Возвращение переселенцев в Украину грозило бы ведь безземельем для оставшегося населения. А это невольно заставляет призадуматься тех, кто полагает, что украинский земельный вопрос может и должен быть разрешен самими украинцами вне связи с остальной Россией.
Таких предметных уроков будет, конечно, все больше и больше, и мы уверены, что растущее политическое сознание украинцев сумеет наметить путь, не противоречащий ни задачам российской революции, ни целям социализма. И «Правде», чтобы не остаться в хвосте этого нового движения, придется изобрести для Украины какой-либо новый лозунг. Мы позволяем себе надеяться, что после неудачных попыток творить петроградскую историю, по Щедрину, и киевскую, по Гоголю, «Правда» вспомнит наконец кое-что и из Маркса.
Новая Жизнь. 1917, 7 (20) июля. № 68.
Парфаньяк П.А. К УКРАИНСКОМУ ВОПРОСУ
I.
Среди шума политической борьбы, в процессе созидания новых устоев государственной жизни особое внимание обращает на себя решение Вр[еменного] правительства в ответ на требования Украинской Рады.
Это первый случай, когда русской демократии пришлось вплотную столкнуться с украинством не только как с определенным культурно-национальным движением, а как с ярко выраженным политическим и притом явно сепаристическим течением. Первая встреча крайне знаменательна и сугубо важна в политическом отношении. От платформы, которую займут в виду этого нового фактора широкие слои русской демократии, зависит не только судьба украинского движения, но, может быть, и всей России.
Для многих украинский вопрос в его новом виде не является неожиданностью. Его предвидели и к разрешению его готовились давно. Но для масс украинство еще до недавнего времени было окутано какой-то таинственностью, которая одних привлекала, других пугала. И едва ли могло быть иначе. Как один из элементов, с особенной силой преследуемый старой властью, украинство скрывалось в подполье и вызывало самые разноречивые толки.
Как все преследуемое, оно снискало себе симпатии широких кругов русской демократии, не доверявшей царскому правительству и принимавшей под свою защиту все жертвы его произвола. Но присмотреться ближе к этому движению русское общество не сумело, да и не имело возможности, так как многие черты украинства и притом самые существенные, скрываясь от преследований, всегда были замаскированы и прикрывались разными флагами.
Однако с падением старого режима запретное табу, как и многое другое, было снято с украинского движения, и перед нашими глазами оно выявило свою истинную природу.
II.
Еще недавно, вскоре после революции, мы были свидетелями грозной опасности, пронесшейся над Россией, когда «Украинская Рада» чуть было не объявила себя «украинским Учредительным собранием» и только вмешательство со стороны Киевского С[овета] р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] заставило украинцев отказаться от этого рискованного шага. На этот раз конфликт разрешился благополучно, но самая возможность открытого отделения Украины от России глубоко врезалась в сознание русского общества, заставила серьезно призадуматься над некоторыми чертами украинства и отнестись к ним с недоверием.
Эту «потерю доверия» учла «Украинская Рада». Имея в виду, с одной стороны, то обстоятельство, что русская демократия не позволит узурпировать права Учредительного собрания, откуда бы эти посягательства не исходили, и в дальнейшем слабость и незначительность своих сил - украинцы не решились пока на открытый и немедленный разрыв. Но, переменив тактику, принялись за подготовку почвы и укрепления своих сил для этого разрыва.
Та широкая агитационная работа, которую в последнее время развивали украинцы среди местного населения, а главным образом среди солдат, имела своей целью подкрепить требования «Украинской Рады», в случае необходимости - вооруженной силой и таким образом оказать давление на русскую демократию. Был созван Первый Украинский съезд делегатов с фронта, предъ
явивший Вр[еменному] правительству непосильные требования. «Съезд украинских делегатов с фронта, представляющий более 900 000 штыков», потребовал от Вр[еменного] правительства до созыва Учредительного собрания «образования особых национальных украинских полков» и «особого министра по делам Украины, с правом участия в составе Вр[еменного] правительства».
Как раз в это время происходило образование коалиционного правительства и кампания, открытая «Укр[аинской] Радой», притихла. Наступила некоторая передышка для выяснения изменившейся обстановки и учета соотношения политических сил, после чего Укр[аинская] Рада снова повела наступление.
Несмотря на прямое запрещение военного министра, Укр[аинская] Рада созывает Второй Украинский армейский съезд и предъявляет Вр[еменному] правительству чуть ли не ультиматум, выставляя те же требования - национальной армии, национального дипломатического представительства и т. д., с грозным заявлением Грушевского, «что вскоре наступят решительные события». Вр[еменное] правительство на эти требования ответило, как известно, полным и решительным отказом. Но последствия этого ответа нам еще не известны. Уже сейчас Укр[аинская] Рада, посягая на власть Вр[еменного] правительства, запрещает отдельным полкам отправляться на фронт, пока Вр[еменным] правительством не будут удовлетворены все требования Укр[аинской] Рады. Фанатиками национализма готовится предательский удар в спину русской революции, в самое трудное для нас время, когда враг стоит у сердца отечества и угрожает молодой свободе.
