Организация ВРК как внепартийного органа при легальном Петросовете показывает, что решительность намерений не оставляла сомнений в исполнении задуманного. В состав ВРК вошло 66 человек: 48 большевиков, 14 «левых» эсеров, 4 анархиста.
Обсуждение 12 октября на закрытом заседании Петросовета Положения о Военнореволюционном Комитете (ВРК) происходило параллельно с работой съезда Советов Северной области (11-13 октября) и не случайно совпало с решениями проходившего в эти же дни в Москве Второго совещания общественных деятелей (12-14 октября) по вопросу о необходимости введения в стране военного положения, сплочении политических сил. Однако «консультации» военного министра Верховского с председателем Петросовета Троцким, которые также пришлись на эти дни, расстроили все планы умеренных сил.
В итоге в ночь с 15 на 16 октября в помещении Лесновской районной думы Петрограда (ее председателем был М.И. Калинин) прошло расширенное заседание ЦК РСДРП(б), где, кроме членов ЦК, присутствовали представители Исполнительной комиссии ПК, Военной организации при ЦК РСДРП(б), Петроградского Совета, профессиональных союзов, фабрично-заводских комитетов, железнодорожников и Петроградского окружного комитета. Ленин выступил с докладом о вооруженном восстании, акцентируя внимание на резолюции ЦК 10 октября. Каменев и Зиновьев высказались против восстания, призывая ждать Учредительного собрания. Резолюцию Ленина поддержали Ф.Э. Дзержинский, М.И. Калинин, А.И. Рахья, Я.М. Свердлов, Н.А. Скрыпник, И.В. Сталин и некоторые др. Она была принята 19 голосами «за» при 2-х против и 4-х воздержавшихся. Тогда же на закрытом заседании ЦК из состава Военно-революционного комитета был выделен Военнореволюционный центр (ВРЦ) - главный «мозговой центр» будущего переворота, в составе: Я.М. Свердлова, И.В. Сталина, А.С. Бубнова, Ф.Э. Дзержинского и М.С. Урицкого. Хотя, по мнению ряда исследователей (И. Дойчера, Р. Слассера, Р. Такера и некот. др.), ВРЦ являлся лишь «плодом воображения» И.В. Сталина, стремившегося подчеркнуть свою роль в ходе Октябрьского переворота, его существование подтверждается результатом всей спланированной операции по захвату власти. ВРЦ по условиям конспирации не мог и не стремился обнародовать свою деятельность, наоборот, максимально скрывал существование даже в глазах «посвященных». (См.: Петроградский Военно-революционный комитет: Документы и материалы. В 3 т. Т. 1. М., 1966. С. 40-41; Петроградский Совет Рабочих и Солдатских депутатов в 1917 году. Протоколы, стенограммы, отчеты, резолюции и постановления... Т. 4. (3 июля - 25 октября). М., 2003. С. 500-503, 513, 530; Антонов-Овсеенко В. В семнадцатом году. М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1933. С. 264-266.)
готовляют все, кто создают в массах настроение отчаяния и индифферентизма». До сих пор т. Рязанов рассуждал действительно как марксист. Но в практическом выводе из этих марксистских рассуждений он решительно покинул почву марксизма, благодаря чему и речь в целом приобрела двойственный характер, и явилась не столько прямым ответом на прямо поставленный вопрос, сколько уклонением от ответа. Вот вывод т. Рязанова: «если в результате этой политики рабочие и крестьянские массы восстанут, мы будем находиться в первых рядах восставших».
«Мы будем в первых рядах». Поскольку под этим «мы» разумеются определенные группы лиц, против такого решения нельзя возражать логическими доводами; участие того или другого марксиста в восстании есть дело его личной совести, над которой не властна никакая теория, даже теория самого Маркса. В дни, когда подготовлялось июньское восстание парижских рабочих, Герцен резко спорил с тогдашними французскими революционерами, называя их надежды на благополучный исход восстания глупостью. Так вы решительно отстраняетесь от всякого участия? - спросили его. - Почему вы так думаете? - отвечал Герцен, - разве я вам сказал, что никогда не делаю глупостей? Герцен не был марксистом - но и марксисту никто не может запретить делать «глупости», принимать участие в заведомо безнадежных вы-
ступлениях, раз его толкает к этому страсть, вообще чувство, не подлежащее компетенции разума.
Но т. Рязанов, очевидно, имел в виду не личное участие отдельных большевиков, а партийную большевистскую организацию как таковую. «Мы» будем в первых рядах - это значит, что большевистский центр «возглавит» выступление, призовет к участию в нем всех партийных работников, поставит на карту его успеха или неуспеха судьбу крупнейшей рабочей партии в России, -даже больше - судьбу рабочего движения, социализма и революции вообще, ибо нет сомнения, что в случае провала реакционные силы под флагом борьбы с «большевизмом» постараются задавить пролетариат, отнять у него все завоевания, обескровить революцию.
