Слова эти произнесены были на июньском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов, - много у нас было таких совещаний, да только воз и ныне там! - тем же т. Церетели. Для их произнесения действительно не требовалось пророческого дара. С тех пор как Ленин, возвратившись в Россию через Германию, изложил свои пресловутые «тезисы» в Петроградском Совете, всем его противникам стало ясно, что его, с позволения сказать, тактика в огромной степени будет способствовать усилению контрреволюционных элементов. Т[ов]. Церетели выразил это общее убеждение противников Ленина на июньском совещании. И теперь, когда только слепые не видят, какие роскошные контрреволюционные всходы дает агитация Ленина и его единомышленников, т. Церетели может, пожалуй, гордиться своим «предсказанием».
К сожалению, тут приходится отметить следующее печальное обстоятельство. Человек, «связанный с российской демократией и отражавший ее политику», сам поддерживал Ленина в его вреднейшей для революции деятельности. Разумеется, он поддерживал его невольно и бессознательно, но тем не менее поддерживал. И к тому же - весьма усердно. Будущий историк русской революции вынужден будет, в интересах истины, занести это печальное обстоятельство на страницы своего труда рядом с «предсказанием » т. Церетели.
Как же могло случиться, что «человек, связанный с российской демократией и отражавший ее политику», а главное - не раз выступавший противником Ленина, сам оказался его пособником? Да очень просто!
Т[ов]. Церетели грешит двойственностью своих политических взглядов.
Он, во-первых, марксист. В качестве марксиста он, выступая против Ленина, весьма основательно ставил ему на вид, что Россия переживает теперь не социалистическую, а буржуазную революцию. Отсюда он, - правда, не сразу и не без очень значительных колебаний, - вывел то вполне верное умозаключение, что революционная демократия может, отнюдь не изменяя самой себе, вступить в коалицию с буржуазными партиями. Он сам вошел в коалиционное министерство. Раз войдя в него, он не мог не желать, чтобы трудящаяся масса поддерживала правительство, наполовину составленное из представителей разных оттенков социалистической мысли, а наполовину из «министров-капиталистов». И он выражал в своих речах это, как нельзя более естественное, желание.
Но он выражал его лишь «постольку, поскольку» оставался марксистом. А он не всегда оставался таковым. Воззрения, почерпнутые им из литературы марксизма, к его великому несчастью, переплелись у него в голове с резолюциями о войне, высиженными в Циммервальде и Кинтале. Он слишком плохо осведомлен был по части истории Интернационала, чтобы заметить кровное родство этих резолюций с теми, которые предлагал когда-то анархо-синдикалист Домела Ньевенгайс международным социалистическим съездам в Брюсселе (1891 г.) и в Цюрихе (1893 г.). Он наивно вообразил, будто циммервальд-кинтальские резолюции о войне являются последним словом революционного марксизма. Этим коренным заблуждением порождены были все остальные его ошибки и противоречия.
На кого падает ответственность за нынешнюю войну? На буржуазию всех стран, т. е., между прочим, и на русскую буржуазию. Так гласит одна из глав циммервальд-кинтальского алькорана. И так же говорил сам т. Церетели, в продолжение довольно долгого времени дружески разгуливавший под ручку с наиболее выдающимся изо всех циммервальд-кинтальских пророков, Р. Гриммом.
Но если ответственность за нынешнюю войну падает на русскую буржуазию в такой же мере, как и на австро-германских империалистов, то ясно, как божий день, что коалиция с нею неприемлема для людей, хоть немного способных к логическому мышлению. Вместо коалиции с буржуазией нужно восстать против буржуазии. Так говорил Ленин, вполне верный духу циммервальд-кинтальских резолюций. Надо решительно порвать со всеми требованиями буржуазии, возвестил он, отстаивая свои «тезисы» в Петроградском Совете.
В этом случае его вполне одобрил бы анархо-синдикалист Д. Ньевенгайс, дух которого возродился в циммервальд-кинтальских резолюциях. На Брюссельском и Цюрихском социалистических съездах Ньевенгайс развивал именно ту мысль, что война может и должна послужить сигналом для международной социалистической революции.
Во всяком случае, Ленин делал совершенно законный вывод из циммервальд-кинтальских резолюций, приглашая массу кричать: «Долой министров-капиталистов!». И, по крайней мере, в Петрограде, масса откликалась на его призыв. Всем нам хорошо памятная демонстрация 18 июня была торжеством ленинских «лозунгов».
Во время этой демонстрации я стоял на Марсовом поле рядом с т. Чхеидзе. По его лицу я видел, что он нисколько не обманывал себя насчет того, какое значение имело поразительное обилие плакатов, требовавших низвержения «капиталистических» министров. Значение это, как нарочно, подчеркнуто было поистине начальническими приказаниями, с которыми обращались к нему некоторые представители ленинцев, проходивших мимо нас настоящими именинниками.
