Было бы, однако, совершенно неправильно, рассуждая о реконструкции промышленности, упускать из виду, что она требует в качестве необходимой предпосылки известной «конструкции», т. е. наличности действительно мобилизованной промышленности, имеющей задачей наиболее полное использование всего промышленного аппарата. В таком случае пред страной одна только задача: полным ходом работающий аппарат направить по новому пути, обратить его на новую работу.
Иная должна ставиться задача там, где мобилизация не произошла, где промышленность не работает с тем максимальным напряжением и соответствующими результатами, на которые она способна при данном оборудовании, при данной организации предпринимательского и рабочего элементов. Там, прежде всего, необходимо стремиться достигнуть максимального напряжения. И если ужасы войны, опасности неприятельского нашествия, возможные тяжелые условия будущего мира не в состоянии заставить промышленность надлежащим образом работать, то какие есть основания рассчитывать, что демобилизация принесет в этом отношении какую-либо пользу?
А между тем после войны основная задача промышленности: производить как можно больше и как можно дешевле, превратится в «быть или не быть» русской промышленности. Сейчас, когда мы работаем на нужды войны, когда потребитель вполне обеспечен, производителю можно работать и недостаточно тщательно и даже лениво - все равно все будет принято, за все будет заплачено. По окончании войны положение промышленности станет несравненно более трудным: придется выдерживать конкуренцию всего мира. Ведь и там думают о демобилизации промышленности, и задачу будущей экономической политики усматривают в том, чтобы ввоз из-за границы (поскольку без такового обойтись нельзя) свести к ввозу сырых продуктов, вывозя в обмен готовые фабрикаты.
При наличности же сильной заграничной конкуренции наша промышленность должна совершенно зачахнуть, если она не будет отвечать основному требованию конкурирующей промышленности - дешевизне производства, возможной лишь при использовании в полной мере как всего оборудования, так и всей рабочей силы.
Что же мы видим пока?
Перед нами картина полного падения работоспособности. С максимальными затратами достигаются самые плачевные результаты. Мы не говорим о том, что заработная плата страшно возросла, дороговизна - явление весьма сложное, последствия повышения заработной платы сравнительно не так страшны. В нормальных условиях цены быстро выравниваются, так как предприятия в убыток долго работать не могут, и рабочие мирятся на низведении [зарплаты] до разумных пределов в интересах спасения себя от безработицы. Гораздо опаснее, что одновременно с увеличением заработной платы, угрожающим образом падает интенсивность труда. В 4-м томе официального издания «Известий особого совещания по топливу» мы находим следующие красноречивые данные относительно добычи каменноугольной промышленности Донецкого бассейна за первую треть 1917 г. Добыча с 157 млн пудов за январь месяц упала до 121 млн пуд. в апреле, т. е. упала более, нежели на 22 %, между тем как число рабочих уменьшилось с 291 тыс. до 278 тыс., т. е. менее, нежели на 5 %. Результаты получились бы еще более печальные, если бы подвергнуть статистические данные Донецкого бассейна более подробному анализу, если бы вместе с результатами добычи изучить вопрос о положении, например, подготовительных работ на рудниках. Но и этой бесспорной простой справки вполне достаточно.
Совершенно ясно, что такие печальные результаты могли получиться только потому, что наш предпринимательский строй так же болен, как больна наша армия. Оба страдают от дезорганизации. Надо раньше всего их исцелить, и до этого исцеления все, что будет предприниматься, может в лучшем случае несколько облегчить наши страдания, но не может принести нам исцеления.
А нездоровая промышленность не может конкурировать на мировом рынке, она должна быть вытеснена им и у себя дома.
