Новая Жизнь. 1917, 11 (24) июля. №71.
Ган М. (Ганфман М.И.) О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ВЛАСТИ
Нынешний кризис опять остро ставит вопрос о природе революционной власти и об эволюции ее за последние месяцы. Прежде всего, надо раз навсегда условиться, что эпитет «революционный» по отношению к власти имеет значение указания источника ее происхождения, но отнюдь не отменяет и не уничтожает всех тех существенных признаков, которыми государственное властвование отличается от проявлений воли всякого рода партий, организаций и других соединений. Революционная власть лишена, так сказать, формальной санкции в своем происхождении. Она создается фактом переворота и в момент его, но все атрибуты государственной власти после этого должны ей принадлежать не в меньшей степени, чем самой легитимной власти. Момент признания власти, составляющий моральную основу подчинения громадного большинства населения, единство власти, без которого власть теряет суверенность, полное обладание тем принудительным аппаратом, который допускает возможность действительной угрозы и фактического принуждения в случаях неподчинения. Все эти качества, образующие природу государственной власти, должны быть свойственны и революционной власти, если она имеет действительно государственный характер.
Отсюда и вытекает та структура революционной власти, которую она должна получить после переворота.
Момент признания требует, чтобы революционное правительство по своему составу и по своей программе было властью народной, чтобы оно, удовлетворяя полностью запросы, вызвавшие революцию, и борясь энергично со всеми контрреволюционными силами, не превратилось в чисто партийную или классовую организацию. Такая явная или скрытая диктатура партии, класса может фактически, если она обладает принудительным аппаратом, проявлять властвование, но она будет лишена момента общенародного признания и, следовательно, будет содержать психологическую основу нового переворота.
Личный партийный состав революционного правительства и его программа и должны базироваться на этом общенародном признании, на активной поддержке всех тех классов и групп, которые были недовольны старой властью и стремились, хотя бы в самых разнообразных формах, к перемене ее. Поэтому революционное правительство в своей программе не может считаться только с интересами класса, который проявил большую революционность и сыграл решающую роль при перевороте, так как тогда оно лишает себя признания и поддержки других классов. Поэтому крайне важно иметь всегда в виду цель революции и те разнообразные интересы разных классов, которыми она создана и которым она шла навстречу.
Не менее важное значение имеет момент единства при устроении государственной власти после переворота. Революционные силы, создавая новую власть и предопределяя в момент образования состав и программу ее, этим самым передают, так сказать, суверенитет революции в руки, созданной революцией власти. Происходит процесс, аналогичный (хотя, формально, весьма отличный) в своей сущности тому, что имеет место при нормальных условиях, когда власть народа передается народному представительству. Государственную власть имеет тогда орган представительства, а партии и группы государственной властью уже не обладают и свое влияние на созданный орган власти проявляют только в форме волеизъявлений общественного мнения, существенно отличных от волеизъявления государственного характера.
Совершенно того же требует единство власти, воплощаемое в революционном правительстве. Именно для того чтобы это правительство было сильно, чтобы оно могло осуществлять дела революции, оно должно иметь единство, тем более существенное в революционный период, когда правительство до конструирования новых учреждений воплощает в себе всю полноту власти. Расщепление революционной власти более опасно, чем обыкновенной, опирающейся и на инерцию, и на традиции. Поэтому партии, группы и организации, которые создали революционную власть, получившую всенародное признание, должны особенно бережно относиться к принципу единства. Если во имя партийных и классовых интересов партия или организация, пользуясь фактической возможностью, присвоят себе те функции, которые могут принадлежать только государственной власти, то этим подрывается основная идея революционной власти, ее верховенство и престиж. Создается двоевластие, многовластие, конкуренция властей; общенародное признание ослабляется, постановления революционной власти теряют свой обязательный характер и население, не зная, какая власть имеет суверенитет, легко поддается воздействию авантюристов, контрреволюционеров, одинаково гибельных для дела революции.
Революционная, как и всякая государственная власть, каким бы всеобщим признанием она ни пользовалась, должна иметь возможность, путем действительной угрозы силой ли применения этой силы, принуждать исполнять свои веления. Не приходится распространяться о том, что государственное властвование по самой своей природе всегда предполагает возможность принуждения. Чем выше моральный престиж государства, чем шире общенародное признание, тем реже приходится прибегать к принуждению как фактору власти, но без возможности пустить в ход принуждение власть теряет свою основную черту. Отсюда совершенно ясно, что революционное правительство, получившее право издавать веления, должно поддерживать эти веления в случаях необходимых силой, принуждением и, следовательно, государственный принудительный аппарат (полиция, армия) должен находиться в полном распоряжении революционного правительства. Если какая-нибудь партия, организация, пользуясь своим фактическим влиянием на принудительный аппарат, ставит его действие в зависимость от своей воли, то революционное правительство перестает быть властью именно в наиболее критические моменты, и двоевластие проявляется в наиболее опасной и гибельной для революции форме.
