Тем решительнее будет партия революции бороться за то, чтобы вывести всех заговорщиков на чистую воду.
Рабочий Путь. 1917,21 сентября (8 сентября ст. ст.). № 5.
Ежов В. (Цедербаум С. О.) В ЧЕМ ДЕЛО?
В один голос «День», «Речь» и «Единство» восстают против предстоящего Демократического совещания. В трогательном единении они стараются заранее опорочить его перед страною, утверждая, что революционная демократия, выступив против коалиции с кадетами, тем самым стала на почву большевизма...
В чем дело? Мы привыкли уже к тому, что обывателя запугивают большевизмом. Этот прием с успехом применяли чины контрразведки, Бурцевы, Алексинские, реакционеры из Ставки, когда надо было скрыть измену или неспособность генералов, нужно было убедить страну в необходимости укреплять новую Россию при помощи смертной казни и репрессий налево. Не будем поэтому поддаваться гипнозу страшных слов, а постараемся выяснить, в чем же сущность столкновения.
Кадеты, до сих пор высмеивавшие идею коалиции, теперь распинаются за нее; отказ от коалиции «День» и «Единство» объявляют большевизмом, которым внезапно заразились Центр[альный] Исп[олнительный] Комитет, меньшевики, Церетели... Но, концентрируя все внимание читателя на самой идее коалиции, они все тщательно обходят вопрос о том, во имя чего необходима коалиция, куда и какими путями коалиционная власть должна вести страну.
Дело ведь в том, что революционная демократия отнюдь не отказывается от коалиции социалистических и не социалистических сил страны; она не отказывается и от сотрудничества с цензовыми элементами. Но опыт нескольких месяцев и особенно корниловский мятеж кое-чему ее научили, на кое-что открыли глаза. Выяснилось, что участие в коалиции связывает революционную демократию и, наоборот, оставляет полную свободу действий цензовым элементам.
Почему оказалась невыполненной программа внешней политики, борьбы за мир первой коалиции? Почему дальше бумажного разрешения не подвинулось дело радикальных финансовых мероприятий, государственного контроля над промышленностью и ее регулирования? Почему армия революционной России осталась в руках контрреволюционного Генерального штаба,
Ставки, командного состава? Почему, наконец, коалиционная власть оказалась вынужденной разить налево и быть весьма щепетильной по отношению к проискам с правой стороны, закрывая глаза на открыто подготовляющиеся мятежи, оставлять неприкосновенными очаги контрреволюции?
Не потому ли, что до сих пор коалиция покоилась на обмане - стране внушали, что во имя революции необходимо сотрудничество имущих верхов и демократии, а фактически под вывеской коалиции имущие верхи вели реакционную политику, стараясь остановить ход революции, подготовить почву для своей победы над нею?
Соучастие кадетов и близко к ним стоящих групп в мятеже Корнилова сразу осветило революционной демократии действительное положение вещей. И теперь она пойдет на коалицию - с кадетами или без них, это вопрос второстепенный - только в том случае, если это будет коалиция честная, коалиция революционная.
Довольно уже написано программ для революционной власти. Теперь речь идет о методах проведения их в жизнь. Революционная демократия пойдет вместе только с теми общественными группами, которые решительно встанут на путь революционных действий, не убоятся управлять страною, опираясь на народ, на демократические массы. Если на это пойдут кадеты, тем лучше для революции.
Но для этого они должны будут согласиться на решительную внешнюю политику, отказывающуюся от приемов царской и вообще традиционной дипломатии; они должны будут признать неотложным делом очищение армии от контрреволюционных элементов - снизу доверху, с применением действительно революционных мер; им придется признать недопустимой политику уступок и колебаний в вопросах экономических и финансовых; им надо будет силу правительства черпать в единении с революционной демократией.
А это единение, как показал опыт, создается не общими резолюциями. Корнилов одним ударом уничтожил возможность независимой власти. Отныне может быть сильной, поддерживаемой народными массами только та власть, которая будет ответственна перед страною. И до созыва Учред[ительного] собрания органа, выражающего волю громадного большинства населения, явится парламент, который в той или иной форме будет создан созываемым Демократическим совещанием. Перед ним должна быть ответственна революционная власть.
Так и только так мыслит коалицию революционная демократия. Усматривать в этом большевизм, значит сознательно затушевывать действительное положение вещей. Пусть ответят «Единство», «День» и особенно кадеты, хотят они такой коалиции, или для них коалиция означает капитуляцию революционной демократии перед цензовой Россией?
Рабочая Газета. 1917, 6 сентября. № 153.
