Да и другие памятники (из тех, которые я защищаю во имя искусства) не могут считаться блажными порождениями прихоти и просто идолами самодержавия. Сейчас, разумеется, довольно затруднительно об этом говорить, ибо мы слишком все нервны и подозрительны. Попробуй-ка я защищать Клодтовского кирасира, и еще выйдет так, что я превозношу самую жуткую личность Николая. Но вот на примере памятника Александра III мы можем отметить даже такой случай, что художник противопоставил свою дерзкую мысль воле заказчика-государя. И вынес столь жестокий приговор царю-миротворцу («автору договоров с союзниками»), что заказчика с самого открытия памятника не покидала мысль отправить его в ссылку в Сибирь, подальше от своих оскорбленных сыновьих глаз. И что же, неужели мы, покорно называющие по-прежнему Петербург Петроградом, как того пожелал Николай II, и здесь последуем его вкусу, его произволу: согласимся удалить произведение Трубецкого, мощь которого опять-таки обусловлена не просто удачей мастера, но глубоким проникновением художника в задачу. Александр III на Знаменской площади не просто памятник какому-то монарху, а памятник характерный для монархии, обреченной на гибель. Это уже не легендарный государь-герой, не всадник, мчащийся к простору, а это всадник, который всей своей тяжестью давит своего коня, который пригнул его шею так, что конь ничего более не видит. Это - поистине монумент монарху, поощрявшему маскарад национализма и в то же время презиравшему свой народ настолько, что он считал возможным на все его порывы накладывать узду близорукого, узко-династического упрямства.
Пусть же стоят эти памятники. Пробудить или питать особые симпатии к царизму они не способны. Что умерло, то умерло навсегда и бесповоротно. Но они в одно и то же время - и наше, полное уроков для будущего, и прошлое -способны нам доставлять ту же художественную радость, которую доставляют нам сочинения поэтов и музыкантов. Или мы обречены больше никогда не слышать «Жизни за царя» Глинки, оперу, которую каждый из нас знает наизусть и всегда ненавидел за сюжет? Или мы обречены выбросить выход Екатерины из «Пиковой дамы», запретить главы об Александре I в «Войне и мире», не слушать более Шаляпина в «Годунове»? Но это бессмысленно, это значит создавать соблазны.
Кто скажет, чего только не потребовалось в «алхимии художественного творчества», чтобы родить эти драгоценности, и можно ли думать, что сейчас люди нового миросозерцания найдут сразу эквивалентные по зрелости и прелести достижения? Не так-то просто родить шедевр. Мало для этого высоких лозунгов, нужна еще сложившаяся культура, нужно накопление опыта, нужна проверка, нужны традиции. И начинать с того нового, что уничтожать все старое, это так же необдуманно и прямо глупо, как не выстроив нового дома, поджигать старый.
Как бы не очутиться с одними храбрыми фразами на устах, но и с пустотой в руках перед новым поворотом истории. И как бы не лишить искусство этой новой эры того бодрящего ощущения, что оно, как и предшествующее искусство, выходит за пределы идеалов данного дня и данных ощущений, и что создается для «вечности».
Будем копить искусство, а не тратить. Этот вид бережливости приличествует демократии. Тратить мы успеем всегда, когда накопим так много, что художественная красота станет в России явлением обыденным. Впрочем, и тогда, можно быть уверенным, что обыденным не станут ни оба Петра Фальконета и Растрелли, ни Александрийский столп, ни статуя Трубецкого, ни шедевр Клодта и даже Екатерина II Микешина. Пусть они себе стоят, вырисовывая свои красоты или эффектные массы на фоне неба, соседних зданий, пусть у подножий их роится толпа, которая уже никогда не встанет ни перед бронзами, ни перед железами на колени.
В заключение я еще раз извиняюсь перед читателями, если им покажется, что я ломлюсь в открытую дверь, а все сказанное просто лишнее. Повторяю, я бы не вернулся к этой, уже раз затронутой теме, если бы меня не побудила это сделать та самая беседа с молодым, даровитым и высокоинтеллигентным деятелем, о котором я упомянул вначале, - беседа, произведшая на меня прямо дикое впечатление. Дай Бог, чтобы моя тревога оказалась просто неосновательной, охотников до уничтожения памятников окажется так мало, что действительно не стоило и говорить о грозящей им опасности. Но ведь вспоминаю еще: могла же при «Союзе деятелей искусства» образоваться целая «комиссия уничтожения памятников», да и вообще, мало ли что ни взбредет нашему вконец расхворавшемуся и обезумевшему времени!
Новая Жизнь. 1917,2 ( 15) июля. № 64.
Смирнов Е. (Гуревич Э.Л.) АНАРХИЯ ИЛИ ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО?
