В одном из примеров, приведенных мною на Съезде 1903 года, говорилось об Учредительном Собрании. Это и сделало мой пример «актуальным» для наших дней. Те, которых он испугал, поняли его так, что я способен был оправдать разгон собиравшегося у нас Учредительного Собрания.
Те же, которые злорадно одобряли его, упрекали меня в измене, чувствуя, что я никак не могу одобрить такой разгон.
Но для меня и в отношении к Учредительному Собранию нет ничего безусловного. Тут тоже все зависит от обстоятельств времени и места.
Приводя один из своих примеров, я сказал: теоретически мыслим такой случай, когда и т. д. Но теоретически мыслимый случай не есть такой случай, который имеет место везде и всегда. Теоретическая возможность вовсе не есть действительность, к которой мы стремимся при данных условиях.
Учредительные Собрания имеют разный характер. Если бы парижский пролетариат, быстро оправившись от жестокого поражения, нанесенного ему Кавеньяком, к великой радости французского Учредительного Собрания 1848-49 гг., положил насильственный конец деятельности этого органа реакции, то я не знаю, кто из нас решился бы осудить такое действие. Французское Учред[ительное] Собр[ание] названных годов было враждебно пролетариату. А то Собрание, которое разогнали на этих днях «народные комиссары», обеими ногами стояло на почве интересов трудящегося населения России. Разгоняя его, «народные комиссары» боролись не с врагами рабочих, а с врагами диктатуры Смольного института.
Это - «две большие разницы». Кто этого не понимает, тот вообще не способен разбираться в вопросах рабочей тактики.
Очень наивно думать, будто влияние речи, произнесенной мною на нашем съезде 1903 г., побудило большевиков запереть двери Таврического дворца после первого же заседания собравшихся в нем депутатов. Моя речь нисколько не мешала им горячо проповедовать идею Учредительного Собрания в 1905-1907 гг. Когда после роспуска первой Госуд[арственной] Думы, я предложил нашей партии формулу: «полновластная Дума», в качестве избирательной платформы, они обвинили меня в измене (они всегда делают это «с легким духом»).
Разгон нашего Учред[ительного] Собрания подсказан был им вовсе не внутренней логикой тактики, освобожденной от безусловных принципов. Он подсказан был им внутренней логикой политического действия, совершенного ими в конце октября.
Захватывая власть в свои руки, они, конечно, не собирались отказываться от нее в том случае, если большинство Учред[ительного] Собрания будет состоять не из их сторонников. Когда они увидели, что большинство это состоит из социалистов-революционеров, они решили: необходимо, как можно скорее, покончить с Учредительным Собранием. И со свойственной им энергией они осуществили свое решение.
Это было, как я сказал, вполне сообразно с логикой действия, совершенного в конце октября. Но разгон Учред[ительного] Собр[ания] тоже имеет свой ясный логический смысл. Он является новым и огромным шагом в области гибельного междоусобия в среде трудящегося населения России.
Защитники этого шага возразят мне: «Сила на нашей стороне». Я готов согласиться с ними, что на их стороне, действительно, находится вооруженная сила. Но ведь давно уже сказано, что сидеть на штыках не очень удобно.
Кромвелю заметили однажды: «За вас только одна десятая часть нации». -«Не беда, - ответил он, - эта десятая часть вооружена и будет господствовать над девятью десятыми». История не оправдала этой уверенности Кромвеля, а ведь он не задавался целью организовать социалистический способ производства. Его стремления все больше и больше суживались, становясь чисто династическими.
Совсем недавно Каутский напомнил в «Leipziger Volkszeitung», что диктатура, необходимая для основания социалистического общества, должна быть диктатурой большинства. За Смольным большинства нет, и это должно было бы заставить задуматься его деятелей.
Их диктатура представляет собой не диктатуру трудящегося населения, а диктатуру одной части его, диктатуру группы. И именно потому им приходится все более и более учащать употребление террористических средств.
Употребление этих средств есть признак шаткости положения, а вовсе не признак силы. И уж во всяком случае ни социализм вообще, ни марксизм, в частности, тут совершенно не при чем.
Тактика Смольного есть тактика Бакунина, а во многих случаях просто-напросто тактика Нечаева.
Курьезное совпадение. По свидетельству М.П. Драгоманова, который сам пережил эпоху нечаевщины, Нечаев распространял среди учащейся молодежи весть, что в Западной Европе 2000000 интернационалистов готовы восстать и поддержать социальную революцию в России.
Читателю известно, что теперь у нас распространяется в рабочей среде столь же мало основательная весть о готовности западноевропейского пролетариата поддержать русскую социальную революцию. Это все та же метода, только применяемая в гораздо более широких размерах. Я вовсе не хочу сказать, что метода эта всегда применяется в целях сознательного обмана.
Далеко нет. Я думаю, что самообмана тут гораздо больше. И к нему склонялись не только большевики. Ребячески преувеличенные надежды на Запад питал сам И.Г. Церетели, этот, довольно, впрочем, тусклый, «Свет Азии». И не Чхеидзе ли принадлежит замечательная своей неумностью фраза: «С немцами мы переговорим!»
