Внутри дома царил идеальный порядок, если не брать в расчет расставленные по углам коробки со старой домашней утварью. Бабушка Джеффа, пока была жива, ничего не выбрасывала. Главный холл, как впрочем и лестница, ведущая на второй этаж, оставался территорией, недоступной для гостей. И весь был заставлен стопкам старых газет, так что добираться до лестницы приходилось как по лабиринту. В холле возвышались башни не только из связок газет, но и журналов, но которые подписывалась бабушка Джеффа: «Дамское чтение Годи» и «Журнал для истинных леди». Там же стояли коробки со столь любимыми ею викторианскими романами. Все это Джефф обнаружил, прокравшись однажды в холл, пока дядя возился в сарае, а дедушка дремал в кресле — качалке у камина гостиной. Дед Джеффа в ту пору был еще жив, но уже отошел от дел. Состоятельный фермер, он женился довольно поздно и успел обзавестись недвижимостью по всему городу. Всю собственность он завещал старшему сыну, дяде Джеффа, кроме большого каркасного дома на Элм — Стрит — его получил в наследство отец Джеффа, который там и жил. В этом доме родился и сам Джефф.
Иногда дядя Джордж приносил Джеффу из главного холла «старое забавное чтиво», как он его называл. А однажды притащил со второго этажа игрушку, которую, по его словам, нашел утром, разбирая кладовую. Никогда Джефф не видал такой удивительной игрушки. Состояла она из двух частей. Первая — выкрашенная в ярко — красный цвет деревянная доска длиной около метра, шириной сантиметров шесть и сантиметра два в толщину. Через каждые пять сантиметров в доску были вбиты гвозди в два ряда. Вертикально они располагались через равные интервалы, вбитые наполовину и согнутые так, что гвозди левого ряда торчали чуть ниже правых.
Вторая часть игрушки — человечек, вырезанный из фанерки, с расставленными в стороны руками, в нарисованной смешной одежке. Его аляповато раскрашенное личико выглядело комично, маленькие губы изгибались в вечной улыбке. Смысл игры заключался в том, чтобы заставить его «сбежать вниз по лестнице» — расположить руки на верхней паре гвоздей, а потом отпустить. Сначала одна рука соскальзывала с гвоздя, потом другая — и человечек устремлялся вниз: щелк — щелк, щелк — щелк, щелк — щелк. Маленькое деревянное тельце наклонялось то в одну, то в другую сторону.
Джефф забавлялся с игрушкой, а дядя Джордж смотрел и почему — то нервничал. Казалось, он принес ее со второго этажа не просто так, а с какой — то целью. А потом забрал ее и больше никогда не приносил. Но Джефф никак не мог забыть эту игрушку. И спустя несколько лет, когда дедушка проснулся и все занялись делами, он прокрался наверх, нашел ее в чулане дяди Джорджа и утащил к себе. Часами он играл с человечком и лестницей в своей спальне — просто удивительно, как у фанерной фигурки не отвалились ручки! Наконец Джеффу это наскучило, и тогда ради забавы он поднял доску на метр от пола и пустил человечка вниз. Соскользнув с последней «ступеньки», тот сделал кульбит в воздухе и врезался головой в пол. Джефф развеселился и поднял доску выше. На этот раз человечек ударился об пол очень сильно и развалился на три части. В приступе ярости Джефф сломал доску и вместе с останками маленького человека бросил в мусорный ящик. Он опасался, что дядя Джордж обнаружит пропажу, поймет, кто ее стащил, и станет ругаться. Но дядя не сказал ни слова. Только посмотрел на Джеффа странным взглядом, когда тот снова пришел в дом.
За домом простирались земли, принадлежавшие сперва дедушке, а затем дяде Джеффа. Минуя амбар, вы оказывались на заросшей травой дороге, по которой когда — то ездили фургоны; по обе ее стороны стояли ветхие навесы, укрывавшие ржавое и грязное сельскохозяйственное оборудование. Дорога приводила к продолговатой глубокой впадине — прежде здесь была мельничная запруда. Ее берега соединял мостик, а после него начинался большой яблоневый сад. Даже во времена детства Джеффа за садом никто не следил, деревья не обрезали, и шагать по нему было все равно что продираться сквозь джунгли. Сразу за садом был обрыв — крутой берег обмелевшей речушки. Там, где раньше бежала вода (порой во время весеннего паводка она возвращалась), теперь росли тополя, ивы и платаны. Прокладывая путь между деревьями, вы в конце концов выходили к ручью; летом Джефф дни напролет возился там на мелководье. Иногда он брал с собой самодельную удочку, но редко ею пользовался. Куда забавней было ловить раков голыми руками. Ему нравилось отрывать им клешни, бросать обратно в воду и смотреть, как они там корчатся. А однажды он увидел водяную змею. Позже ему говорили, что он ее только вообразил. «Галлюцинация» — так сказал доктор. Но доктор ошибался. Джефф увидел змею еще до того, как упал и сильно разбил колено — не после.
В заднюю дверь снова стали стучать. Джефф поднялся с дивана в гостиной, где пил пиво и смотрел по телевизору «Ангелов Чарли». Прошел на кухню, открыл внутреннюю дверь и вгляделся в закаленное стекло наружной двери. Свет на заднем крыльце по — прежнему горел, но Джефф ничего не увидел. В раздражении он закрыл дверь, ежась от холодного ночного воздуха, ворвавшегося в кухню; потом вернулся в гостиную и уселся на диван. Не стоит беспокоиться из — за стука в дверь. Приближается день всех святых, вполне естественно, что соседские дети забавляются. И тем более естественно для них забавляться именно над Джеффом — он первый раз ночует в новом доме, он здесь новичок, а значит, самая подходящая жертва.