Все эти общие свойства революционной власти едва ли могут оспариваться политическими партиями и группами, признающими государство, как предпосылку всякого культурного и социального прогресса. Для этих партий политическая революция есть только переход от одной формы государства к другой. Изложенные истины должны признаваться и социалистическими партиями, смотрящими на государство как на организацию, тесно связанную с классовым устройством общества. Только анархисты, вообще отрицающие необходимость государственной организации и видящие в революции только желательный распад государственности, имеют право быть последовательными и отрицать эти элементарные требования, которые предъявляются революционной власти как власти вообще.
Речь. 1917, 14 (27) июля. № 163 (3905).
Мельгунов С.П. «МЫ, СЛАВА БОГУ, МАРКСИСТЫ»
Этим крайне доволен А.Н. Потресов в «Дне», и доволен потому, что, таким образом, оказывается незараженным предрассудками народничества. Дело идет о создавшемся кризисе власти. «Нужно добиваться восстановления коалиции буржуазии и демократии», - заявляет т. Потресов. Вне этого сближения мы не сумеем дойти до Учредительного собрания. Но для того чтобы власть была построена не на песке, надо заставить принять в ней участие подлинных представителей буржуазии, чего и не понимают народники, идеализирующие класс мелкой буржуазии, т. е., конечно, крестьянство по преимуществу.
«Марксистский» рецепт чрезвычайно прост: свет не клином сошелся на кадетах, не очень-де нужны они в коалиционном министерстве! Нужны в действительности истинные представители капитала - купец и пролетарий выведут Россию на путь свободы.
Допишем, однако, рецепт т. Потресова по выводам, которые делают некоторые его московские единомышленники после поражения на московских выборах... Союз с[оциал]-д[емократов] меньшевиков с соц[иалистами]-революционерами, являющимися представителями мелкобуржуазной идеологии, вреден, ибо затуманивает классовое сознание пролетариата... Надо разорвать противоестественный союз, созданный жизнью в первые месяцы революции на почве практической работы. К такому полному разрыву и призывает московский орган с[оциал]-д[емократов] объединенцев - «Пролетарий». Потресовский рецепт, не обладающий столь демонстративной смелостью, по выводам почти аналогичен. Он добавляет лишь: разорвите связь с мелкой буржуазией и обратите взоры на буржуазию крупную.
Странно читать социал-демократический трафарет, когда он выливается из-под пера т. Потресова, еще так недавно стоявшего на иной точке зрения, и принимавшего участие в создании московской, как бы общесоциалистической газеты «Власть Народа», которая ставила своею задачей строить программу, объединяющую различные фракции социализма в России.
Надо признать, что людская деятельность не всегда бывает результатом строго продуманной массы. Социологическая схема хороша в кабинетной тиши. События же текут так неудержимо быстро, что за ними не поспевают схемы. Мы говорим о том, что должно быть до Учредительного собрания. О том же, как будто бы, говорит т. Потресов, возвращающийся к изжитой схеме, как к панацее от всех современных зол. Допустим, что марксистский трафарет - научная истина. Но тогда неизбежно реальный вывод будет один, если учесть, хотя бы результат московских выборов: пролетарий - «простой привесок мелкобуржуазного движения». Вывод для социал-демократии незначителен, и придется все наши попечения отложить во имя ненарушимости социологической схемы общественного строительства, пока только о развитии классового сознания пролетариата.
Народническая идеология, говорящая не о диктатуре одного класса, стремящаяся опереться на весь трудовой народ, гораздо более и действенна, и жизненна. Все это очень поучительно для наших товарищей из партии социалистов-революционеров, стремящихся подчас теперь быть в некоторых вопросах более марксистами, чем это требует научный марксизм.
Но все же о практическом рецепте... Социал-демократам кадеты не нужны. Найдутся попутчики из более «демократических» элементов среди буржуазии, может быть, Коновалов, Рябушинский и т. д. Скатертью дорога - заявляет по отношению к кадетам В.М. Чернов, пытавшийся применить, но не совсем удачно, опасный демагогический прием в дни второй петроградской «революции». Нет, мы должны решительно стоять на старых позициях и требовать участия в государственном строительстве