III.
Существует удивительная аналогия между нашими социальными фанатиками - большевиками и не менее фанатичными большевиками национализма - украинцами. И те и другие вынуждены были долго скрываться в подполье, и это подпольное существование породило в них неуверенность в своих собственных силах и крайний фанатизм - неспособность проникнуться интересами общего.
И те и другие, не веря в свои силы и увлекаемые фанатизмом, усвоили тактику захвата и насилия как наиболее отвечающую их слабости и неуверенности в завтрашнем дне. Те же самые психологические предпосылки вселяют в наших социальных и национальных большевиков недоверие к Учредительному собранию как истинному представителю народной воли. Опасения, что Учредительное собрание не пойдет за их голосом, толкают тех и других большевиков на путь скорейшего захвата власти, не дожидаясь решения всего народа.
Эта черта современного украинства была верно подмечена общественным сознанием и заклеймена кличкой национального большевизма. Она вооружила против украинцев даже тех, кто раньше явно им симпатизировал. Украинцы почувствовали эту резкую перемену в психологии широких кругов русской демократии, происшедшую после первых же их выступлений и, не стесняясь, заявили, что они не доверяют русской демократии и ее благожелательному отношению к украинскому движению. Таким образом, доверие было потеряно, но не только украинцев по отношению к русской демократии, но и русской демократии по отношению к украинцам. Но что более всего нелепо в этом случае, это то, что украинцы добиваются от Вр[еменного] правительства официального заявления о его благожелательном отношении к украинскому движению. Неужели украинцы думают, что, потеряв доверие в широких демократических кругах населения, они получат его из рук запуганного угрозами Вр[еменного] правительства? Да и неужели украинское движение может погибнуть, если не получит санкции и поддержки от Вр[еменного] правительства?
IV.
Каковы же те максималистские требования украинцев, которые вооружили против них почти всю русскую демократию? Здесь нужно строго различать две стороны этих требований. Одни из них касаются права украинцев на свободное и беспрепятственное развитие украинской национальности, и они пользовались и пользуются общим сочувствие и признаются, за немногими исключениями, всеми партиями в России.
И это совершенно понятно. Раз провозглашен Революцией принцип национальной свободы, всякий, кто сознавал свою принадлежность к украинской национальности, получил возможность открыто и беспрепятственно развивать и беречь свой национальный язык и культуру. Вр[еменное] правительство пошло навстречу украинскому движению и сразу же удовлетворило все культурно-национальные требования украинцев. Наравне с русским украинский язык специальным актом Вр[еменного] правительства вводится в суд, администрацию и школы, где этого население пожелает. Правительство было озабочено открытием средних и высших учебных заведений, будущих рассадников украинской культуры. Кажется, все это должно было удовлетворить украинцев, как определенное культурно-национальное течение.
Однако ошиблись те, которые считали украинство таковым. Они не заметили той сепаристической тенденции, которая была присуща украинству в самом его возникновении, и, может быть, определило само его возникновение. И здесь именно сказались те черты украинства, которые для многих явились неожиданностью, для других лишь естественной эволюцией украинского движения.
Украинская Рада потребовала (§ 5) выделения украинцев в отдельные войсковые части, т. е. национальной армии, (§ 8) предоставление из Государственного Казначейства в распоряжение Центральной Рады Укр[аины] средств, нужных для удовлетворения Малороссии, т. е. отдельного казначейства, (§3) назначения особого министра при Вр[еменном] правительстве по делам Украины и (§ 3) участия в будущей мирной конференции представителей от Украины, другими словами, отдельного дипломатического представительства. Не входя даже в подробное юридическое освещение этих требований, которые, в случае их удовлетворения, привели бы к формальному отделению Украины от России и расчленению последней на два самостоятельных, почти ничем не связанных, государственных организма, можно было заранее угадать, что они потерпят полную неудачу. И совершенно понятно.
Эти требования не могли быть удовлетворены Вр[еменным] правительством по той простой причине, что удовлетворить их Вр[еменное] правительство не правомочно. Какой бы неограниченной ни казалась власть Вр[еменного] правительства, она все-таки связана и ограничена довольно узкими пределами. Временное правительство приняло от революционного народа власть над свободной и целой Россией и обязано сохранить ее таковой до Учредительного собрания. Поэтому оно не могло взять на себя ответственность за расчлене