Но если т. Чхеидзе сознавал, что демонстрация 18 июня явилась победой ленинцев, то ему вряд ли приходило в голову, - да едва ли приходит и теперь, - что эта победа подготовлена была той проповедью циммервальд-кинтальских идей, которой он, Церетели и их единомышленники предавались не менее усердно, чем сам Ленин.
Долой министров-капиталистов! - Нельзя было отвергнуть этот лозунг, оставаясь на почве резолюций, принятых в Циммервальд-Кинтале. С этим поневоле должны были согласиться наши министры-социалисты, сами одобрявшие названные резолюции. Но если циммервальд-кинтальское вероисповедание осуждало коалицию революционной демократии с торгово-промышленным классом, то неизбежно возникал вопрос: почему же т. Церетели и другие социалисты уселись в министерские кресла бок о бок с «буржуями»?
Ленин отвечал на него весьма просто, недвусмысленно и вполне согласно с духом Цимервальд-Кинталя: потому что наши социалистические министры изменили своему собственному делу. С этим, понятно, не могли согласиться единомышленники т. Церетели и других министров-социалистов. И вот, они придумали хитроумный довод, по смыслу которого наши социалисты, в противоположность французским и бельгийским, согласились на вступление в министерство не с целью сотрудничества с буржуазными его членами, а единственно затем, чтоб продолжать в нем борьбу классов. Совершенно несостоятельный сам по себе, этот довод помешал нашим министрам-социалистам, - не протестовавшим против него и, следовательно, признавшим его правильным, - начертать для себя сколько-нибудь осмысленную линию поведения. Отсюда возникло множество ненужных и крайне вредных трений, сильно компрометировавших идею коалиции. А чем больше компрометировалась идея коалиции, тем более приближалось торжество Ленина. В настоящее время Ленину остается сделать только несколько шагов, чтобы восторжествовать окончательно.
Я не знаю, догадается ли он поблагодарить т. Церетели, когда будет с триумфом шествовать по широким улицам Петрограда. Вероятно, нет. Но не подлежит сомнению, что если прав был т. Церетели, предсказавший, что «контрреволюция прорвется к нам через большевистские ворота», то не менее прав будет историк, который напишет: «Поскольку И.Г. Церетели был циммервальдистом, постольку он усердно и успешно уравнивал дорогу, ведущую к воротам ленинского большевизма».
Единство. 1917,21 сентября. № 145.
Шапиро А.М. ОПАСНЫЕ ИЛЛЮЗИИ
Когда мы пишем эти строки, петроградское Демократическое совещание еще занято своими «докладами», выслушивает оратора за оратором, и собирается заканчивать свои тяжелые работы.
Кто до совещания еще имел кое-какие сомнения о возможности для революции выйти через него из тупика, в котором он ныне находится, уже, наверное, потерял всякие надежды на это при самом открытии первого же заседания.
Фиаско Демократического совещания явно самому слепому. Провал его окончательный. В той или другой форме коалиция неизбежна и признана таковой даже теми крайне левыми элементами, которые, крича во все горло об однородном социалистическом министерстве, о переходе власти в руки С[оветов] р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] и т. п., замолкли, как только почувствовали приближение роковой минуты, когда слова должны будут превратиться в дело.
Московское Государственное совещание было явным контрреволюционным совещанием; оно имело своей целью задушить революцию. Петроградское Демократическое совещание является не менее явным контрреволюционным совещанием в том смысле, что оно имеет своей целью усыпить революцию, дать ей наркотическую дозу - «демократическое» авось даже «социалистической» власти и, довольствуясь этим, уговорить рабочий класс ждать манны небесной.
Мы считаем себя такими же врагами душителей, как и усыпителей революции, ибо как одни, так и другие имеют одну общую задачу - приостановить, хотя и на равных ступенях, рост стихийного революционного строительства масс, с одной стороны, и рост организованности рабочего класса для борьбы с насилием и гнетом - с другой.
С государственной точки зрения иначе не может быть. Революция и Государство - явления различные и противоположные: первое есть прямое отрицание второго; укрепление Государства - это гибель революции. Вот почему мы антигосударственники; вот почему мы находим, что, если русский народ хочет углубить революцию, если он хочет из политической революции, каковой она до сих пор была, сделать социальную, дающую ему всю полноту свободы и право на все человеческие богатства, он обязан отречься от принципа государственности; он должен раз навсегда прийти к убеждению, что - или Государство неизбежно и тогда надо забыть о революции, или продолжать революцию и тогда надо избавиться от Государства. Никакие социалистические или демократические подслащивания горькой пилюли власти не изменят тот факт, что власть, государство, являются институтами, враждебными ходу всякой революции. Всякая революция начинается разрушением той или иной власти. Всякая революция кончается в день воцарения новой власти.