en mangeant, но во время полнейшего голода, когда все вокруг разваливается.
Для сохранения единства у старой российской власти был набор довольно простых, точнее - примитивных средств. Для сохранения единства проводилась политика строжайшей централизации. Им было плевать на частные устремления составляющих Россию народов: более того, проявление таких стремлений даже преследовались тогдашними законами.
Новая Россия, надо признать, не особо «сдвинулась с места» с тех времен. В первые дни революции, хоть и было громогласно объявлено о Всеобщей Свободе, однако сделано это было так, что изначально вызывало тревогу, ибо громогласностью и цветастой разнообразностью намечаемых перспектив Россия сразу перещеголяла многие европейские страны. Однако все это, как выяснилось, являлось следствием дилетантских фантазий, но не реально выполнимыми планами, продиктованным опытом мудрого управления страной. Вскоре новая Россия пошла по пути старой.
Министр-социалист Керенский, на плечи которого судьба, по злой иронии, возложила громадную ответственность перед историей, надевает на свои пухленькие ручонки бронированные рукавицы и начинает железным кулаком грозить Украине и Финляндии!
Не мог Юпитер придумать большего наказания России, чем ее полноправным властелином сделать Керенского!
И если таков один из выдающихся сынов новой России, чье духовное богатство уже перепачкано грязью его харизмы, то чего же мы должны ждать лучшего от новой, либеральствующей или хотя бы на самом деле либеральной России, которая, безусловно, придет к корме власти в России, как только остановится война?
Вообще-то, возможно все. Однако изменить психику русского, европеизировать его - в наилучшем смысле этого слова - вряд ли под силу кому-либо. Благороднейшие формулы для создания всеобщего энтузиазма могут стать для него на мгновение радостной сказкой, однако в реальности эта сказка также грубо будет втоптана каблуком армейского сапога в вековую грязь, подобно втоптанной ими же в ту же самую грязь всех основных положений собственной декларации.
Благодушные и чистосердечные верят, - Учредительное собрание даст нам все! Такие заверения - это вековая русская болезнь русской психики под именем «Завтра, завтра - не сегодня!». Это знают финны, это знают украинцы, и именно поэтому они в лицо хохочут Керенскому в ответ на его угрозы.
Лично для меня, для грузина, такие заверения являются Будущим без Будущего.
Сегодня настоящая Россия все еще продолжает вертеть политическую мудрость на кончике своего штыка: чего же нам ждать от них «завтра», когда им уже не понадобится не только наша вежливая обходительность, наш героизм, наше - доходящее до безумия - самопожертвование, но и наши талантливейшие соотечественники, Церетели и Чхеидзе!
Российская повседневность для всех наций, особенно же для надежд маленькой Грузии, является той самой наковальней, которая, к сожалению, и не ждет обетованного «Учредительного собрания», чтобы опустить молот и перековать на нас наши старые оковы в оковы новые - однако более изощренной формы.
Сакартвело. 1917,27 августа. № 189.
Ленин В.И. ЗА ДЕРЕВЬЯМИ НЕ ВИДЯТ ЛЕСА
В заседании ЦИК Советов 4-го августа Л. Мартов сказал (цитируем по отчету «Новой Жизни»), что «критика Церетели слишком мягка», что «правительство не дает отпора контрреволюционным попыткам в военной среде» и что «в наши цели не входит свержение нынешнего правительства или подрыв доверия к нему...» «Реальное соотношение сил, - продолжал Мартов, - не дает сейчас основания требовать перехода власти к Советам. Это могло бы явиться лишь в процессе гражданской войны, сейчас недопустимой». «Мы не намерены свергать правительство, - заканчивает Мартов, - но мы должны указать ему, что в стране есть силы, кроме кадетов и военных. Это - силы революционной демократии, и на них должно опираться Временное правительство».
Это - замечательные рассуждения Мартова, на которых стоит со всем вниманием остановиться. Замечательны они тем, что необыкновенно рельефно воспроизводят самые распространенные, самые вредные, самые опасные политические ошибки мелкобуржуазной массы, ее типичнейшие предрассудки. Из всех представителей этой массы Мартов, как публицист, наверное, один из наиболее «левых», из наиболее революционных, из наиболее сознательных и искусных. Именно поэтому полезнее разобрать как раз его рассуждения, чем какого-нибудь кокетничающего пустым набором слов Чернова или тупицы Церетели и т. п. Разбирая Мартова, мы будем разбирать то, что есть сейчас в идеях мелкой буржуазии наиболее разумного.
Крайне характерны, прежде всего, колебания Мартова по вопросу о переходе власти к Советам. До 4 июля Мартов был против этого лозунга. После 4 июля он - за. В начале августа он опять против, и, заметьте, как чудовищно нелогична, как забавна с точки зрения марксизма его аргументация. Он против, ибо «реальное соотношение сил не дает сейчас основания требовать перехода власти к Советам. Это могло бы явиться лишь в процессе гражданской войны, сейчас недопустимой».
