Однако главнейшим возбудителем драмы я считаю не «ленинцев», не немцев, не провокаторов и темных контрреволюционеров, а - более злого, более сильного врага - тяжкую российскую глупость.
В драме 4-го июля больше всех других сил, создавших драму, виновата именно наша глупость, назовите ее некультурностью, отсутствием исторического чутья, - как хотите.
Новая Жизнь. 1917, 14 (27) июля. № 74.
Постников С.П. ИТОГИ
«Еще одна такая победа, и у меня не будет войска!» - вот известные всем исторические слова.
Мы же, после пережитых двух дней «вооруженного восстания», можем сказать: еще одно такое «восстание» во имя якобы революции, - и мы останемся без революции.
Подготовлявшие это «восстание» ставили себе определенную задачу: свергнуть власть Временного правительства и заставить Совет рабочих и солдатских депутатов взять ее в свои руки.
Вот тот, по мнению большевиков, очередной революционный этап, во имя которого нужна была «мирная» вооруженная демонстрация.
Что же дало революции это «восстание»? Над кем торжествовать победу? Кто понес поражение?
Теперь, на расстоянии определенного промежутка времени, сами «восставшие» могут сказать:
- Противной стороны не было; отсутствовал тот враг, против которого нужно было пустить в ход оружие.
Но, как известно, в атмосфере возбуждения ружья сами стрелюют. Достаточно одного шального выстрела, даже против воли стреляющего - от случайного нажима курка, - чтобы в вооруженной, недисциплинированной толпе началась перестрелка.
Так было и в Петрограде в эти дни, как передают очевидцы первых перестрелок.
Но - лиха беда начать. Дальше идет уже само собой. И вот в возбужденной, вооруженной уличной толпе, не знающей, куда и зачем она идет, все смешалось в клубок, в неразбериху, превратилось в хаос.
Стреляют, но не знают, кого же убивать. Разъезжают по городу с пулеметами, держа руку на спуске, и начинают стрельбу при каждом паническом крике.
На поверхностный взгляд, происходившее внешне походило как бы на февральские дни, и, кстати сказать, многим горячим, молодым головам, может быть, это и нравилось и увлекало их.
Но, оставив в стороне эту внешнюю сторону происходившего, какая разница по существу.
Если участники февральской революции знали определенно, кого надо было свергать, то теперь самый частый характерный ответ на улице: не знаю.
А потому неудивительно, что в среду с утра, к поднятому беспредметному движению примазались определенно темные контрреволюционные элементы.
И нужно сказать, что постарались примазаться они и к той и к другой стороне, так как для достижения цели их безразлично, на которой стороне действовать, лишь бы действовать.
С большевистским движением ясно соединилась антисемитическая кампания.
Гласный с[оциалист]-р[еволюционер] Фогельсон арестуется назвавшими себя в комиссариате «большевиками» как «провокатор-жид», социал-демократ Громан называется, опять-таки именующими себя «большевиками», «жидом», спрятавшим продовольствие.
На углу Литейного рассказывается, что с колокольни сняли «пулемет и жида».
Кроме того, агитация у Таврического дворца велась против социалистов-министров, тт. Чернова и Церетели не только потому, что они разделяют власть с буржуазными министрами, но и потому, что они вообще у власти.
Также можно сказать, что и к социалистам, боровшимся против анархии, примазались те, кто по-своему скорбит о старой, твердой власти, кто ждет «диктатуры порядка».
В результате контрреволюция, прежде бессильная, сидящая по своим углам, в эти дни получила возможность действия. Прежде боявшаяся даже показаться на свет, теперь свободно, под видом большевика или успокоителя, разгуливала по улицам и в различных направлениях пробовала свою силу.
На темной, бессознательной массе контрреволюция испытывала свои приемы, упражнялась в работе.
Вот «положительные» итоги «мирной» демонстрации.
Дело Народа. 1917,7 июля. № 94.
Суханов Н.Н. В ПОРЯДКЕ ДНЯ
Революция надорвана... Победоносное движение русской демократии прервано оглушительной катастрофой. Темные силы царистской контрреволюции, германский Генеральный штаб и безумие анархо-авантюристских элементов демократии соединились в одно, чтобы нанести страшный удар революции.
Мы очутились в обстановке первых дней ее, на критической мертвой точке, когда свобода стояла на карте, и колесо истории могло повернуться и в ту, и в другую сторону. Теперь мы снова утратили главное завоевание революции: всенародное сознание незыблемости великой ценности свободы и демократизма. Друзья народа в его глазах снова смешалась с врагами. Это ставит на карту и все остальные завоевания последних месяцев. Этот подрыв доверия к революции аннулирует огромную работу революционной демократии и ставит ее снова перед теми огромными трудностями, какие пришлось ей преодолеть при первых шагах освобожденной России.
