Город вдалеке на вид ничем не отличался от любого другого, если не считать того, что его окружала стена. В любом случае, он скрашивал зрелище бесконечного кладбища. Я спустился с холма, решив нанести визит горожанам.
С собой у меня ничего не было, только то, что в карманах. Я отправился в путешествие налегке, потому что не планировал оставаться в будущем больше суток. Хотя, если честно, я приготовил в дорогу обед и упаковал его, но в предстартовой суете забыл захватить.
Возможно, если бы меня не заинтриговало это бескрайнее кладбище и манящий вдалеке город, я бы после короткого осмотра вернулся в машину и без промедления вернулся в свое время.
Позже я пожалел, что не сделал так.
Был полдень — солнце стояло в зените. Лицо овевал теплый ветерок. Судя по листве и траве, был июнь или июль. Я поздравил себя с удачей, ведь временной прыжок мог закончиться и посреди зимы. Не забывайте, моя машина времени еще далека от совершенства. Я могу более — менее точно программировать пространственные координаты, но поток времени для меня — по — прежнему непознанная река, и я плыву по ней, как древние финикийцы по морю. Я даже не был до конца уверен, что сумею вернуться точно в то время, когда отправился в путешествие.
Кладбище и не подумали огородить забором. Таблички и надгробья просто начинались там, где кончалась дикая трава. Они располагались в строгом геометрическом порядке и довольно близко друг к другу, но свободного пространства между ними было достаточно, чтобы я шел, не оскверняя могил. Трава аккуратно пострижена — значит, за могилами ухаживают. И как раз сейчас ей требуется очередная стрижка.
Таблички были не новые, но и не старые. Это наводило на мысль, что мертвые похоронены в одно время. Почему так много людей погибло в этом городе в один час? А в других городах? Там тоже сотни, тысячи могил? Что произошло в этом времени? Чума? Протонный шторм? Самой вероятной причиной представлялась война. Но определенно не ядерная, иначе бы город лежал в руинах. Если, конечно, не использовались кобальтовые бомбы. Но будь это так, то некому было бы хоронить мертвых.
Я наклонился к одной из табличек прочитать надпись и не обнаружил ни имени, ни дат. Посмотрел на десяток других — тот же самое. На старомодных надгробиях тоже ничего не было. Дальше я не смотрел. И так ясно, что ни одна из табличек не несет информации.
Наверное, все — таки это была война — война, где погибло так много людей, что на похоронах не представлялось возможным идентифицировать каждое тело. В мое время люди, столкнувшись с большим количеством мертвых, просто похоронили бы их в одной братской могиле. История знает много таких примеров. Во мне проснулось уважение к жителям будущего, в которое я попал, и я с удвоенной энергией зашагал в город.
Он оказался дальше, чем я думал. Судя по карманным часам, я шел уже час, но город не приближался. Почему — то подумалось о замке Кафки. Хотя аналогия не совсем точная: при внимательном рассмотрении здания и стена все же обретали более отчетливые очертания.
Стена выглядела очень высокой. Непонятно, почему современный с виду город потребовалось окружать высоченной стеной.
Но вскоре мое удивление сменилось благоговением, которое с каждым шагом только росло. Это как с космонавтом: находясь на Земле, он понимает, что космос огромен, но не осознает насколько, пока не окажется среди звезд.
Вдруг откуда — то донесся слабый отдаленный гул. Звук нарастал и вскоре я смог определить, откуда он исходит. Сначала далеко впереди появилось темное пятнышко, потом оно приблизилось, и я увидел, что это машина. Я остановился и уставился на нее. Около шести метров в ширину и двух метров в высоту, на огромных колесах. Машина не только ревела, но и подвывала, и я наконец разглядел вращающиеся лопасти перед ней. Тогда я понял, что это огромная газонокосилка. И она неслась прямо на меня!
Я бросился в сторону, чтобы убраться с ее пути, но споткнулся о могильный камень, который немного выступал из земли, и упал лицом вниз. Не поднимаясь, откатился еще на несколько метров, освобождая путь многотонной махине. Колеса прошли в нескольких сантиметрах от меня, вращающиеся лезвия обрызгали ошметками травы.
Я вскочил на ноги, намереваясь погрозить водителю кулаком, но никакого водителя там не было. Еще минуту я следил за машиной, приходя в себя: ведь только что я едва не попал под вращающиеся лезвия, которые посекли бы меня на кусочки.
На пути машины стояло надгробие. Машина подъехала вплотную к нему, остановилась, скосила траву вокруг камня и двинулась прежним курсом.
Поскольку машина явно не собиралась останавливаться передо мной, я сделал вывод, что ее компьютер запрограммирован распознавать только камень и не знает о существовании человеческой плоти. Я следил за машиной, пока она не затерялась вдали, затем снял частички травы с рубашки и брюк, отряхнул волосы и продолжил путь в город.
Трава под ногами была теперь подстрижена; газонокосилка шла со стороны города. Наверное, к тому времени как она закончит обрабатывать все кладбище, участок, с которого она начала, вновь зарастет травой, и машина начнет все сначала.
