Аналогичные сведения сообщал и бывший секретарь генерала А.А. Голембиевский в 1919 г. в Таганроге, когда «Особой Комиссией» велось расследование, в числе других преступлений большевиков, и обстоятельств гибели Духонина: «21-го же ноября [1917 г. -О.Ш.] ген. Бонч-Бруевич просил меня распорядиться, чтобы вещи ген. Духонина были собраны и заколочены в особый ящик. На это я ответил Бончу, что самое ценное уже расхищено в эту ночь матросским караулом, а затем предложил одному из матросов позвать начальника караула, чтобы тот распорядился разрешить денщику генерала убрать и уложить вещи. Матрос пошел, а я в это время остался говорить с генералом Раттелем. Через несколько минут я, услышав шаги приближающихся людей, обернулся. Ко мне подходил караульный начальник, одетый в форму боцмана. Вглядевшись его лицо, я остолбенел и прямо отшатнулся. В караульном начальнике я узнал кельнера одного из кафе в Берлине, где я бывал в бытность мою на службе в течение 11 лет при нашем военном агенте в Берлине. Тот тоже, очевидно, узнал меня, так как, увидев меня, сразу круто повернул обратно и на ходу приказал исполнить мое требование. Оправившись от временного смущения, я тотчас же послал за ним вдогонку моего писаря Жуковича, но его нигде не могли уже разыскать. Он бесследно исчез, а через 20 минут караул матросов был снят». (См.: К убийству ген. Духонина. (Из материалов «Особой Комиссии») // На чужой стороне. Прага. 1925. Кн. Х.С. 218-220.)
138. Л.Д. Троцкий. Отчет о деятельности Рабочего и Крестьянского правительства («Правда»)
[20 ноября] 1917 г.
Народ, взявший власть в свои руки, проявляет к переживаемому моменту такой глубокий, жгучий интерес, какого не наблюдалось ни при одном событии в течение всех 8 месяцев революции. Вчера, перед отчетом тов. Троцкого, площадка перед цирком «Модерн» по всем направлениям густой паутиной была изрезана очередями к двум кассам за билетами, для получения которых приходилось простаивать до двух часов. В результате около 12.000 человек в цирке. Народ прибывал, и тысячная толпа под дождем стояла у входа и не хотела расходиться.
Лица серьезные, доклад выслушивается с напряженным вниманием всей громадной аудиторией, отдельные места речи оратора, в особенности там, где
говорится о прямолинейности новой власти, ее интернациональной политике, прерываются бурными аплодисментами.
- Товарищи, - начинает тов. Троцкий, - здесь, в этом здании, 23 октября мне довелось говорить на народном собрании, на котором обсуждался вопрос о Всероссийском Съезде и единодушно поднимался голос за Советскую власть. Вопрос, который наиболее остро стоял перед страной за все 8 месяцев революции, это - вопрос о войне и мире. Мы утверждали, что только власть, опирающаяся на народ, может положить конец бойне. Мы утверждали, что нужно опубликовать тайные договоры и объявить, что русский народ, который их не заключал, не может быть связан мертвой буквой для совместных грабительств. На это враги наши нам говорили, что это демагогия. Вы бы, мол, на это, будучи у власти, не решились, ибо тогда союзники пошли бы против нас. Но мы утверждали, что спасение России в перемирии и мире. Мы утверждали, что затяжной характер войны губит революцию, разоряет и истощает страну, и что чем больше мы будем воевать, тем более рабским будет становиться наше положение, так что, в конце концов, нам только и осталось бы, что выбирать себе барина.
Но мы желаем жить и развиваться, как свободный народ, а для заключения мира необходимо было опрокинуть власть буржуазии и Керенского. Нам говорили, что мы останемся без поддержки. Но 25 октября местный Петроградский Совет взял на себя инициативу и ответственность и при поддержке гарнизона и рабочих совершил переворот, явился к собравшемуся Съезду Советов и сказал: «Старая власть в стране сломлена, власти в стране нет, и вы обязаны взять ее в свои руки». Мы сказали, что первейшей обязанностью новой власти явится предложение перемирия на всех фронтах для заключения мира без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов, т. е. так, чтобы каждый народ путем голосования смог бы сказать свое решительное слово: хочет ли он жить, входя в состав данного государства и пользуясь внутри его полной автономией, или желает отделиться и жить совершенно самостоятельно. Должно положить конец тому, что сильный путем оружия заставляет жить так, как он этого хочет, слабого; каждый народ - мал он или велик - должен быть сам хозяином своей страны. Теперь это программа не партии, не Совета, а всего народа. За вычетом той грабительской партии, которая дерзает себя именовать «партией народной свободы» (аплодисменты), а на самом деле является врагом народной свободы, которая всеми силами срывает мир и которой мы открыто объявили беспощадную борьбу, - за вычетом этой партии весь народ русский заявил, что он насилия не желает. И в этом смысле был издан наш декрет о мире 333. В день принятия его поднялись казаки Краснова, и самому существованию Советской власти угрожала опасность. Но, как только они были сломлены, и власть Советов укрепилась, нашим первым делом было обратиться одновременно к союзным посольствам и германским властям с предложением перемирия на всех фронтах. Наши враги, кадеты и соглашатели, говорили, что Германия и не откликнется, - на деле вышло другое, и мы уже имеем согласие Германии и Австро-Венгрии на ведение переговоров о перемирии на основе советской формулы. Этому предшествовало то, что как только мы получили ключи от шкафов тайной дипломатической переписки, мы опубликовали тайные договоры и тем исполнили обязательство, которое дали народу, будучи еще маленькой оппозиционной партией. Мы говорим и говорили, что не может народ проливать свою кровь и кровь своих братьев за какие-то договоры, которых он не заключал, не читал и не видал. На такие мои слова соглашатели говорили: не говорите с нами таким языком, здесь не цирк «Модерн». Но я ответил им, что у меня есть один язык, язык социал-демократа, и им я говорю с народом и с вами, буду говорить с союзниками и с германцами. (Шумные аплодисменты.)
