Свет прожекторов слепил глаза, и, ступая по посадочному трапу, Ларкин не видел ничего ни справа, ни слева. Но этого и не требовалось.
«Мистер Ларкин, — спросила его бойкая журналистка на пресс — конференции после успешного возвращения «Брунгильды–1» с орбиты Нептуна. — Что еще, кроме суперсовременных космических технологий, интересует вас в жизни? Чем планируете заниматься, когда окончательно докажете, что ваш космический двигатель способен унести человека к звездам?» — «Ничего не интересует, — ответил Ларкин, равнодушно глядя на журналистку. — А чем буду заниматься, не знаю».
Сотрудники дежурной бригады в Центре управления запуском уже наверняка заметили его на мониторах и позвонили охране. Ларкин не предупредил их о своем визите. Неважно: они установят его личность и успокоятся.
Он подошел к боковому люку командного модуля, открыл его, вошел внутрь и закрыл за собой. Нашел центральный выключатель света, повернул его, и модуль ожил, наполняясь флуоресцентными огнями. Следом Ларкин активировал автоматический атмосферный контроль.
Новый командный модуль, который Кливс, Барнс и Уэллмэн окрестили «Кондором», а Ларкин не называл никак, был куда совершеннее, чем его предшественник с миссии «Аполло». А как же иначе? Он просто обязан быть лучше. Кроме приборного отсека здесь были отдельные жилые комнаты и небольшая гостиная с библиотекой. Баки с гидропоникой располагались в отдельном помещении, как и устройство, перерабатывающее отходы. Бортовой компьютер встроен в приборную панель, а космический двигатель Ларкина установили в носу корабля, за прозрачным пылесборником. Генератор гравитации, модернизированный компанией Ларкина после возвращения «Брунгильды–1», прячется в корпусе корабля, а провизия, медикаменты и запасные детали хранятся в сервисном модуле.
Большой обзорный экран, установленный над приборной панелью, дополнял центральный и боковые иллюминаторы.
Во время полета палуба, на которой стоял Ларкин, станет кормовой переборкой. К ней под передвижной приборной панелью крепились три кушетки, на которых астронавты будут лежать во время ускорения. Каждая кушетка оснащена микрофоном и подлокотниками со встроенным ручным управлением.
Повинуясь внезапному импульсу, Ларкин подошел и вытянулся на ближайшей кушетке.
Первоначальный страх отступил, юный Ларкин забрался внутрь инопланетного корабля и встал на ноги. Насчет приземления он оказался прав: летательный аппарат приземлился — или завалился позже — на бок. Прямо над головой он видел множество датчиков, циферблатов, заржавевших рычагов. Это, конечно же, панель управления. И расположение люка указывает на то, что догадка верна. Но Ларкин ошибся в другом: это не корабль. Летательный аппарат слишком мал; скорее всего, это эвакуационная капсула или спасательный шлюп. Сам же корабль, видимо, уничтожило излучение солнца.
Рядом с панелью управления он заметил небольшой треснувший монитор, похожий на телевизор. Обзорный экран?
Твердая, как камень, внешняя обшивка корпуса, по всей видимости, сделана из специального огнеупорного материала, а внутренняя часть капсулы и палуба— из стали или сходного металла. Ларкин сейчас стоял на стенке корпуса, так что палуба вздымалась перед ним вертикально. Наверное, двигатель скрыт за ней, больше его нигде не видно.
Он направил луч фонарика на кости пришельца. И снова ощутил страх. Усилием воли он заставил себя не отвернуться. Скелет лежал возле люка, вытянувшись во всю длину — или, точнее, высоту — капсулы. Ларкин видел раньше изображения скелетов, и в школе у них был один такой. Насколько он мог судить, этот не сильно отличался от человеческого. Полуистлевшие остатки одежды цеплялись за ребра, а на плюсневых костях и фалангах пальцев виднелось нечто наподобие кожи. Все вокруг было засыпано высохшим звериным пометом, а в грудной клетке скелета неизвестный предшественник кролика свил гнездышко из сухих листьев, травы и кусков ткани; там он долго обитал и даже вырастил потомство. Ларкин решил, что это из — за следов жизнедеятельности животных — по крайней мере, отчасти — в капсуле стоит невыносимый запах, из — за которого его едва не стошнило.
Люк, который астронавт — инопланетянин прожег своим оружием, находился рядом с большой бедренной костью скелета. А неподалеку обнаружилась и «лучевая пушка»: полусгнивший кабель соединял ее с небольшим насквозь проржавевшим цилиндром.
Только теперь Ларкин осознал, что в капсуле невероятно тесно. Пожалуй, это больше похоже на скафандр, нежели на спасательный шлюп. Скафандр, из которого его владелец не мог выбраться, защитный костюм, перечеркнувший свое главное предназначение. Конечно, совсем другая, но все же броня, наподобие доспехов конкистадоров — тех, что носил Бальбоа, переходя Панамский перешеек в стремлении увидеть Тихий океан, пока, наконец, не…
…Вгляделся вдаль с Дарьенского хребта,
А там, о Бог! Его орлиный взгляд
Узрел простор, где царствует вода[9]
А если бы Бальбоа так и не удалось увидеть гладь Тихого океана? Какая горькая ирония! Если бы, как этот инопланетный «Бальбоа», конкистадор прошел свой мучительный путь лишь для того, чтобы погибнуть из — за доспехов, призванных служить защитой!
