— Хм… кажется, ты точно знаешь, чего хочешь от жизни.
— Именно. Того же, что и мои бестолковые однокашники. Только они притворяются, что хотят чего — то другого, потому что боятся не справиться и проиграть. Втихаря отколупывают глазурь с торта и облизывают пальцы, но при этом знают: это всего лишь глазурь. А сам торт они «ненавидят», поскольку не могут получить ни куска. Я же точно отхвачу приличный кусок, вот увидишь.
Наверное, в первый раз Хейверс по — настоящему разглядел своего сына, и потом долго размышлял, что, оказывается, в его доме живет совершенно незнакомый человек. Лег в постель в волнении и плохо спал в ту ночь. Утром отвез Уэса в аэропорт, где он и Дженнифер попрощались с высоким целеустремленным молодым человеком, унаследовавшим рот матери, глаза отца и неизвестно чью душу.
Пейн Уэстбрук и ядро атома
— Джентльмены, в нашей организации есть аутсайдеры, которые осуждают сотрудников, работающих в компании всю свою жизнь. Мол, причина этому то, что они лишены свободы самовыражения, стремятся обезопасить себя и боятся выйти из — под опеки «отца». Все вы, собравшиеся в этом зале, прекрасно понимаете: мнение таких отщепенцев — ложь. Причина, по которой вы работаете здесь долгие годы, не страх, а верность. Чем бы наша компания была без вас? А наша страна? Она бы развалилась, джентльмены, потому что вы — те самые мезоны, на которых все держится. Ведь что такое общество? Это огромный атом, чье ядро состоит из корпораций, организаций и отраслей, благодаря которым наш уровень жизни стал таким высоким. Без надежных сотрудников — мезонов — без вас, скрепляющих ядро, все бы распалось на части, погрузилось в хаос. Думаете, именно этого хотят те, кто воссылает на вас хулу, стреляя злобными речами в самое сердце нашего общества? Нет. Их стрелы — это зависть, их тетива — ревность. Они нападают на вас, потому что завидуют. Каждый из них руку бы отдал на отсечение, чтобы получить почетный значок работника с двадцатипятилетним стажем — один из тех, что я собираюсь вручить сегодня. Особо мне хочется отметить нашего самого надежного мезона — скажем так, главного мезона, человека, который сделал для нашей мезонической, если можно так выразиться, организации больше, чем кто — либо другой. Я имею в виду, разумеется, нашего стойкого, верного и преданного генерального менеджера Джорджа Хейверса. За два с половиной десятилетия он не только радел всей душой за наше общее дело, но еще и стал столпом нашего сообщества. У него прекрасная жена, и они вместе вырастили замечательного сына, который сейчас постигает смысл высоких идеалов и вечной истины в храме высшего образования. Безусловно, его ждет жизнь, столь же яркая и насыщенная, как жизнь его отца. В заключение хочу сообщить, что в нашу организацию вводится, скажем так, новое подразделение. Оно вот — вот начнет работать, будет называться Департамент взаимосвязей и возьмет на себя осуществление коммуникаций между главным офисом и офисом генерального менеджера. Возглавит новое подразделение мой внук Пейн Уэстбрук Второй, который только что прошел интенсивный курс управления бизнесом и обладает достаточной квалификацией, необходимой для столь важной должности.
Хейверс взглянул на последнюю карточку. «Chez Shaman». Его охватил приступ дурноты, разум затуманился, и, как не силился, он не мог связать странное название ни с одним эпизодом своего прошлого. Если бы он догадался, о чем речь, то не стал бы включать запись; теперь же, недоумевая, прослушал часть.
Chez Shaman[8]
— Ух, док, а я уж было решил, что вы мне отпускаете всего полгода жизни…
— Сколько вам предстоит жить, Джордж, зависит от вас. Если вы будете строжайше соблюдать диету, всегда держать под рукой лекарства, избегать стрессов и волнений, то проживете так же долго, как ваш сосед. Пожалуй, даже дольше меня.
— Но ваша диета — просто пытка! Неужели нельзя на завтрак съесть хотя бы одно яйцо?
— Ни в коем случае. Яйцо — это ваш враг номер один… Кстати, почему вам не купить велосипед и не ездить на работу на нем, а не за рулем автомобиля? Велосипедные прогулки в вашем случае способны творить чудеса.
— Велосипед? Я, бизнесмен средних лет, и вдруг возьмусь крутить педали? Ничего себе картина: я паркую велосипед на стоянке между кадиллаком Пейна Уэстбрука и ягуаром Пейна Уэстбрука Второго! Я, Главный Мезон!
— Главный… что?
— Неважно, док. Так, рабочий термин.
Хейверс нажал кнопку «Отмена» и внезапно покачнулся. Перед глазами на мгновение все расплылось. Потом зрение снова сфокусировалось, и он увидел, что к музыкальному автомату прикреплена скотчем маленькая белая карточка. Странно, что он не заметил ее раньше.
Наклонившись, он прочитал напечатанные слова:
Надеемся, ваш визит был приятным и вы удовлетворены тем, что увидели и услышали. Приносим извинения за то, что позволили себе некоторые вольности в подаче материала. Такова наша политика: добавлять немного острых моментов в прошлое клиента, чтобы лучше донести наше послание.