У них, у людей с заячьей душой, значило, что опубликовать тайные договоры это значит заставить объявить нам войну Англию и Францию. Но они не понимали, что верхи воспитали в течение всей войны народ на том, что Германия коварный, жестокий враг, а Россия благородный народ, и нельзя в 24 часа сказать народу обратное. Опубликованием тайных договоров мы приобрели себе врагов в лице верхов государств, но за нами зато теперь поддержка их народов. Не дипломатический мир заключим мы, а народный мир, солдатский мир, окопный мир! (Бурные аплодисменты.) И результаты прямой политики сказались: в Смольный институт явился Джэдсон и от имени Америки заявил, что протест Керта при Ставке Духонина против новой власти является недоразумением, что Америка отнюдь не желает вмешиваться во внутренние дела России. Таким образом вопрос об Америке улажен.
Другой конфликт еще не улажен, и теперь я должен дать вам отчет о нем. За борьбу за мир английское правительство арестовало и держит в своем концентрационном лагере Георгия Чичерина, отдавшего народам России, Англии, Германии и Франции свои богатства и свои знания, и смелого агитатора среди английских рабочих, эмигранта Петрова. Я обратился с письмом в английское посольство, где указал, что Россия терпит присутствие в ней многих богатых англичан, которые находятся в заговоре с контрреволюционной русской буржуазией, и тем более мы не можем допустить, чтобы русские граждане находились в английских тюрьмах, а потому те из них, которым не предъявлено никакого уголовного обвинения, должны быть немедленно освобождены. Неисполнение этого требования повлечет за собой невыдачу паспортов английским подданным, желающим покинуть Россию. Народная Советская власть ответственна за интересы всего народа; где бы каждый гражданин ни находился, он находится под ее защитой. Если Керенский обращался к союзникам, как приказчик к хозяину, то мы должны показать, что можем с ними жить лишь на равной ноге. Мы этим раз навсегда заявили, что кто хочет надеяться на поддержку и дружбу русского свободного и независимого народа, тот должен с уважением относиться к нему и его человеческому достоинству.
Как только власть очутилась в руках Советов, мы предложили перемирие от имени русского народа. Мы имели право говорить именем народа, ибо все, что мы предлагали, как и вся программа Народных Комиссаров, состоит из лозунгов и предложений, проголосованных и принятых в сотнях и тысячах Советов, фабрик и заводов, т. е. принятых всем народом (аплодисменты). Наша делегация будет говорить открытым и мужественным языком. Мы спросим: согласны ли вы заключить немедленное перемирие на всех фронтах, и если они скажут - да, то мы попросим их оповестить об этом союзные правительства для присылки своих д[е]легатов. Вторым нашим вопросом будет: имеют ли они в виду заключить мир на демократических основаниях. Если нам придется заключать перемирие одним, то мы заявим Германии, что недопустима переброска войск с русского фронта на другие, ибо мы предлагаем честное перемирие, и за счет его не должны быть раздавлены Англия и Франция.
Во время переговоров ни в коем случае не будет допустима тайная дипломатия. О каждом нашем предложении и германском ответе будут возвещать народам наши летчики и радиотелеграф. Мы будем заседать под стеклянным колпаком, и германские солдаты, через тысячи распространяемых нами немецких газет и воззваний, будут оповещаться о каждом нашем шаге и ответном германском.
Мы скажем, что Литва и Курляндия должны сами решить вопрос, с кем они хотят быть, и что Германия не на словах, а на деле должна выслушать свободное волеизъявление народов. И если после этих открытых, прямых и честных заявлений кайзер откажется заключить мир, если банки и биржи, которым выгодна война, будут мир срывать, народы увидят, у кого правда, и станем мы сильнее, а кайзер и биржи - слабее. Мы будем чувствовать себя не побежденными, а победителями. Ибо кроме военны