Гражд. В. Чернов утверждает в «Деле Народа», что большевики - мои дети.
Это напомнило мне, как Виктор Адлер говаривал мне полушутя, полусерьезно: «Ленин - ваш сын». Я отвечал ему на это: «Если сын, то, очевидно, незаконный». Я до сих пор думаю, что тактика большевиков представляет собою совершенно незаконный вывод из тех тактических положений, которые проповедовал я, опираясь на теорию Маркса-Энгельса.
Покойный Михайловский как-то заметил, что нельзя считать Дарвина, писавшего о борьбе за существование, ответственным за поступки «дарвиненка», который во имя теории великого натуралиста выскакивает на улицу и хватает прохожих за шиворот. Как думает гражд. Чернов, справедливо ли это замечание Михайловского? По-моему - да. А раз оно справедливо, то, - если позволите сравнить малое с большим, - нельзя и меня, как теоретика русского марксизма, делать ответственным за всякое нелепое или преступное действие всякого русского «марксёнка» или группы «марксят».
Откровенно говоря, я думаю, что мы будем гораздо ближе к истине, признав нынешних наших большевиков не моими детьми, а двоюродными братьями гражданина Чернова.
Недаром же его орган громко жаловался, несколько недель тому назад, на то, что большевики сделали важное похищение из сокровищницы черновской премудрости (преимущественно по аграрной части).
Наше Единство. (Пг.). № 14, 16. 11, 13 января 1918 г.; Плеханов Г.В. Год на Родине. Полн. собр. статей и речей. 1917-1918 гг. В 2 т.
Т. 2. Париж, 1921. С. 257-268.
226. Заключительное слово Председателя СНК В.И. Ленина перед закрытием III Всероссийского съезда Советов («Правда»)
18 января 1918 г.
Товарищи, перед закрытием Третьего съезда Советов 400 следует с полным беспристрастием установить ту историческую роль, которую сыграл этот
съезд в истории международной революции, в истории человечества. Можно сказать с неоспоримым основанием, что Третий съезд Советов открыл новую эпоху всемирной истории, и ныне, в условиях мировой революции, все значение этого съезда начинает сознаваться все более и более. Этот съезд, закрепивший организацию новой государственной власти, созданной Октябрьской революцией, наметил вехи грядущего социалистического строительства для всего мира, для трудящихся всех стран 401.
У нас, в России, в области внутренней политики теперь окончательно признан новый государственный строй социалистической Советской республики, как федерации свободных республик разных наций, населяющих Россию. И теперь всем, даже, уверен, нашим врагам видно, что новый строй, власть Советов, не выдумка, не партийный прием, а результат развития самой жизни, результат стихийно складывающейся мировой революции. Вспомните, что все великие революции стремились всегда смести до основания старый капиталистический строй, стремились не только завоевать политические права, но и вырвать самое управление государством из рук господствующих классов, всяких эксплуататоров и угнетателей трудящихся, чтобы раз навсегда положить предел всякой эксплуатации и всякому угнетению. Великие революции именно и стремились сломить этот старый эксплуататорский государственный аппарат, но до сих пор это не удавалось завершить до конца. И вот Россия, в силу особенностей своего хозяйственного и политического положения, теперь первая достигла этого перехода государственного правления в руки самих трудящихся. Теперь мы, на расчищенном от исторического хлама пути, будем строить мощное, светлое здание социалистического общества. Создается новый, невиданный в истории, тип государственной власти, волей революции призванной очистить землю от всякой эксплуатации, насилия и рабства.
Теперь мы посмотрим, что дал новый социалистический принцип управления государством в области нашей внутренней политики. Товарищи, вы помните, как еще недавно буржуазная пресса не смолкая кричала, что мы разрушаем русское государство, что мы не умеем управлять, почему от нас и уходят все национальности - Финляндия, Украина и т. п. Буржуазная пресса, захлебываясь от злорадства, чуть ли не каждый день сообщала о таких «отложениях». Мы, товарищи, лучше, чем они, понимали основные причины этого явления, коренящиеся в недоверии трудящихся масс к соглашательско-империалистическому правительству гг. Керенских и К°. Мы молчали, твердо веря в то, что наши справедливые принципы, наше собственное управление лучше слов докажет всем трудящимся наши истинные цели и стремления.
И мы были правы. Мы видим сейчас, что наши идеи победили в Финляндии, на Украине и побеждают на Дону, пробуждают классовое сознание трудящихся и организуют их в твердый союз. Мы действовали без дипломатов, без старых способов, применяемых империалистами, но величайший результат налицо - победа революции и соединение с нами победивших в одну могучую революционную федерацию. Мы властвуем, не разделяя, по жестокому закону древнего Рима, а соединяя всех трудящихся неразрывными цепями живых интересов, классового сознания. И наш союз, наше новое государство прочнее, чем насильническая власть, объединяющая ложью и железом в нужные для империалистов искусственные государственные образования. Только что стоило, например, финляндским рабочим и крестьянам захватить власть в свои руки, как они обратились к нам с выражением чувства верности мировой пролетарской революции, со словами привета, в которых видна их непоколебимая решимость идти вместе с нами по пути Интернационала