Солнце уже прошло полпути от зенита до горизонта. Горло мое иссохло, как старый кожаный башмак, и я проклинал себя за то, что не захватил баклагу с водой. Одновременно подступил голод, и я еще раз упрекнул себя за то, что забыл обед.
Захотелось повернуть назад, но не из — за голода или жажды, а из — за самого кладбища. Мысль о миллионах мертвых, лежащих у меня под ногами, действовала на меня угнетающе. Более того, накатило тревожное ощущение нереальности происходящего. Почему я один живой на этой обширной равнине?
Но есть еще город, сказал я себе. Он уже достаточно близок, можно даже различить окна в зданиях. Солнечные лучи отражались от стекол и били мне в лицо — словно шпильки вонзались в сетчатку.
В окружающей город стене тоже оказались окна. Значит, это не стена, а жилой комплекс, который наверняка построили для растущего населения. Вероятно, прямо сейчас он пустует, потому что выживших не может быть много. Если только война, протонный шторм или чума не случились гораздо раньше, чем я предполагал, — тогда у людей было время размножиться.
Подойдя ближе, я стал различать звуки города. Совсем не такие, как у других городов: нет привычного дорожного шума, только бормотание множества голосов, и некоторые как будто пели. Я не заметил ни одной автострады или проселочной дороги — неужели здесь нет дорожного движения? С другой стороны, отсутствие дорог в пределах видимости еще не означает, что их нет совсем, а транспортные средства могли вполне стать бесшумными.
Рев газонокосилки, однако, противоречил последнему заключению.
Потом я услышал другой звук — приятный ностальгический звук где — то совсем рядом. Чик — чик. Чик — чик. Чик — чик. И увидел девушку. Она стояла на коленях возле надгробия и ножницами для стрижки травы подравнивала то, что пропустила косилка. Мы посмотрели друг на друга одновременно. Она улыбнулась, встала и пошла ко мне.
На ней было платье с ярким узором, чуть ниже колен, на ногах сандалии. Волосы длинные и черные, в их обрамлении румянец на щеках играл еще ярче. Нос тонковат и с легкой горбинкой, но полные губы с ним вполне гармонировали. Глубокие темные глаза светились теплотой.
Подойдя ближе, она сказала:
— Добро пожаловать в наш город.
С годами языки могут радикально меняться, и я боялся, что окажусь в положении иностранца в чужой стране. Но язык не изменился вообще.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
— Кажется, вы сбиты с толку?
Наверное, меня выдали глаза.
— Вы правы, — ответил я. — Никогда в жизни не видел столько могил.
— Да, их не счесть. Меня зовут Элизабет.
— Кит, — представился я. Поскольку она не добавила фамилию, то и я не назвал свою. Потом я задал вопрос, на который уже предположил ответ: — Почему на могилах нет имен?
— Пришлось одновременно хоронить так много людей, что нам было не до имен. Пойдемте со мной в город, я как раз закончила работу. По дороге я вам все расскажу. Интересно, догадалась ли она по моему вопросу и недоумению, которое увидела в моих глазах, что я из другого века? Не похоже. И тем не менее, она определенно поняла, что я не местный.
Элизабет выбрала один проход между могильными табличками, я соседний, и мы пошли в город.
— Все это подробно описано в Апокалипсисе, — говорила она мне через могилы, — хотя отнюдь не все произошло именно так. Святой Иоанн Богослов ошибся насчет битвы при Армагеддоне. Сражение происходило не между силами добра и зла, а между живыми и мертвыми.
— При Армагеддоне?
— Да. Но это была не просто битва. Это была война.
— Откуда взялись мертвые? Восстали из могил?
— Восстали только те, кто умер в тысячелетие с 1914 по 2914 год. Большинство восстали за одну ночь двадцать с небольшим лет назад.
— Как же они могли восстать?
— Вы не читали Откровение Иоанна Богослова?
— Конечно, читал.
— Тогда вы знаете ответ. Живые были потрясены воскресением мертвых. «Здесь нет больше места! — кричали они. — Возвращайтесь в могилы!» Но, конечно, мертвые не послушались. Тогда — то и произошла битва при Армагеддоне. — Она обвела рукой могилы. — Проигравшие покоятся с миром.
Будучи ученым, я всегда рассматривал Откровение Иоанна Богослова как бред сумасшедшего. По моему убеждению, слова Суинберна — «мертвецы никогда не восстанут» — неоспоримая истина. Естественно, я не поверил словам Элизабет о мертвых, восставших из могил. Хотя, должен сказать, ее жуткая история объясняла существование кладбища.
По крайней мере, теперь я приблизительно знал, как далеко меня забросило во времени — если только она не солгала насчет дат.
— Общий Совет, — заметила она, — обсуждает вопрос об удалении вертикальных надгробий или замене их обычными плитками, как на других могилах. Думаю, это хорошая идея. — Она подняла свои ножницы. — Тогда газонокосилка могла бы подстригать всю траву и ножницы больше не понадобились бы. Все мертвые похоронены на равных условиях, и то, что у одних установлены высокие надгробия — просто нелепость.