Перед нами, следовательно, не индивидуальное решение, а политический акт величайшей важности и ответственности. И здесь уже никакие ссылки на чувства, симпатии, революционные настроения не уместны в устах марксиста. Марксизм не признает политики чувств и настроений, он знает только политику «целесообразности». Поэтому т. Рязанову надлежало не только перечислять причины, подготовляющие восстание, но и доказать, что при данном соотношении сил оно имеет значительные шансы на успех, ибо только в этом случае партийная поддержка его явилась бы целесообразной, а значит, с точки зрения марксиста, допустимой и желательной. Т. Рязанов не только не пытался дать такого доказательства, но не скрыл своего пессимистического отношения к предстоящему выступлению. Настроение масс он характеризовал как «отчаяние и индифферентизм». Разве отчаяние и индифферентизм когда-либо побеждали?
Более чем вероятно, что т. Рязанов был вынужден к своей уклончивой речи исключительно своим официальным положением в Ц[ентральном] И[сполнительном] К[омитете], что он считал себя обязанным отстаивать не только свою точку зрения, а точку зрения большинства партии.
Ведь ни для кого не тайна, что в среде самих большевиков по вопросу о предстоящем выступлении существуют крупнейшие разногласия. Неизбежность провала становится с каждым днем все очевиднее. В результате даже в Петербурге в партийных центрах сторонники выступления - лишь самое ничтожное большинство, - Москва же, как говорят, вся целиком высказалась против. При таких условиях даже сторонники большинства едва ли питают искреннюю уверенность в благополучном исходе выступления; почва все более и более ускользает из-под их ног - и они не могут этого не сознавать. Не вера в успех дела, а ложное партийное самолюбие, нежелание сознаться в ошибке заставляет лидеров большинства фанатически настаивать на осуществлении раз провозглашенного лозунга во что бы то ни стало, «рассудку вопреки, наперекор стихиям».
Положение слишком серьезно. Провал политики съезда Советов - взять [все] в свои руки - нанес бы слишком тяжелый удар пролетариату и революции, для того чтобы пассивная или уклончивая позиция большевистского меньшинства могла быть чем-то оправдана. Большевики - противники выступления - должны самым решительным образом агитировать на митингах, по заводам, в прессе, должны употребить все усилия к тому, чтобы удержать от безумного шага сбитые с толку рабочие и солдатские массы. Вместо всего этого по городу пущен в рукописи листок, высказывающийся от имени двух видных большевиков против выступления 157! Этого немножко маловато, товарищи!
М. Рязанов был, однако, совершенно прав в своих упреках, направленных против правого, так называемого «соглашательского» крыла русских социалистов. Если произойдет крах, то огромная доля ответственности ляжет на их политику. Ведь если рабочие и крестьяне сделали какие-либо завоевания в течение 7 месяцев революции, то почти исключительно захватным порядком. Правительственная власть под разными предлогами уклонялась от всякой творческой работы, лишь изредка и с величайшим сопротивлением санкционируя те или другие революционные приобретения народных низов. К сожалению, трудно думать, чтобы политика умеренных слоев нашей демократии при теперешнем составе их представительства, да еще в таком бесправном учреждении как Совет Республики, могла приобрести сколько-нибудь энергичный характер. Но, быть может, сознание грозной опасности заставит их все же хоть несколько подтянуться, более решительно поставить вопрос о мире, о борьбе с хозяйственной разрухой и настоять на немедленной передаче земли земельным комитетам, мера, необходимость которой сознается, по-видимому, всем левым сектором Совета, начиная с бабушки русской революции Брешко-Брешковской и кончая ее пасынками - интернационалистами.
Только таким путем можно было бы создать хоть некоторый противовес тем бесконечным влияниям, которые сеют отчаяние и анархию в народных массах.
В. Базаров.
Новая Жизнь. (Пг.). 17 (30) октября 1917. № 155 (149).
40. Пленарное заседание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов («Рабочий и Солдат»)
17 октября 1917 г.
Заседание открывается в 7 час. вечера под председательством Каменева 158.
Порядок дня. Председатель оглашает следующий порядок дня: 1)0 делегации от Петроградского Совета на Северный фронт. 2) О Военно-революционном комитете. 3) Доклад о Рабочей гвардии. 4) Доклад о продовольственном вопросе. 5) О газетах «Новая Русь» и «Живое слово». 6) Всероссийский съезд Советов и выборы на него и 7) Включается вопрос о трамвайной плате.
Делегация на Северный фронт. Докладчиком по этому вопросу выступает Садовский 159. Докладчик отмечает, что вопрос этот находится в связи с вопросами: об обороне Петрограда и о выводе войск, которые Петроградскому Совету уже пришлось обсуждать. Вопрос был поднят Полковниковым 160