Но оставим лирику. Ларкин понимал, что сделал величайшее открытие, которое наверняка переполошит научную общественность, все еще решительно отрицающую саму идею существования жизни на других планетах. Дело было в пятидесятые, кругом только и разговоров что об НЛО. Небо, по слухам, так и кишело летающими тарелками, с которых спрыгивают зеленые марсиане. Готовя воскресные популярные приложения к газетам, журналисты сбивались с ног. Но, стоя возле костей погибшего пилота, Ларкин осознал еще одну истину: эта находка бесценна, и он никогда не отдаст ее на растерзание собакам. Фонарик в его руке мигнул. Ларкин никогда не испытывал теплых чувств к людям, к приятелям детских лет. Нет, он не расскажет никому. Даже родителям. Особенно родителям. Простые фермеры, они оба с грехом пополам окончили восемь классов. Увидев скелет собственными глазами, они нипочем не поверят, что это инопланетянин; более того, наверняка разозлятся, что Ларкин допустил такую мысль. Отец точно выйдет из себя. Он не любил Ларкина, постоянно обзывал обидными прозвищами. «Ты, незаконнорожденный ублюдок, а ну — ка, займись делом, принеси мне вон то! Или вот это!» Мать же относилась к сыну равнодушно. Ее вообще интересовал только телевизор.
Родители сошлись еще в школе, но от прежних чувств не осталось и следа. Они даже не разговаривали друг с другом. Отец, если не обрабатывал землю и не собирал урожай, почти все время проводил в сарае; мать постоянно сидела в кресле, не поворачивая головы ни вправо, ни влево; она смотрела только вперед, на телеэкран. Но, в отличие от отца, никогда не называла Ларкина ублюдком. Однажды ему захотелось выяснить, почему отец так часто зовет его незаконнорожденным. В поисках истины, пока родителей не было дома, он залез на чердак, нашел пыльную коробку с документами, извлек свидетельство о браке и сравнил дату
бракосочетания с датой своего рождения. Безусловно, отцу пришлось жениться на матери. Само по себе это не делало его незаконнорожденным, хотя фактически так оно и было.
Ларкин выбрался наружу и, чтобы другие ребята ненароком не раскрыли истинное происхождение упавшей звезды, подтащил ко входу в кроличью нору бревно, а сверху набросал веток и листьев. Кролику это не помешает залезать в логово, но теперь нору вряд ли кто заметит, а если и заметит, то ничего не заподозрит.
Все лето почти каждый день Ларкин приходил к упавшей звезде, пока остальные ребята играли в бейсбол или купались в реке. Перед уходом он аккуратно возвращал бревно на место. Постепенно инопланетного астронавта он начал воспринимать как конкистадора Бальбоа, так и называл его про себя. Бальбоа, который преодолел Панамский перешеек, но не увидел Тихий океан. Совершил восхождение на Дарьенский пик только затем, чтобы его доспехи стали его могилой.
— Мистер Ларкин? Это Центр управления. У вас все в порядке?
Он вспомнил, что встроенная в панель управления камера сейчас включена, а значит, передает картинку на мониторы в Центре управления запуском. Протянув руку, он выключил видео.
— Мистер Ларкин, мы настоятельно рекомендуем не трогать приборы. «Брунгильда–2» готова к запуску, и любое неверное действие с вашей стороны может поставить миссию под удар.
Кретины, подумал Ларкин. Да он знает об этом корабле столько, сколько им не постичь за всю жизнь! Он может прямо сейчас разобрать его по винтику и собрать обратно.
Словно бросая им вызов, он пробежался пальцами по панели управления. Нащупал главный рычаг и перевел его в позицию «включено».
Потом подтянул панель ближе к груди.
Значит, вот так чувствуют себя астронавты?
Значит, вот так чувствовал себя инопланетный Бальбоа?
Ларкин горько усмехнулся. Конечно, история про инопланетянина была это иллюзия. Выдумка. Теперь он явственно это понимал. Сидя на лесной поляне и разглядывая яйцеобразный валун, он вообразил головку кролика, и то, как потом раскопал туннель и нашел кости. Словно Алиса в стране чудес, забрался в кроличью нору. И залезал в нее снова и снова.
Или… или… или все же не выдумка? Никогда Ларкин не мог ответить на этот вопрос. И, наверное, уже не сможет. Да и зачем отвечать? Выдумка или нет, но именно лето упавшей звезды направило его туда, куда ему следовало идти. Годами позже, когда отец вышвырнул его из дома, именно оно заставило его окончить старшие классы и поступить на инженерный факультет университета. Оно дало импульс основать собственную аэрокосмическую компанию, изобрести Двигатель и построить первый межзвездный корабль. Именно то самое лето вдохновило простого деревенского паренька взойти на Дарьенские высоты и подарить человечеству звезды.
С легким удивлением он понял, что пристегнулся ремнями к кушетке.