаны великие победы. Тогда был разбит галицийский, австрийский фронт, теперь же разбит враг еще более опасный: того пятого фронта, который парализовал все наши победы, больше не существует. И более того — уничтожен внутренний гнойник, заражавший все национальное тело, устранен источник всеобщей деморализации. Возвратилась вера в Россию и в ее победу. Опасности еще велики, враг еще не побежден и могуч; но дышать стало легче, душа очистилась.

Это молниеносная революция пронеслась над нами, как очистительная гроза. Рассеялись миазмы. Дай Бог, чтобы они никогда больше не собирались и никогда нас больше не заражали. Для этого мы должны всегда оставаться тем, чем мы стали в эти дни — единой Россией, собранной для великого, национального и всемирного, общечеловеческого дела.

Речь. 1917,5 марта. № 55.

Жилкин И.В. В ПЕТРОГРАДЕ

Гроза быстро отгремела и стихла. Выстрелы смолкли, но в городе необычайное оживление. Весь Петроград на улицах и митингах. Сплошной поток солдат, обывателей, женщин, детей струится по Невскому и по всем улицам, ведущим к центру. Повсюду звучит призыв к организации, к порядку и труду. Однако населению, видимо, трудно расстаться с праздничным возбуждением. Будничный труд налаживается медленно. Только вчера выехали извозчики. Трамваи еще не ходят, хотя уже усердно очищают рельсы, затоптанные в снег, и чинят проволоку. Магазины открываются не все. Сегодня, впрочем, воскресенье, и отчасти этим объясняется прикрытие торговли. У булочных и хлебных лавок изрядные хвосты.

Мы проехали на окраины. Фабрики не дымят высокими трубами, и корпуса не гудят. Рабочие ходят по улицам с красными бантами в петлицах пальто, собираются группами, читая вслух газеты и бюллетени, а большинство потоками направляется к центру. Почти пусто на Финляндском вокзале и на дальних улицах Выборгской стороны.

Через Литейный мост народный поток направляется по Литейному проспекту к Невскому, а по Шпалерной — к Государственной думе.

Зияет на углу Шпалерной и Литейного выбитыми окнами и сгоревшей крышей громадное здание полуразрушенного окружного суда. Около Знаменской площади, под каланчой, обгорелыми окнами глядит на толпу полицейский участок. Тротуар засыпан кирпичами, штукатуркой и вывороченным железом. Все полицейские участки подверглись такому же разгрому. Но это в прошлом. Сейчас в толпе воодушевление громадное. Движение по улицам вошло в особый ритм. Военные серые шинели и черные пальто штатской публики льются по тротуарам и улицам, но стройность движения ничем не нарушается.

Временами пройдет по Невскому, сверкая штыками, полк или батальон с торжественной музыкой мерного марша, и публика колышется вокруг него черным морем. Временами пройдет демонстрация с красными знаменами и надписями: «Да здравствует демократическая республика!».

В виде живых водоворотов шевелятся на площадях митинги-экспромты. Читают листки, говорят речи, публика подходит и отходит, схватывая на лету горячие отрывки речей.

Во многих местах поставлены столы, и студенты, барышни или военные восклицают: «Товарищи-граждане, не проходите мимо, жертвуйте на столовые для солдат!» Жертвуют много и охотно. На Знаменской площади студент, став на стул, потрясает газетой и восклицает:

— 10 рублей за «Русское слово» в пользу столовой для солдат.

— 15, 30…

Минуты через две студент уже восклицает:

— 75 рублей за «Русское слово»! Кто больше?

— Вчера до 1 1/2 тысяч дошла, — сообщает в толпе одобрительный голос.

Поистине велик газетный голод. Петроградские газеты вышли только сегодня, но к московским газетам особый интерес. Петроград чувствует, что выше и первее всего сейчас для него поддержка Москвы. Быстрый и стройный успех московского движения удваивает кислород.

Около Государственной думы море людей. Солдаты, автомобили, экипажи, но здесь уже строгая твердость при пропуске. Простых любопытных не пропускают. Нужно особое разрешение. Потоком льется военная сила под колоннадой Таврического дворца в Думу и из Думы. В вестибюле и Екатерининском зале нечто вроде военного лагеря. Везде штыки, шинели. Солдаты пьют чай на ящиках; лежат на мешках; стройными шеренгами протягиваются по громадным залам, прислушиваясь к команде; группами толпятся около ораторов, призывающих к порядку, дисциплине и общей работе. Произносит речь простой солдат и говорит неплохо, с огнем и силой правды.

Кипит организационная работа во всех смежных комнатах.

Встречаем знакомых депутатов; знакомых и незнакомых офицеров. Все как будто выросли и преобразились. На лицах — сила достоинства, гордая уверенность, счастливое удовлетворение.

— Главное сделано, — говорят руководители. — Все пойдет хорошо. Работы, конечно, сверх головы, но ничего, все сладится и организуется.

В зале заседаний Думы идет собрание совета петроградских рабочих депутатов. Их уже около 1600. Горячо обсуждаются ближайшие задачи пролетариата. Политический такт, спаявший для первых дней исполнительный комитет и представителей пролетариата, создал уже первый общественный кабинет министров.

Временная власть восстанавливает порядок, широко открывая дорогу к общей единой всероссийской цели — к Учредительному собранию. Все политические вожди горят сейчас одним страстным желанием — сохранить победоносное единение, избежать преждевременного и гибельного раздора.

Организация сил уже идет повсюду напряженная и стремительная. Выковывается новый порядок. Идут митинги, собрания и совещания в цирках, казармах, клубах, концертных залах. Организуются солдаты, рабочие. Организуются всякого рода служащие. Организуется обыватель. Не исчезла острота продовольственного вопроса. Начались кое-где грабежи с вооруженными нападениями на квартиры. Ошибкой выпущено из тюрьмы много уголовных, и они по-своему празднуют свободу. Обыватель организуется в подрайонные и домовые комитеты. На улицах сторожит порядок вооруженная милиция.

Начались уже большие программные митинги с практическими и общими вопросами.

Серьезно, стройно и деловито прошел сегодня громадный митинг в зале Калашниковской биржи. Выступали с речами члены Государственной думы, общественные деятели и простые обыватели.

Порядок и серьезность настроения удивительные.

Обыватель быстро превращается в гражданина. Он сознательно берет на себя великую ответственность, приступая к созданию новой власти, нового порядка, новой России.

Петроград, 5-го марта.

Русское слово. 1917, 7 марта. № 52.

II

Лихорадка стихает. Революция быстро отгорела, сделав свое дело. Бороться за власть не с кем. Старого правительства нет.

На очереди общие великие задачи: создание новой власти, новой государственной конституции, и дорога к этой творческой государственной работе широко открыта.

Твердо намечен первый этап — Учредительное собрание. Временное правительство поставлено не мешать, а содействовать этой великой цели. Оно восстановит порядок, оно создаст и охранит наилучшие условия для быстрой кристаллизации народной воли, и, конечно, первый долг российских граждан всех без изъятия — помочь своему правительству в немедленном успокоении страны, помочь в создании свободного порядка. И северная столица идет как бы по великолепному государственному инстинкту.

Город заметно затихает, входя в норму бытовой и трудовой жизни. Сегодня, в понедельник, открыты почти все магазины. Уличное движение почти уже обычное. Потоки публики льются не по улице, как вчера и позавчера, а по тротуару. Лишь большое обилие солдатских шинелей среди пешеходов говорит о не совсем обычном характере толпы.