Проходит немного времени. Общественные условия изменились так, что лидер большевизма очутился под конем, а вождь купечества как будто взобрался на коня...
С высоты своего классового благополучия он рассматривает истерзанную Россию.
И что же?
Чем собирается г. Рябушинский спасать отечество? «Может быть, для выхода потребуется костлявая рука голода, народная нищета, которая схватила бы за горло лжедрузей народа, демократические советы и комитеты»... Так и сказал: «потребуется голод и нищета»... Все помыслы просвещенного Минина направлены в сторону своего, хозяйского господства. Чтобы покончить с демократией, Рябушинский готов использовать голод и нищету народную, т. е. поражение, позор. Его зовут спасать Россию, а он зовет голод и нищету для России. Вот какие формы принимает любовь к отечеству гг. Рябушинских. До такого откровенного цинизма, до такого пораженчества еще, пожалуй, не договаривался никто...
Можно подумать, что Рябушинский озабочен образованием прочной власти. Он требует скорпионов для демократии, но сам готов снять с себя свой купеческий кафтан и положить его на алтарь гибнущего отечества. О нет! «С одной стороны, власть не поощряет промышленные классы, а с другой -предъявляет повышенные требования»...
Не трудно догадаться, о каких «поощрениях» речь ведет г. Рябушинский. Это, очевидно, такого рода поощрения, при которых жертва не жертва, а фимиам сладостный. Идеология получается у промышленников удивительно гармоничная. И отечество спасаешь, и капитал растет...
А наивная революционная власть взывает к самоограничению, к забвению своекорыстных, классовых интересов, к национальному подвигу, к пафосу самопожертвования. Наивная власть!.. Какие «повышенные требования» она предъявляет промышленникам. Не правда ли?..
Итак, программа Рябушинского сводится к тому, что нужно, прежде всего, схватить за горло и задушить демократию, а потом или одновременно посадить за стол правления промышленников и купцов. Будет ли спасена революционная Россия? Об этом не думает Рябушинский. Ему бы только капитал спасти.
Вот она подлинная российская «общественность». Посмотришь снаружи: европеец, просвещенный либерал, меценат и ценитель искусства, гражданин. Взглянешь пристально - дореформенный купец, с кругозором прилавка, грубый, расчетливый охотнорядец с явно выраженными чертами мародерства.
Общественность наша пребывает до сих [пор] в состоянии какой-то странной смеси новых навыков европейской политической культуры, связанных с понятиями «государственность», «историческая ответственность», и дикой, самобытной распущенности, которая классовую борьбу превращает в классовое самодурство, а свободолюбие в вольность бесшабашную. Безгосударственность парализует нашу общественность. Освобожденная от холопства, сбросив с себя опеку самодержавия, Россия не может собрать экономно все творческие силы нации и стать твердой ногой на путь новой демократической государственности.
Вчера бунтарская гримаса большевизма, сегодня циничный выверт гг. промышленников. Внешние препятствия и затруднения можно устранить; порок общественности нужно изжить, переболеть. Может быть в Учредительном собрании найдет революционная Россия исцеление.
День. 1917,8 августа. № 130.
Гарви П.А. ЛЕНИНЦЫ И МОСКОВСКОЕ СОВЕЩАНИЕ
Ленинский Центральный Комитет открыто призвал к бойкоту Московского совещания. Примыкающим к ЦК партийным организациям дана директива: «1) разоблачать созываемое в Москве совещание, орган заговора контрреволюционной буржуазии против революции; 2) разоблачать контрреволюционную политику эсеров и меньшевиков, поддерживающих это совещание; 3) организовать массовые протесты рабочих, крестьян и солдат против совещания».
Итак, ленинцы опять вытащили из арсенала свое старое заржавленное орудие борьбы - бойкот, казалось, осужденное всей историей революционной борьбы последних 12 лет. Они опять воскрешают эту неумную тактику невмешательства пролетариата в общественно-политическую жизнь.
Если бы даже они были правы, говоря, что Московское совещание это -готовящийся заговор контрреволюционной буржуазии против революции, но ведь к голосу ЦК на страницах «Раб[очий] и Солд[ат]» и других ленинских газет, к речам ленинцев на митингах будут прислушиваться десятки, много-много - сотни тысяч рабочих, солдат и крестьян. А к Московскому совещанию будут обращены взоры всей России, всего крестьянства, всей армии, всего пролетариата, наконец, всего мира. Пусть Московское совещание - что, конечно, вздор! - это «контрреволюционный заговор», пусть это попытка подменить земским собором Учредит[ельное] собрание, «подделать общенародное мнение и ввести тем самым широкие народные массы в обман». Но и в таком случае долг социалистических партий, долг всех революционно-демократических организаций не бойкотировать это совещание, а пойти на него и там, перед лицом всего народа, всего мира, разоблачить заговор буржуазии против революции в минуту величайшей опасности для страны.