Из Петрограда сообщили по телефону из весьма достоверных источников, что представители кадетов во Временном правительстве подали в отставку на том-де основании, что они недовольны оборотом, какой приняли переговоры правительства с Украинской Радой.
Явный и вздорный предлог! О том, что кадеты собираются вообще отстраниться от дел, имелись вполне определенные сведения еще неделю тому назад. В полном соответствии с этим общим настроением руководящих кадетских кругов и В.А. Маклаков отказался от председательствования в комиссии по пересмотру уголовного уложения. И выдумываются теперь всевозможные затруднения при разрешении вопросов и без того до чрезвычайности трудных и сложных, московские кадеты постановили отказаться от ответственных должностей в будущей городской управе с явною целью усложнить и затруднить и без того трудное и сложное положение.
Политическое значение этого поведения кадетов очевидно. Они желают теперь осуществить то, что они пытались уже сделать в момент образования Временного правительства второго состава. Устраняясь от дел, они хотят во что бы ни стало заставить социалистов взять всю власть в свои руки. Сперва они рассчитывали, что это удастся сделать Ленину и прочим анархистам путем насильственного переворота. Теперь, когда они увидели, что Ленин окончательно провалился со своими захватническими замыслами, они спешат другим путем достигнуть той же цели.
Зачем им это нужно - тоже слишком очевидно. Подобно тому, как они на московских городских выборах, бросив свой клич «бойтесь победы анархии», хотели собрать вокруг своего списка против социалистов все имущие классы, всю реакцию, что им, как известно, вполне удалось, подобно этому они желают теперь, уже в государственном масштабе, под тем же знаменем борьбы против социализма, напугать все имущие классы, от землевладельческого дворянства до крупной и средней буржуазии, и, напугавши, сплотить их вокруг своей партии.
Гражданская война - вот к чему ведут кадеты. Ведут сознательно и планомерно, ибо они обладают достаточным умом и опытом, чтобы понимать, что переход в настоящий момент всей власти к социалистам, к которым недостаточно дисциплинированные и организованные массы будут предъявлять гораздо большие требования, чем к коалиционному правительству, может, при наличности терроризованной и доведенной до отчаяния буржуазии, привести только к стихийной катастрофе. И то, что не удалось Ленину и чего с такой уверенностью ждали наши враги, будет выполнено партией, которая облыжно утверждает, что она государственная по преимуществу, что на первом плане для нее не партийные и не классовые интересы, а интересы общенациональные, интересы государственные.
И в какой момент решается она стать на этот, повторяем, чудовищно-преступный путь? В тот момент, когда правительству удалось, наконец, сплотить армию и двинуть ее в наступление, сразу значительно улучшить международное положение России и тем приблизить конец войны; в тот момент, когда ленинская анархия терпит крушение по всей линии, а революционная демократия в лице всех ее организованных органов и ее представителей во Временном правительстве твердо и решительно становится на путь положительной государственной работы.
Казалось бы, партия, стоящая на государственной точке зрения, партия, смеющая утверждать, что общие интересы страны для нее выше ее узко партийных и классовых интересов, должна была бы всей душой радоваться этим первым успехам правительства, должна была бы все силы свои призвать к деятельной и безоговорочной поддержке этого правительства. Должна была бы, тем более что страна бьется в смертельных тисках промышленного и продовольственного кризиса, что ей грозят голод и финансовое банкротство.
Но кадеты, ради своих партийных целей, выбирают именно этот момент, чтобы расстроить всю постепенно налаживавшуюся государственную работу, чтобы резко нарушить с таким трудом устанавливавшееся хотя бы некоторое равновесие общественных сил, чтобы бросить страну в мрак стихии и хаоса.
И все это совершается под предлогом несогласия с проектом соглашения между Временным правительством и Центральной Украинской Радой, и совершается в такой момент, когда украинцы сделали уже ряд самых существенных уступок, а в будущем в Учредительном собрании, несомненно, пошли бы и на дальнейшие уступки. Неужели же не очевидно для всякого мало-мальски разумного человека, что центробежные стремления разных национальностей, населяющих Россию, роковым образом могут лишь усиливаться по мере ослабления государственной мощи и государственного порядка в России? Неужели не очевидно, что при сложившихся обстоятельствах единственным действительным средством закрепить связь этих национальностей с общей родиной - Россией - является усиление мощи России и закрепление ее нового свободного строя? И, наоборот, неужели не ясно, что преступная политика кадетов может лишь усилить сепаратистские стремления как украинцев, так и многих других национальностей, населяющих Россию?
Все это слишком очевидно, как очевидно и то, что было ясно для всех мало-мальски разумных людей с первого дня нашей революции, что вывести страну на светлый и широкий путь организованной свободной жизни (ибо вне организации свобода невозможна) можно лишь путем объединения, согласования усилий всех демократических слоев населения. Четыре месяца революции могли только утвердить и укрепить это убеждение.