Вот путаница-то. Выходит, что до 4 июля такой переход власти возможен был без гражданской войны (святая истина!), но именно тогда Мартов был против перехода... Выходит, во-вторых, будто после 4 июля, когда Мартов был за переход власти к Советам, такой переход возможен был без гражданской войны: это явная, вопиющая фактическая неправда, ибо именно в ночь с 4 на 5 июля бонапартисты при поддержке кадетов и при лакейском услужении Черновых и Церетели приводят контрреволюционные войска в Питер. Взять власть мирным путем в этих условиях было бы абсолютно невозможно.
Наконец, в-третьих, у Мартова выходит, будто марксист или хотя бы даже просто революционный демократ вправе был отказаться от правильно выражающего интересы народа и интересы революции лозунга на том основании, что этот лозунг мог бы осуществиться «лишь в процессе гражданской войны»... Но ведь это же явный абсурд, явный отказ от всякой классовой борьбы, от всякой революции. Ибо кто же не знает, что всемирная история всех революций показывает нам не случайное, а неизбежное превращение классовой борьбы в гражданскую войну. Кто же не знает, что как раз после 4-го июля мы видим в России начало гражданской войны со стороны контрреволюционной буржуазии, разоружение полков, расстрелы на фронте, убийства большевиков. Гражданская война, изволите видеть, «недопустима» для революционной демократии как раз тогда, когда ход развития событий с железной необходимостью привел к тому, что ее повела контрреволюционная буржуазия.
Мартов запутался самым невероятным, забавным, самым беспомощным образом.
Распутывая внесенную им путаницу, надо сказать:
Именно до 4-го июля лозунг перехода всей власти к данным, тогдашним Советам был единственно правильным. Тогда это было возможно мирно, без гражданской войны, ибо тогда не было еще систематических насилий над массой, над народом, введенных после 4-го июля. Тогда это обеспечивало мирное развитие вперед всей революции и, в частности, возможность мирного изживания борьбы классов и партий внутри Советов.
После 4-го июля переход власти к Советам стал невозможным без гражданской войны, ибо власть перешла с 4-5 июля к военной, бонапартистской клике, поддержанной кадетами и черносотенцами. Отсюда вытекает то, что все марксисты, все сторонники революционного пролетариата, все честные революционные демократы должны теперь выяснить рабочим и крестьянам коренную перемену положения, обусловливающую другой путь перехода власти к пролетариям и полупролетариям.
Мартов не привел доводов в защиту своей «мысли» о недопустимости «сейчас» гражданской войны, в защиту заявления, что в его цели «не входит свержение нынешнего правительства». Без мотивировки его мнение, особенно высказанное в оборонческом собрании, неизбежно смахивает на оборонческий довод: дескать, недопустима гражданская война внутри, грозит внешний враг.
Не знаем, решился ли бы Мартов открыто выдвинуть такой довод. Среди массы мелкой буржуазии довод этот из самых ходких. И довод этот, конечно, из самых пошлых. Буржуазия не боялась революции и гражданской войны в такие моменты, когда грозил внешний враг, ни в сентябре 1870 года во Франции, ни в феврале 1917 года в России. Буржуазия не боялась ценой гражданской войны захватывать власть в свои руки в такие моменты, когда грозил внешний враг. Так же мало будет считаться с этим «доводом» лжецов и лакеев буржуазии революционный пролетариат.
* * *
Одна из самых вопиющих теоретических ошибок, которую делает Мартов и которая тоже крайне типична для всего круга политических идей мелкой буржуазии, состоит в смешении контрреволюции царистской и вообще монархической с контрреволюцией буржуазной. Это - именно специфическая узость или специфическая тупость мелкобуржуазного демократа, который не может вырваться из своей экономической, политической и идейной зависимости от буржуазии, уступает ей первенство, видит в ней «идеал», доверяет ее крикам об опасности «контрреволюции справа».
Мартов выразил этот круг идей или, вернее, это недомыслие мелкой буржуазии, сказав в своей речи: «Мы должны в противовес давлению на него (на правительство), оказываемому справа, создать контрдавление».
Вот образчик филистерской доверчивости и забвения классовой борьбы. Правительство выходит чем-то вроде надклассового и надпартийного, на него только «давят» слишком сильно справа, надо посильнее давить слева. О, премудрость, достойная Луи Блана, Чернова, Церетели и всей этой презренной братии. И как бесконечно выгодна эта филистерская премудрость бонапартистам, как хочется им представить «глупым мужичкам» дело именно в таком виде, что вот-де нынешнее правительство борется и направо и налево, только с крайностями, осуществляя истинную государственность, проводя в жизнь истинный демократизм, а на деле именно это бонапартистское правительство является правительством контрреволюционной буржуазии.