Смирнов Е. (Гуревич Э.Л.) НЕ ПО ПУТИ
По поводу предстоящего открытия Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов усилилась, как и следовало ожидать, борьба между различными социалистическими фракциями, стремящимися привлечь съезд на свою сторону. В жарких схватках, происходящих на этой почве, выясняется и окончательно определяется отношение этих фракций ко всем сложным вопросам «текущего момента», и в том числе к центральному вопросу - об отношении к войне.
Такое выяснение позиций можно, разумеется, только приветствовать: и революционная демократия, и вся страна будут, по крайней мере, знать, на путь каких гибельных авантюр зовут все эти «антиоборонцы» - от ленинцев-большевиков до меньшевиков-«интернационалистов».
Наиболее последовательными и решительными оказываются, конечно, ленинцы. Пред Лениным, как и в день его возвращения в Россию, стоит одна непосредственная задача: провозглашение «мировой пролетарской революции». При этом его нисколько не смущает то обстоятельство, что ни в одной стране мира пролетариат отнюдь не собирается сейчас устраивать пролетарскую революцию. Пусть русский пролетариат только поднимет знамя всемирной революции: остальное приложится. Для этого нужно лишь, чтобы Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов захватил власть. «Потребовал немедленного открытия мирных переговоров». Отменил все распоряжения Керенского, клонящиеся к восстановлению порядка в армии. Потребовал «от армии напрячь все свои силы для решительной самоорганизации и установления революционной дисциплины» и, в случае надобности, двинул эту «мощную» армию против всего мира.
Ясно и просто. И не думайте, что вы хоть сколько-нибудь смутите Ленина вопросом: а не кончится ли все это скандальным крахом? Он вам ответит, как он ответил в первый день: «Мы, может быть, потерпим поражение, но это будет полезный урок, как полезным уроком была Парижская Коммуна, тоже потерпевшая поражение».
Когда человек с таким легким сердцем ставит на карту судьбу революции, судьбы России на много десятков лет вперед, от него можно только отвернуться, пожав плечами, предоставив ему свободно строить свои карточные домики: здравый смысл демократии оценить эти «революционные» планы по достоинству.
Ленину нужно, однако, отдать справедливость: он доводит свои фантастические построения до логического конца.
Зато похвальным мужеством мысли отнюдь не могут похвастать так называемые «интернационалисты». Разделяя, в сущности, все предпосылки Ленина, они не имеют смелости додумать свои мысли до конца и прячутся за ублюдочными лозунгами, которые способны были бы вызвать только веселый смех, если бы положение России и всего мира не было полно такого глубокого исторического трагизма.
Вот Мартынов. Он, видите ли, делает то открытие, что войну желательно и нужно ликвидировать как можно скорее. С этим все согласны; не знают только, как это сделать? У Мартынова рецепт есть: клином врезаться между западноевропейским пролетариатом и его империалистическими правительствами. Вы недоумеваете: что это значит? А вот что: нужно, во-первых, унич
тожить договоры с союзниками, и, во-вторых, объявить немедленное всеобщее перемирие.
Какое глубокомыслие! Мартынов упустил из виду, что фактически мы и договора уничтожили, и перемирие объявили. И, однако, война продолжается, и не только продолжается, но грозит затянуться еще дольше, именно в виду таких наших действий. Мартынов просто забыл спросить, согласны ли французские, английские, бельгийские, американские и пр. социалисты (о правительствах я уж не говорю) на «немедленное всеобщее перемирие».
Вот Луначарский. Как бывший ученик Ленина, он решителен, но не слишком. Его решительность простирается лишь до того, что готов... умыть руки и остаться в стороне.
У него рецепт такой:
- Мы должны предъявить представителям Франции и Англии ультиматум в течение определенного срока присоединиться к нашей формуле мира. Одновременно мы должны обратиться к народам союзных и воюющих стран с призывом оказать давление на свои правительства всеми доступными средствами. И если союзные правительства в течение определенного срока не примут нашего ультиматума, мы умываем руки. Мы не заключим сепаратного мира с Германией, но мы должны заключить перемирие на всем нашем фронте.
Все эти прожектеры забывают, что если к голосу русской революции очень внимательно прислушивались раньше, то теперь, когда мы с каждым днем все более демонстрируем перед Европой свое бессилие и свою неспособность к какой бы то ни было активной и решительной политике, - к нам просто начинают поворачиваться спиной.
Все «требования» уже предъявлены, все ответы уже даны. Никаких других ответов мы не получим. От нас мир ждет действий, а не слов. А мы собираемся еще только новые «обращения» писать, новые «требования» предъявлять нашей судьбе. И мы получим то, что мы сами себе приготовляем.
Мы вот было почти наладили Стокгольмскую конференцию. Но если бы восторжествовали планы Мартыновых и Луначарских, то с какой стати европейские социалисты стали бы терять время на поездку в Стокгольм?