Пожалуйста, когда будете готовы к отбытию, воспользуйтесь дверью с табличкой «Выход».
Администрация
Хейверс еще раз перечитал слова на карточке, но все равно ничего не понял. Несмотря на безусловную вежливость послания, он ощущал, будто кто — то манипулирует им. Ну уж нет! Он не воспользуется дверью с надписью «Выход»! Он выйдет в ту же дверь, в какую вошел. Более того: выйдет прямо сейчас.
Он подошел к входной двери. И только теперь заметил, что у нее нет ручки. Возможно, она распашная? Хейверс навалился на нее всем телом, но дверь не поддалась — стояла, как кирпичная стена. Он попытался просунуть пальцы между дверью и дверным проемом, но туда не пролез бы даже ноготь. Признавая свое поражение, он отступил назад.
И снова пошатнулся. И снова туман расплылся перед глазами, а потом рассеялся. Хейверс увидел, что пьедестал между дверью и первой секцией полок уже не пустует. На нем стоит кукла — размерами чуть больше, чем гомункулы на стеллажах. Кукла одета в темно — серый костюм, рубашку в полоску, синий галстук и туфли из крокодиловой кожи. Галстук завязан небрежно и висит поверх пиджака.
Хейверс долго смотрел на куклу. На ней была точно такая же одежда и обувь — только, конечно, меньше размером — что и на нем сейчас. Именно этот галстук он завязывал в спальне, прежде чем спуститься к завтраку. Кукла на полке выглядела в точности так, как он сейчас, если не считать неаккуратно торчащего галстука.
(Странно, но он не помнил, завтракал или нет.)
Глядя на гомункулуса, он начал постепенно осознавать, что за мертвая тишина царит в комнате. Он обратил на нее внимании и раньше, когда входил в комнату, но потом его внимание переключилось на предметы из прошлого, и тишина отступила на второй план; а во время прослушивания записей он и вовсе забыл о ней. Но теперь она смыкалась вокруг него почти осязаемо. И это была первая истинная тишина в его жизни. Он даже не слышал собственного дыхания…
Внезапно он вспомнил боль — сильнейшую острую боль, пронзившую грудь и левую руку, когда он спускался завтракать. А потом перед ним появилась странная дверь, ведущая в прошлое.
Хейверс не удивился. На самом деле, он уже давно понял, что умер.
Он огляделся по сторонам. Посмотрел на главный округлый стенд и вещи на нем, на предметы, выставленные на стеллажах, на музыкальный автомат, чье многоголосье затихло навсегда. И наконец его взгляд остановился на двери с табличкой «Выход».
Да. Бороться с любой администрацией так же бессмысленно, как с ветряными мельницами.
Удивительно, что приближение смерти он принял так легко. Возможно, потому, что никогда не чувствовал себя по — настоящему живым.
Хейверс сделал шаг к выходу, но замешкался: подошел к пьедесталу, перевязал галстук на гомункулусе и аккуратно заправил его под пиджак. Потом пересек комнату, открыл дверь и вышел.
Пер. М.Литвиновой — мл.
Лето упавшей звезды
Упавшая звезда лежала на прогалине в лесу за фермой отца, неподалеку от края ущелья, куда ее собирались сбросить, чтобы похоронить навсегда. На первый взгляд звезда напоминала валун, яйцеобразный и местами покрытый мхом. Но при ближайшем рассмотрении становились заметны странные трещины и обугленные пятна: явные свидетельства ее огненного пути сквозь земную атмосферу.
Настоящий метеор, конечно, снес бы часть леса и образовал бы при падении кратер. Но, как известно, дареному коню в зубы не смотрят. Живущие поблизости дети хорошо это знали, а лучше всех знал это Ларкин.
Даже в детстве он был одиночкой и на поляну, где лежала звезда, приходил один. Тем летом, когда ему было десять, он наведывался на поляну особенно часто. Тогда он еще не знал, что звезда обречена, что следующей весной окрестные леса вырубят и расчистят место для строительства жилого комплекса.
Долгими летними днями он сидел на поляне, грелся на солнышке, смотрел на звезду и придумывал разные истории. В одной из них звезда была космическим кораблем инопланетян. Где — то на просторах Солнечной системы у корабля вышла из строя система управления, и ему пришлось совершить вынужденную посадку на Землю. Пилот или погиб при прохождении через атмосферу, или получил серьезные травмы при посадке. Он не смог выбраться наружу и умер от голода и нехватки кислорода.
В некотором смысле упавшая звезда предопределила будущее Ларкина.
— О, это вы, мистер Ларкин! Тот самый мистер Ларкин! Простите, не узнал вас, сэр. Проходите, пожалуйста.
— Спасибо. — Ларкин застегнул молнию нейлоновой куртки, под которой к карману рубашки крепился его именной бейдж.
— Понимаю, почему вы решили напоследок все проверить, — продолжил охранник. — Будь это мой корабль — в смысле, если бы его создал я, как вы, — я бы тоже хотел убедиться, что все в порядке. Кстати, сэр, вы не знаете, с чем связана задержка? Почему остановили запуск и распустили народ по домам?