— Куда прешь! — донеслось снизу.
От неожиданности из-за увиденного Федор едва не наступил на матрац другого больного, а может быть — и на самого пациента. Впереди шагала и крутила головой Соколова! Его бывшая и единственная любовь, сбежавшая с блестящим питерским офицером-подонком.
Того офицера, вздумавшего разорить, совратить и бросить девушку, Федор убил на дуэли. Ну а дальше? Разбитый кувшин не склеить…
Но что забыла здесь Юлия Сергеевна? Среди запаха крови, карболки и разложения? В охваченном восстанием городе?
С ним у нее нет и не может быть ничего общего, это ясно. Значит — просто невероятное, дикое совпадение.
Чтобы не создавать нелепую ситуацию наподобие той, что возникла в Исаакиевском соборе, он развернулся, намереваясь удрать в дальний конец больничного коридора, но услышал молодой мужской голос:
— Герр Вольф! Мы вас разыскиваем.
Федор обернулся. Повернулась и девушка. Да, это была она — Юлия Сергеевна Соколова. И судя по тому, как округлились, а потом наполнились слезами ее глаза, он понял — бывшая невеста приехала именно к нему. В этот ад.
Осталось порадоваться тому, что скотина Айзенманн уже свалил и не был свидетелем их встречи. Хоть она и не предполагала сердечных объятий.
— Слушаю вас? Чем могу быть полезен?
Высокий учтиво спросил:
— Вы ранены, герр Вольф? Как себя чувствуете?
— Да. Подстрелил один мизерабль. Рана неглубока, но воспалилась. Ожидать здесь соответствующего ухода не могу. Госпиталь переполнен.
При слове «мизерабль» у Юлии дрогнули ресницы, длинные и пушистые. «Мизераблями» Федор назвал напавших на нее негодяев в глухом тульском переулке… Это он!
Слезы на ее глазах моментально высохли.
— Вам нельзя более тут оставаться, герр Клаус! — выпалила Юлия. — Я увезу вас и оплачу лечение у хорошего врача.
— Буду весьма признателен, фройлян, — согласился Федор. — Я снимаю комнату неподалеку. Но без помощи туда не дойду.
Блондин решил проблему непритязательно и кардинально: угнал инвалидное кресло у подъезда госпиталя. Усадив Федора на брезентовое сиденье, покатил по мостовой. На булыжниках трясло. Толчки отдавались болью в боку, и Друг, чувствовавший то же самое, больше не шутил про резинового ежика. Только спросил:
— Может, ну ее, гребаную конспирацию? Включай магию и лечись!
— Мы не знаем, что за перец с Соколовой. Вдруг это продолжение провокации Айзенманна? Терпим пока терпится.
Когда раненый был сдан на руки фрау Марте, молодой человек, его звали Юрген, замешкался.
— Фройлян… Герр Клаус! Хороший лекарь стоит дорого. Не менее пятидесяти марок за визит. А еще корпия, бинты, лекарства.
— Заплачу больше, — уверила Соколова. — С вашего позволения, фрау Марта, я останусь до прихода врача. Юрген! Право… Мне так неловко просить вас еще об одной услуге. Вы же наверняка знаете медиков, кому можно доверять.
— В квартале отсюда находится частный кабинет доктора Иссака Голдмана, — подсказала Марта. — Еврея.
— Я без предрассудков, — вмешался Федор. — Лишь бы понимал в своем деле. Юрген! Буду помнить ваши доброту и участие.
— Знаю Голдмана, — хмыкнул юноша. — Жулик еще тот — пациентов обдирает до гола. Правда, лечит хорошо. Ладно, позову.
Он хлопнул дверью. Башмаки загремели по лестнице. Марта тоже вышла, Юлия осталась с Федором наедине.
Он лежал на нижней койке и улыбался бледными губами, откровенно любуясь барышней. Несмотря на усталость от долгого пути в Германию и пережитые волнения, выглядела она потрясающе. Юлия сняла шляпку с шелковой лентой, синей под цвет глаз. Из прически выбился шаловливый темно-русый локон. Затем, не сказав ни слова, начала раздеваться. Расстегнула платье, приспустив его с плеч, потом начала расшнуровывать корсет.
— Фройлян Юлия! Боюсь, я не в состоянии оценить ваш жест.
А у самого дыхание перехватило… Нос, всего час назад угнетаемый больничной дезинфекцией, вдруг ощутил запах свежего женского тела!
Она ответила по-русски, шепотом.
— Федя… Тише. У меня деньги под исподнем. Не могла же носить их в сумке. А ты что подумал?