Нольде Б.Э. МИР
Пока мы заняты довольно бестолковыми поисками формы нашего политического бытия, пока мы заполнили всю нашу жизнь политическими «заклинаниями» и окончательно, кажется, утратили всякое чувство реальности, -остальной мир, по временам оглядываясь в нашу сторону, продолжает жить своей великой жизнью цивилизованного человечества. Великие проблемы международного строительства, которые сначала мы пытались разрешить одним из столь любезных нам «заклинаний», а потом, в безнадежной суетности наших внутренних распрей, просто-напросто забыли, остались живыми. И мы лишь верным путем идем к тому, что их решат за нас и против нас, ибо снять их с очереди мы не властны, а активно участвовать в их решении, утрачиваем всякое право.
Между тем время уходит и уходит - таково мое впечатление - быстрее, чем можно было думать два-три месяца тому назад. Ряд сведений, идущих из Германии, которые мы бегло пропускаем мимо глаз в утренних газетах, говорит о том, что в Берлине зреют решения, которые могут создать для России величайшие, почти безвыходные трудности. Если верна телеграмма, полученная здесь в разгар корниловской эпопеи, о том, что канцлер Михаэлис заговорил о возможности раздела Эльзас-Лотарингии; если верно, что Германия в ответ на папскую ноту готовит изложение своей мирной программы; если эта мирная программа, как намекает разговор о разделе Эльзаса, будет состоять в том, что Германия уступит на западе, чтобы приобрести на востоке, если уступки на западе будут серьезны, - то для нас наступит час расплаты за то, как мы воевали при старом и новом режиме. Тут никакие «заклинания», даже из уст гг. Луначарского или Чернова, не помогут. Сожжет, кое-что спасет дипломатическая техника, с таким презрением отвергавшаяся, «тайные договоры» с таким негодованием бросавшиеся в мусорную корзину, но и на них идеологи «реального соотношения сил» пусть больших надежд не возлагают.
Я настойчиво приглашаю читать агентские телеграммы из-за границы. В нашей воле заставить самих себя неделями переживать, пока мы устроим себе коалиционное правительство или полноту власти органов революционной демократии, но события и решения Запада нас ждать не будут. Надо помнить, что в каждый данный момент мы можем оказаться лицом к лицу с реальностью международной жизни, и что лицом к лицу с этой реальностью, как дым, рассеется мир призраков, которым мы живем. Мне странно думать, что накануне той минуты, когда русской власти, при встрече с этой реальностью, придется пережить величайшие испытания, к захвату этой власти тянется столько рук. Ибо я не думаю, чтобы подписание продиктованных этой реальностью условий мира и все, что за сим последует, вплетет лавры в чей бы то ни было венок, революционный или контрреволюционный. Сейчас за нас воюют союзники; за нас платят долги; мы отрезаны от всякой международной конкуренции и можем позволить себе приостановку национального производства и безудержное растрачивание народного достояния; мы взяли, при помощи экспедиции заготовления государственных бумаг, на государственное иждивение пол-России. Все эти блага кончатся в день заключения мира. Те, кто, в лицемерной и обманной фразеологии, провозгласили всеобщее и явное право на праздность, вынуждены будут не только провозгласить суровую обязанность каторжного труда, но вдобавок еще принести народу мир, который удвоит эту каторгу; пусть не думают они, что обман останется нераскрытым, а слепота и легкомыслие прощенными.
На наших глазах только что приотворилась дверь этого будущего. Еще тогда, когда президент Вильсон не воевал, а убеждал воюющих помириться, он с высот нейтралитета великой страны сделал в своем послании к сенату наблюдение, которое сейчас поучительно вспомнить. Он утверждал, что воюющие ближе к миру, чем им кажется, и приводил пример Польши, относительно которой все молчаливо признали необходимость ее воссоздания. В январе этого года, когда это наблюдение высказывалось, оно, конечно, было еще далеким от истины. В России созывалась еще комиссия князя Голицына, на которой, как господствующее течение, обнаружилось стремление остаться при формуле польской автономии в составе России. Германия и Австро-Венгрия дали 5 ноября предшествующего года теоретическое обещание создать польское королевство, но все усилия направляли на то, чтобы свести на практике это обещание к простому рекрутскому набору за счет польского населения. Временный государственный совет, который они создали в Варшаве, был явной фальсификацией польской народной власти, ибо составлен был из людей, которые в стране были несомненным меньшинством и не обладали даже тенью власти.
С тех пор условия изменились. В марте русское Временное правительство признало польскую независимость, а польский народ, пользуясь даже негодной формой первого государственного совета, под напором общественного мнения, превратившегося в орган противонемецкой кампании, начал борьбу за завоевание подлинной государственности. Борьба после долгих месяцев привела к тому, что оккупационная власть решилась, через год после провозглашения самостоятельности польского королевства, признать на деле польскую государственность.