Чтобы оздоровить нашу промышленность, надо вновь ее организовать, надо дать возможность ее основным элементам нормально функционировать. Наше хозяйство капиталистическое. Даже органы социалистической печати продолжают постоянно доказывать, что мы не можем пока выйти из этой стадии хозяйственного развития. Значит, предпринимательский строй должен быть сохранен и, следовательно, все, что содействует укреплению начал, на коих основано развитие и процветание предпринимательства, должно быть тщательно охраняемо государством, поскольку это совместимо с другими задачами социальной политики. Эти начала заключаются в возможности проявления индивидуальных способностей и знаний предпринимателями, в возможности применения организаторских талантов, ибо правильная организация это - первое условие предпринимательского успеха. К сожалению, вся деятельность Правительства за последние полгода сводилась к умалению этих начал. Объективно анализируя цепь мероприятий, которые привели или, точнее, позволили промышленности докатиться до ее теперешнего положения, мы должны сказать, что они разрушали предпринимательское начало в нашей промышленности. И, что самое ужасное, это разрушение производилось не во имя создания другого творческого начала в хозяйственной жизни, не потому, что предпринимательский строй должен быть сменен какой-либо другой организацией, но исключительно в угоду демагогическим требованиям, во имя искания компромисса, который дал бы возможность хоть как-нибудь работать сегодня на завтра. Но компромисс имеет спасительное значение до тех только пор, пока он не губит то, ради чего к нему прибегают. Дезорганизованная промышленность уже не промышленность, она теряет право на существование, ее лучше заменить кустарями. Поэтому нельзя уступать добровольно там, где речь идет уже не о размере прибылей, но о самой ее организации. Такой дезорганизующей мерой являются, например, опубликованные изменения правил об обеспечении рабочих на случай смерти. Мы совершенно оставляем в стороне вопрос об увеличении платежей предпринимателей, это вопрос специальный и, быть может, справедливо разрешенный новыми Правилами. Но вместе с тем эти Правила совершенно устраняют влияние предпринимателя на больничное дело, если не считать обязательных платежей. Очевидно, считая эти платежи в настоящее время совершенно неизбежным злом, составители Правил стараются не делать отсюда никаких практических выводов. Поэтому ими отменена ст. 364, согласно которой предприниматель имел, казалось бы, довольно скромное право, в случае расходования принадлежащих кассе (в значительной мере им же внесенных) средств с нарушением закона или устава, не приводя такого постановления в исполнение, представить о сем в Присутствие.
Все дело отдается исключительно в руки рабочих. Ими составляется проект устава кассы.
Управление делами находится в руках уполномоченных рабочих, представители владельцев предприятия исключаются. Правда, владельцу предприятия великодушно предоставляется право войти в качестве члена в состав ревизионной комиссии. Но, по-видимому, составителям Правил это право показалось слишком реакционным и, испугавшись, по-видимому, того, что в качестве члена ревизионной комиссии предприниматель может чинить препятствия революционной воле участников кассы, правила затем ограничивают эту опасность правом правления кассы «мотивированного отвода представителя владельца или владельцев предприятия». Степень основательности мотивов предоставляется определить в конечном результате Присутствию по делам страхования рабочих, причем закон не указывает, какого рода мотивы могут быть признаваемы достаточно уважительными.
Необходима ли просто политическая благонадежность для того, чтобы иметь право участвовать в ревизии, или требуется принадлежность к известной политической партии, например не левее социал-демократов меньшевиков и т. п.?
Надо полагать, что если применяющие Правила будут на высоте политического миросозерцания его авторов, то требования политической левизны от предпринимателей будут весьма значительны.
Мы оставляем в стороне реальное значение этих Правил в области больничного дела для настоящего момента. Каждый, кто хоть немножко знаком с тем, что делается в наших заводских и фабричных предприятиях, отлично знает, что не вопросы организации больниц и страховых касс реально интересуют рабочих. Знает, что не на этой почве происходили недоразумения. Знает, что и там, где больничное дело поставлено неудовлетворительно (несомненно, это во многих местах, несомненно, часто по вине предпринимателей), в настоящее время нет никакой возможности поставить это дело более удовлетворительно. Фактически невозможно строить больницы, найти врачей, получить инструменты, лекарства в достаточном количестве и надлежащего качества и т. п. Несомненно, это должны были знать составители Правил. Значит, все их значение чисто моральное. В чем же моральный их смысл? Очевидно, в одном - предпринимателю не следует доверять, с точки зрения законодателя это подозрительный в предприятии элемент, которого и в ревизионную комиссию можно пустить только с оглядкой - предоставить рабочим право его отвести...
Если такова исходная точка зрения нашего временного законодателя, то о каком же исцелении русской больной промышленности с помощью правительственных мероприятий может быть речь. Исцелять предприятие и дискредитировать движущий его нерв - предпринимателя, да что может быть абсурднее такого плана?
Речь. 1917,28 сентября (11 октября). № 228 (3970).
Арзубьев П.Ф. СНОВА О НЕМ
В начале прошлого мая я напечатал в «Речи» небольшую статью под заглавием «Он», причем пытался набросать силуэт будущего русского узурпатора. Статью свою я писал больше в шутку, нежели серьезно, и как шутка она была понята большинством читателей. Но с тех пор времена изменились.
Пять месяцев тому назад анархия еще только начинала показывать свои когти. Это был новый, невиданный зверь. Она пугала многих. Однако большинство людей мыслящих и уравновешенных продолжало верить в разум и совесть русского народа и в великую творческую силу новых свободных учреждений. Казалось, что злоупотребления и крайности, неизбежные на первых порах, должн