Неловко доказывать эти азбучные истины с[оциал]-д[емократической] тактики, но их приходится повторять, ибо ленинцы, эти сущие «социал-нетовцы», за две революции ничему не научились.
Уклонение от прямого боя с классовыми противниками ленинцы теперь, как и прежде, выдают за самую революционную тактику, наилучше якобы обеспечивающую политическую самостоятельность рабочего класса. Но, уклоняясь сами от открытого боя с воинствующей буржуазией, ленинцы, верные своей вероломной тактике, наносят удар в спину тем, кто не уклоняется от открытой встречи с врагом, кто не уединяется в свой раскольнический скит, когда на открытой арене разгорается политическая битва.
Мы с презрением проходим мимо попытки ленинского ЦК изобразить нашу, меньшевиков и эсеровскую, политику как «контрреволюционную».
Нас не может задеть злобная клевета третьеиюльцев, своей авантюристской тактикой распахнувших двери подлинной, черной контрреволюции.
Но мы не можем не заклеймить попытки ленинского ЦК изобразить Советы в роли «простых придатков империалистического механизма».
В момент, когда организованная буржуазия ведет яростный поход против Советов; накануне Московского совещания, где вопрос о роли Советов, об их деятельности, об их взаимоотношениях с правительством будет самым боевым, так недобросовестно нападать на Советы и его руководящие партии, как это делает ленинский ЦК и ленинский лейб-орган, значит, наносить удар в спину «революционному парламенту», значит, фактически играть на руку тем контрреволюционным силам, которые стараются свалить Советы.
Сегодня, как вчера, как все время революции, ленинцы, подстегивая революцию, на деле толкают страну в яму контрреволюции.
Еще не все пролетарии видят это сегодня. Но скоро они все поймут и -тогда отвернутся от «сверхреволюционеров», подкапывающихся под органы революции.
Рабочая Газета. 1917,9 августа. № 128.
Затонский М.П. В ЧЕМ ОПАСНОСТЬ?
О контрреволюции говорилось и писалось за истекшие пять месяцев переворота более, чем много; это и понятно, т. к. революционная демократия ни на минуту не должна себя убаюкивать ложной мыслью, что враг побежден и остается лишь закреплять победу. Кроме того, вопрос о контрреволюции сам по себе имеет крайне важное социально-экономическое содержание, и на выяснение его и следует обратить особое внимание. Дело не в том, что где-то может организоваться кучка заговорщиков против революции и может выступить. Смешно на самом деле думать, что какая-то кучка сторонников царско-дворянского самовластия может серьезно угрожать вооруженному народу. Нет, прямого нападения на революцию нам бояться нечего. Опасность грозит совсем с другой стороны. Тот или иной исход революции главным образом зависит от того, как демократия справится с теми колоссальными трудностями, какие судьба взвалила на ее плечи. Прежде всего, хватит ли у нас ума и сил для того, чтобы в бурном океане мировой войны сохранить в целости наш государственный корабль, на котором мы плывем на пути к новой жизни? Для нас должно быть совершенно ясно, что если Россия потерпит военное кораблекрушение, то неизвестно, какие государственные обломки всплывут на поверхность жизни. Военный разгром страшен не столько потерей территории, сколько тем, что до крайности осложнит внутреннее положение в стране и поставит демократию, может быть, перед непреодолимыми трудностями.
Но еще большая опасность надвигается на революцию в виде той непрерывно растущей хозяйственной разрухи, которая с каждым днем сильнее парализует нашу экономическую жизнь. Не надо забывать того, что без материального благополучия невозможно никакое здоровое и яркое проявление общественной жизнедеятельности. Следовательно, совершаемая нами революция может развернуть творческую мощь лишь в том случае, если суметь оборудовать себя в достаточной степени материальными ресурсами. В противном случае она начнет хиреть и вянуть, подобно всякому, недостаточно обеспеченному питанием, организму. Вот почему проблема упорядочения нашего хозяйственного механизма есть революционная задача первостепенной важности. Вот почему состояние нашей промышленности, степень производительности труда, - как в сельском хозяйстве, так и в городской индустрии, - должны интересовать демократию самым серьезным образом. Однако, насколько можно судить по некоторым фактам, широкие круги рабочей демократии очень мало обращают внимания на эту сторону дела и больше волнуются писаниями какого-нибудь жалкого черносотенного листка, чем тем, что мы скоро можем остаться без угля, без паровозов и т. п. Между тем многие товарищи с мест определенно утверждают, что сама трудовая армия, будучи больше, чем кто-либо, заинтересована в укреплении экономического фундамента революции, в этом направлении работает далеко не с должной энергией. Если это действительно так, то едва ли что-нибудь хуже можно придумать для нанесения вреда делу революции. Революция дала нам права, но она возложила на нас и обязанности. Революция дала пролетариату 8-часовой рабочий день, но тем самым наложила на него