Новый дом стоял точно на месте старого. Выстроенный в стиле «кейп — код», с гаражом на две машины: одна — старенький «Шевроле Бискейн», с которым Джефф пока не был готов расстаться, другая — сияющий «Кадиллак Эльдорадо».
Джефф взял с журнального столика пиво и собирался сделать глоток, но обнаружил, что бутылка пуста. Пошел на кухню, достал из холодильника новую и вернулся на диван. На большом экране Фарра Фосетт разделывалась с тремя мускулистыми мужиками: одного поставила на колени, второго вырубила четким приемом карате, а третьего с легкостью бросила через плечо.
Джефф отпил примерно треть свежей бутылки и поставил ее на столик. Он начал больше пить с тех пор, как ушла жена Долорес, назвав причиной развода «жестокое обращение». Посторонний мог бы подумать, что Джефф перестал выпивать в дружеских компаниях и перешел в статус человека, употребляющего что покрепче — то есть в пьяницу, чего Джефф всю жизнь избегал. Но ничего подобного. Свои отношения с алкоголем он строго регламентировал: ни капли спиртного до восьми вечера и ничего кроме пива.
Каждое утро ровно в семь, свежевыбритый и аккуратно одетый, он приходил в свой ресторан, шел в зал, где располагалась демократичная закусочная, и заказывал яичницу с ветчиной и кофе. Ресторан был его гордостью и радостью. Джефф всегда мечтал о собственном бизнесе, но его вечно преследовали неудачи, и все попытки оказывались тщетными, пока он не получил наследство. Теперь, наконец, у него появилась возможность раскрыть свой потенциал и занять достойное место в мире предпринимателей.
Джефф приходил по утрам в закусочную, чтобы работники не расслаблялись, но были у него и другие мотивы. Ресторан обслуживал в основном приезжих — въезд в город находился всего в полукилометре, а вот закусочная жила за счет местных посетителей: продавцов, слесарей — сантехников, младших клерков. Ежедневное появление Джеффа, пусть и перешедшего в более высокую лигу, в простецкой закусочной, его скромный завтрак, какой обычно заказывают рабочие и служащие, то, как он приветствовал завсегдатаев, дружески и по имени, — все это призвано было показать, что он не зазнался, не ставит себя выше других и остается все тем же «стариной Джеффом». К тому же, сидя за завтраком, он впитывал слухи о том, что происходило в городе — кто с кем спит, чья жена или чей муж изменяют своим благоверным. Закусочная с самого открытия стала неофициальным информационным центром, где можно было узнать что угодно и о ком угодно.
В дверь снова постучали. На этот раз Джефф решил не обращать внимания. Некоторое время стук продолжался, затем затих.
Вскоре после кончины дяди Джорджа Джефф снес старый дом. Господи, ну а как иначе? Реконструировать — все равно что строить заново, уж слишком он стар. Безусловно, многие дома на Мейн — стрит тоже очень старые, но за ними ухаживали и каждые три — четыре года обновляли краску. Некоторые были отделаны алюминиевым сайдингом, так что и вовсе выглядели, как новенькие. Но со старым домом о сайдинге не могло быть и речи, овчинка не стоила выделки. Только сносить! Джефф принимал решение не импульсивно, а очень взвешенно: обошел весь дом, тщательно осмотрел фундамент, исследовал несущие балки, простучал все стены. Однажды даже остался ночевать, и этого одного раза хватило. Всю ночь он не сомкнул глаз — из гостиной, столовой, да и вообще из каждой комнаты доносились шорохи, поскрипывания, постукивания, царапанья. Проклятое место определенно кишело крысами. Как только дядя Джордж такое терпел? Теперь уже не узнать.
Джефф вызвал аукционера и избавился от всего, что было в доме — от мебели, кухонной плиты, столовой посуды, кастрюль и сковородок, романов викторианской эпохи, старых журналов и газет, коробок с древним барахлом. Просто удивительно, какой поднялся ажиотаж, сколько денег люди выкладывали за это старье, купли даже древние газеты. Затем Джефф нанял подрядчика и сравнял дом с землей. Дядя Джордж, вне сомнения, перевернулся в гробу, но Джеффа это не смущало. Старик никогда не шел в ногу со временем, вел праздную жизнь, сидел на крыльце и качался в кресле, а дом ветшал; сирень во дворе разрасталась неукротимо, заполоняя собою все, так что с улицы не было видно крыльца; амбар и навесы для оборудования разрушались; мельничная запруда заросла кустарником и деревьями, яблоневый сад превратился в непроходимую чащу, и все ближе к ручью подступал лес — убежище крикливых дроздов и воронья. Но Джефф все исправил. Фермерское оборудование продал старьевщику, пригнал бульдозеры, экскаваторы, нанял бригаду рабочих с бензопилами. Останки амбара и навесов были уничтожены, равно как и яблоневый сад, кустарники и лес; ложбину мельничной запруды засыпали. А потом на обновленной земле выкопали искусственное озеро, проложили живописные каналы, сделали песчаные насыпи и разбили зеленые лужайки… ах, как же красиво получилось! Просто чудесно!