всех активных сил страны, т. е. должны добиваться коалиции этих сил.
В борьбе с политиканством и предрассудками революционная демократия должна выковывать необходимое теперь единство действия. Без этого единства мы действительно не дойдем до Учредительного собрания, а если и дойдем, то в соотношении сил, ведущих не к выгоде демократии и социализма. Политик обязан быть историком.
Тактика кадетского бойкота может заставить, конечно, социалистов принять на себя целиком тяжелое бремя государственного строительства в стране в период революции. Но это должно быть последним шагом, а революционная демократия сознательно должна идти на самоограничение.
Народное Слово. 1917,8 июля. № 29.
Ленин В.И., Зиновьев Г.Е., Каменев Л.Б. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ «НОВОЙ ЖИЗНИ»
Позвольте, товарищи, обратиться к вашему гостеприимству вследствие вынужденной приостановки газеты нашей партии. Газеты известного рода повели бешеную травлю против нас, обвиняя нас в шпионстве или в сношениях с вражеским правительством.
С каким неслыханным... легкомыслием (это - неподходящее, слишком слабое слово) ведется эта травля, показывают следующие простые факты. «Живое Слово» сначала напечатало, что Ленин - шпион, а потом, под видом не меняющей дело «поправки», заявило, что в шпионстве он не обвиняется! Сначала выдвигают показания Ермоленки, потом вынуждены признать, что прямо неловко и стыдно в подобных показаниях подобного человека видеть довод.
Приплетают имя Парвуса, но умалчивают о том, что никто с такой беспощадной резкостью не осудил Парвуса еще в 1915 году, как женевский «Социал-Демократ», который мы редактировали и который в статье «У последней черты» заклеймил Парвуса как «ренегата», «лижущего сапог Гинденбурга» и т. под. Всякий грамотный человек знает или легко может узнать, что ни о каких абсолютно политических или иных отношениях наших к Парвусу не может быть и речи.
Припутывают имя какой-то Суменсон, с которой мы не только никогда дел не имели, но которой никогда и в глаза не видели. Впутывают коммерческие дела Ганецкого и Козловского, не приводя ни одного факта, в чем же именно, где, когда, как коммерция была прикрытием шпионства. А мы не только никогда ни прямого, ни косвенного участия в коммерческих делах не принимали, но и, вообще, ни копейки денег, ни от одного из названных товарищей, ни на себя лично, ни на партию не получали.
Доходят до того, что ставят нам в вину перепечатку телеграмм «Правды» -с искажениями - немецкими газетами, «забывая» упомянуть, что «Правда» выпускает за границей бюллетень по-немецки и по-французски, и что перепечатка из этого бюллетеня вполне свободна!
И все это - при участии или даже по инициативе Алексинского, не допущенного в Совет, признанного, иначе говоря, заведомым клеветником!! Неужели можно не понять, что такой путь против нас есть юридическое убийство из-за угла? Обсуждение Ц[ентральным] И[сполнительным] К[омитетом] вопроса об условиях привлечения к суду членов Ц[ентрального] И[сполнительного] К[омитета] вообще вносит, несомненно, элемент упорядочения. Захотят ли партии с[оциалистов]-р[еволюционеров] и меньшевиков участвовать в покушении на юридическое убийство? В предании суду даже без указания на то, в шпионстве или в мятеже мы обвиняемся? - вообще в предании суду без всякой юридически точной квалификации преступления? В явно тенденциозном процессе, могущем помешать кандидатуре в Учр[едительное] собрание лиц, заведомо намечаемых их партиями в кандидаты? Захотят ли эти партии канун созыва Учр[едительного] собрания в России сделать началом дрейфусиады на русской почве?
Недалекое будущее даст ответ на эти вопросы. Открытая постановка их представляется нам долгом свободной печати.
О буржуазной прессе мы не говорим. Разумеется, Милюков столько же верит в наше шпионство или в получение нами немецких денег, сколько Марков и Замысловский верили в то, что евреи пьют детскую кровь.
Но Милюков и компания знают, что делают.
Новая Жизнь. 1917, 11 (24) июля. №71.
Кубиков Ив. (Дементьев И.Н.) «НЕПРИМИРИМОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ»
«Дело шло к осуществлению лозунга: “Вся власть Советам!”. Шло потому, что все яснее вскрывалась неспособность всех слоев буржуазии участвовать в разрешении задач, поставленных развитием революции».
Так пишет т. Мартов в № 76 «Новой Жизни». Он полагает, что для осуществления лозунга «Вся власть Советам!» не хватало лишь «сознания громадной массой крестьянской демократии того, что революция может выполнить свои задачи, лишь перешагнув через либеральную буржуазию в целом».
Ошибка Ленина, по мнению т. Мартова, в том, что он яблочку не дал созреть, а взял да и сорвал его зеленым. Но что яблочко «захвата власти» должно было созреть, - в этом Мартов, по-видимому, уверен. Надо было только, по мнению тов. Мартова, не дискредитировать Советы, а завоевывать влияние в них, дабы прийти «к преодолению половинчатости и нерешительности демократии».