На фоне того великого смятения, какое вызвали последние события в среде народных масс, кризис определяется тремя основными факторами: это, во-первых, трудное положение на фронте, грозящее военным поражением, если наши армии немедленно не восстановят свою боеспособность; во-вторых, это опасность возобновления анархо-бланкистских экспериментов над страной, грозящая слева - на радость «друзьям справа»; это, в-третьих, откровенная и уже ничем не прикрытая контрреволюция [противоположных] классов, действующих ныне с развязанными руками, с прямо поставленными целями и с огромным арсеналом разнообразных средств.
В положении исключительной трудности могут спасти лишь экстренные решительные меры. Но какова бы ни была сейчас необходимая программа положительных мероприятий, несомненно одно: для проведения их необходимо революционное правительство, действительно облеченное всей полнотой власти. И, принимая во внимание всю чрезвычайность обстановки, требующей не только энергичных мер, но и стремительного выполнения их, нельзя отрицать, в принципе, за революционной властью чрезвычайных полномочий.
В ночь на 10-е июля Объединенный Всерос[сийский] Исп[олнительный] Ком[итет] Советов р[абочих], с[олдатских] и кр[естьянских] деп[утатов] постановил объявить Вр[еменное] правительство правительством Спасения Революции и признал за ним «неограниченные полномочия для восстановления организации и дисциплины в армии, решительной борьбы со всякими проявлениями контрреволюции и анархии и для проведения той программы положительных мероприятий, которая намечена в декларации». Обо всей своей деятельности министры-социалисты докладывают объединенному собранию исп[олнительных] комитетов не менее двух раз в неделю.
Такое решение центрального органа русской революционной демократии, в принципе, можно считать рациональным и соответствующим данному, положению вещей. Но для того чтобы новый революционный порядок действительно оправдал себя, необходимы два условия.
Необходимо, прежде всего, чтобы новая «неограниченная» власть была достаточно демократичной по своей природе, по своему классовому и личному составу. Только в этом может быть гарантия того, что, пользуясь своими полномочиями, она не злоупотребит ими в ущерб революции и демократии. Только в этом случае страна может быть уверена, что нарушения конституционных гарантий, вытекающие из самого существа «неограниченных полномочий», будут допущены лишь в меру действительной необходимости, лишь в защиту революции и в интересах демократии.
А затем у новой власти, облекаемой полномочиями, должна быть не только готовность бороться с контрреволюцией, но и некое сознание того, что контрреволюция уже пришла, что она уже действует и грозит поглотить без остатка все, что добыто за месяцы свободы. Необходимо ясное сознание того, что контрреволюция, как показывает опыт последних дней, идет не только от анархии и авантюр слева, но что она свила себе прочные гнезда в недрах самого правительственного механизма. Необходимо безотлагательно вымести контрреволюцию из административного, судебного, а главное военного аппарата. Первые шаги новой власти с полной категоричностью обнаружил ее готовность и ее способность стать на этот путь, необходимый для спасения революции.
Только при этих условиях «неограниченные полномочия» могут быть оправданы и достигнуть цели. И только при этих условиях можно рассчитывать, что мы будем иметь действительно сильную, авторитетную власть, опирающуюся на доверие и поддержку всей революционной демократии и способную неуклонно осуществлять насущные требования страны - во внутренней, внешней и социально-экономической политике.
Смешно и нелепо утверждение, что одними происками слуг Николая и Вильгельма, одним безумием и невежеством некоторых групп демократии были вызваны события последних дней, их корни гораздо глубже: они берут начало в бессилии старого коалиционного кабинета проводить решительную демократическую политику, в зависимости его политики от реакционных сил и империалистских влияний.
Новая власть должна использовать свои диктаторские полномочия не только для восстановления революционного порядка и дисциплины, но и для решительной демократизации всей жизни страны. Только в этом она почерпнет не только свое оправдание, но и свою действительную силу.
Есть ли у демократии гарантии, что будет именно так? Надежды есть, но гарантии может дать только сама новая власть своими практическими шагами.
И дав, в лице своего высшего представительного органа, вотум «неограниченных полномочий» новому кабинету, демократия должна сама создать себе гарантии того, что новое правительство будет действительно Правительством Спасения Революции. В сознании всей исключительной трудности момента, демократия должна приложить всю силу к тому, чтобы, забыв о [взаимных] счетах, спаять свои ряды и сплотить их вокруг Советов р[абочих], с[олдатских] и кр[естьянских] деп[утатов].
В этом действительные гарантии, в этом верное спасение революции и страны и в этом очередной лозунг, очередная задача момента.