Остается одна лишь надежда на здравый смысл русской демократии. Хочется верить, что Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов скажет всем этим прожектерам: нам нужно Россию спасать, нужно закрепить и организовать завоеванную свободу, нужно уберечь европейскую демократию и международный социализм от нависшей над нами угрозы мрачной реакции. Не до ваших фантазий теперь. Не по пути нам с вами!
Власть Народа. 1917,3 июня. №31.
Троцкий Л.Д. ДВОЕБЕЗВЛАСТИЕ
К характеристике современного момента
Условия войны отклоняют и затмевают действие внутренних сил революции. Но тем не менее ход революции будет определяться именно этими внутренними силами, т. е. классами.
Война сперва прервала нараставшую с 1912 года революцию, а затем придала ей - благодаря героическому вмешательству ожесточенной армии - небывало быстрый темп наступления. Сила сопротивления старого строя была окончательно подкопана ходом войны. Политические партии, которые могли бы выступить в качестве посредниц между монархией и народом, сразу повисли, благодаря победоносному натиску снизу, над бездной и оказались вынуждены в самый последний момент совершить рискованный прыжок на берег революции. Это придало революции временную видимость полного национального единения. Буржуазный либерализм в первый раз за всю свою историю почувствовал себя «связанным» с массами, и это должно было сейчас же внушить ему мысль об использовании «общенационального» революционного подъема в интересах войны.
Условия, участники и цели войны оставались те же. Гучков и Милюков, наиболее яркие империалисты в политическом масштабе старого режима, оказались вершителями судеб революционной России. Таким образом, та же самая по существу война, что при царизме - при тех же врагах, союзниках и международных обязательствах - превратилась в «войну за революцию». Для капиталистических классов задача сводилась к тому, чтобы мобилизовать революцию - пробужденные ею силы и страсти - в интересах империализма. Милюковы великодушно соглашались назвать «красную тряпку» священной хоругвью, - только бы рабочие массы обнаружили готовность восторженно умирать под этой красной тряпкой за Константинополь и проливы.
Но империалистическое копыто Милюкова слишком явно торчало наружу. Для того чтобы овладеть пробужденными массами и отвлечь их революционную энергию в русло наступления по внешнему фронту, необходимы были более сложные приемы, а главное - нужны были другие партии, с еще нескомпрометированными программами, и другие люди, с еще незапятнанными репутациями.
Они нашлись. За годы контрреволюции и особенно в период последнего промышленного подъема, капитал экономически подчинил себе и духовно приручил многие тысячи революционеров 1905 г., нимало не заботясь об их народнических и марксистских «предрассудках». В составе «социалистической» интеллигенции имелись, таким образом, достаточно широкие кадры политических деятелей, у которых давно чесались руки по части обуздания классовой борьбы и патриотического дисциплинирования рабочих масс. Рука об руку с этой интеллигенцией шли выдвинувшиеся в контрреволюционную эпоху рабочие ликвидаторы, навсегда запуганные крушением революции 1905 года и развившие в себе один талант - всестороннего приспособленчества.
Оппозиция буржуазных классов против царизма - на империалистической основе - создала уже до революции условия для более тесного сближения социалистических оппортунистов с имущими классами. Керенский и Чхеидзе пристраивали в Думе свою политику к прогрессивному блоку, Гвоздевы и Богдановы сближались с Гучковыми в военно-промышленных комитетах. Но существование царизма затрудняло открытый переход на «государственно»-патриотическую точку зрения. Революция устранила на этот счет всякие препятствия. Капитуляция перед капиталистическими партиями получила теперь имя «единства демократии», дисциплина буржуазного государства сразу превратилась в «революционную дисциплину», наконец, участие в капиталистической войне стало называться защитой революции от внешнего разгрома.
Эта «государственная» интеллигенция, которую Струве провидел, призывал и воспитывал в своих «Вехах», нашла неожиданно широкую опору в беспомощности наиболее отсталых народных масс, принудительно организованных в армии.
Только потому, что революция разыгралась во время войны, крестьянские и обывательски-мелкобуржуазные элементы уже в первый момент революции представляли собою автоматически организованную силу и получили возможность оказывать на состав Советов рабочих и солдатских депутатов такое влияние, какое было бы совершенно не по плечу этим распыленным и отсталым классам в невоенное время. Меньшевистски-народническая интеллигенция нашла в этой провинциальной, захолустной, в большинстве своем только что пробужденной массе совершенно естественную на первых порах поддержку. Увлекая мелкобуржуазные слои на путь соглашения с капиталистическим либерализмом, который снова оказался совершенно неспособен самостоятельно вести за собою народные массы, меньшевистски-народническая интеллигенция давлением этих масс завоевала себе известное положение и в чисто пролетарских слоях, временно оттиснутых на второй план массовидностью армии.