Таким образом, Ленин отличается от Мартова только своей стремительностью разрубать узлы истории, Мартов же склонен их терпеливо распутывать. В остальном же между ними разницы почти никакой. Диктатура пролетариата и крестьянства только может спасти русскую революцию, - всегда повторял Ленин; «перешагнув либеральную буржуазию в целом», можно спасти революцию, - говорит т. Мартов. Никакой внешней политики, кроме империалистически-захватной, наша буржуазия вести не может, и отсюда ее реакционность, говорит Ленин. И то же самое писал Мартов за 8 месяцев до революции в самарской газете «Наш Голос».
А меньшевизм - если взять официальных представителей его признанного большинства - полагает, что, во-первых, объективные условия таковы, что наша либеральная буржуазия вынуждена отказаться от империалистической политики захвата; во-вторых, что ни пролетариат и крестьянство в отдельности, ни буржуазия без пролетариата спасти революцию не могут; возвратиться же к старому корыту для либеральной буржуазии также интереса не представляет. Отсюда историческая неизбежность революционной коалиции.
И, в-третьих, признав необходимость этой коалиции, буржуазия вынуждена будет признать и те условия соглашения, которые были приняты ею 6 мая.
Но, быть может, пролетариат совместно с крестьянством сделает буржуазную революцию без буржуазии? Нет, это утопия. И с этой нелепостью так хорошо расправился Мартов прежний, когда, оценивая революцию 1905 г., писал в III томе «Общественного движения»: «Поразительная беспомощность либеральной партии и сдача ею “левым” почти без боя всех позиций в народном движении создавала возможность той иллюзии, будто на политической арене непосредственно соприкасаются два лагеря: правительственный и социалистический, между которыми лишь путается бессильная кучка буржуазных идеологов».
Как хорошо писал тогда Л. Мартов, и как он прекрасно понимал тогда, что нельзя «перешагнуть либеральную буржуазию в целом». И как он совершенно правильно тогда указывал, что, признавая революцию буржуазной, «большевики вступили в непримиримое противоречие между этим признанием и провозглашением завоевания власти пролетариатом необходимым залогом успешности общественного движения». А теперь сам Л. Мартов завоевание власти пролетариатом считает необходимым залогом успешности революции. Теперь, очевидно, он полагает, что изоляция для пролетариата, опирающегося на крестьянство, не страшна.
Но, быть может, Мартов, как старый марксист, открыл более высокую степень развития производительных сил наших в эту вторую революцию и большую зрелость рабочего класса?
К сожалению, и этого сказать нельзя, ибо в момент великого напряжения в мировой войне наши производительные силы пошли на убыль, а большая зрелость нашего пролетариата в этой второй революции по очень многим причинам, хотя бы по причинам резкого изменения состава рабочих во время войны, подлежит большому сомнению.
Остается, следовательно, признать, что Мартов прежний впадает в «непримиримое противоречие» с Мартовым нынешним.
Рабочая Газета. 1917, 18 июля. № 109.
Мартов Ю.О. ЧТО ЖЕ ТЕПЕРЬ?
Рабочий класс понес несомненное поражение. Фракция социалистов, объединявшая его более решительную часть, ухитрилась, следуя ошибочной, авантюристской тактике, нанести ему и самой себе серьезный удар. Идя за стихией, потворствуя ей, и не умея ей своевременно противостоять, она способствовала тому, что в момент, когда начались неудачи на фронте и вся атмосфера в стране стала сгущенной, десятки тысяч петроградских рабочих и солдат сделали безумную попытку одним смелым ударом разрешить противоречие, которое могло быть изжито лишь в процессе борьбы классов.
Дело шло к осуществлению лозунга: «Вся власть Советам». Шло потому, что все яснее вскрывалась неспособность всех слоев буржуазии участвовать в разрешении задач, поставленных развитием революции. Дабы лозунг осуществился, не хватало лишь одного, но очень существенного момента, - сознания громадной массой крестьянской демократии того, что революция может выполнить свои задачи, лишь перешагнув через либеральную буржуазию в целом. По мере роста этого сознания, рядом революционных битв, власть должна была перейти в руки революционной демократии, если вообще российской революции суждено было развиваться.
Политический авантюризм, с первых дней революции воображавший, что через созданную переворотом дезорганизацию государства, общества, армии может строить свои расчеты не на реальной силе пролетариата, а на временной слабости других, содействовал тому, что предстоящая революции генеральная битва преждевременно произошла в виде инсуррекции нескольких полков. И эта сумбурная инсуррекция вспыхнула в момент, когда не только она не имела шансов победить, но когда ее поражение должно было открыть все шлюзы для мутных потоков контрреволюции. Тем самым мы отброшены назад, далеко назад ко времени, предшествовавшему дням 20-21 апреля.