Смеяться было больно. Тем более — понимал. Юля могла попросить отвернуться или вышла бы в уборную. Но она не захотела. Упрекать ее за эту интимную пантомиму? Нет!
Она извлекла из недр белья три сотенные бумажки. Застегнулась. Одну вложила в карман Федора.
— Не надо, — попытался отказаться Кошкин-Вольф. — Я скопил немного.
— Перестань! — фыркнула она. — У меня с собой двадцать тысяч марок. Поменяла сбережения в Петербурге. Хватит нам на первое время. Нужно уезжать отсюда — в тебя начали стрелять. Кстати, почему попали? Твой Зеркальный Щит не действует?
Вместо ответа он вытащил из кармана подаренную купюру. Она взлетела с ладони и закружилась по комнате, выписывая затейливые виражи. Потом вернулась.
— Я не мог раскрыться. Тот тип перегородил мне дорогу. Окликнул по-русски с акцентом: Кошкин! Потом неторопливо достал маленький «Браунинг», прицелился и выстрелил.
— А ты?
Они разговаривали как близкие люди, расставшиеся буквально вчера. Говорить «вы», «не соизволите ли, сударыня» и тому подобное обоим казалось нарочитым и совершенно неуместным.
— Что я? Зеркальный Щит его убил бы, а меня раскрыл. Я лишь чуток поправил ему ствол: скотина целилась в живот.
— И он ушел?
— Когда упал, он наклонился надо мной. Поглазел и удалился. Если бы решил стрелять вторично, даже Щит бы не включал — отшвырнул кинетикой.
— Кто он? Ты его не знаешь?
— Видел в первый раз. Не части так, Юлия! Мучаешь меня вопросами, словно полицай, ушедший прямо перед вашим появлением. Лучше расскажи, как жила в эти годы?
Соколова уютно расположилась на краешке кровати.
— Спокойно, упорядоченно, скучно, — начала, вздохнув. — Преподавала в институте благородных девиц, потом — в гимназии для особо благородных. Один только раз выехала в Петербург, и в Исаакиевском…
— Я там чуть бегом не ускакал.
— Я тебя так напугала? Чем же?
— Я тогда скрывался от агентов Рейха. Внешность изменил, оделся победнее. Не хотел привлечь к тебе внимание. С этих мизераблей стало бы схватить тебя, пытать. Этого мне только не хватало!
— Выглядел забавно, — улыбнулась Юлия. — Я едва узнала.
— Но зато сейчас — как император, — хмыкнул Федор. — Эти маскарады жутко надоели. Было время… — он вздохнул. — Много дал бы, чтоб вернуть былое в Туле, когда я работал на заводе.
— Не получится, — вздохнула Юлия. — Ты сейчас герой России. Про твой подвиг рассказывают детям в школах и гимназиях. Патриарх готовится начать процесс канонизации князя Кошкина-Юсупова. Так что будешь ты святой.
— Посмотрел бы на свою икону, — улыбнулся Федор. — Хотя мне лучше оставаться Вольфом. Стоит объявиться князю — и германская разведка сядет на закорки.
— Знаю, что им интересно, — согласилась Юлия. — Пулеметы и гранаты, а еще радиотелеграфические станции — все, что изобрел. Ничего не упустила?
— Есть такое. Например, морские пушки на железнодорожных платформах. Моторы для аэропланов. Бомбометы. И еще по мелочи.
— Вот! — она порывисто склонилась к собеседнику. — После вести о твоей гибели Дума с императором провозгласили князя Юсупова-Кошкина национальным героем России. На каждой тумбе с афишами висела листовка с твоим портретом и перечислением заслуг перед Отечеством.
— Полицай не соврал, — шепнул Друг.
— Теперь ясно, кто в меня стрелял, — догадался Федор. — Немец, попавший в плен под Ригой, видевший листовку с моей физиономией, вздумал отомстить. Я не прав: выдавать себя за Клауса Вольфа далее опасно. Узнала ты, узнал и стрелок… Кто следующий?
Она нежно провела пальцем по его запястью.
— Что намерен предпринять?
— До сего момента я не знал, что в Гамбурге появишься ты, да еще с двадцатью тысячами.
— Считай, что даю их взаймы, — улыбнулась Юлия. — Получишь, причитающееся тебе в России и во Франции, — вернешь с процентами. Тебя перевяжет доктор, и мы отправимся в Берлин к русскому консулу.
— Нет.
— Почему?
— Да по той же причине, по которой вынужден был таиться в Питере. Если германская разведка вдруг узнает, что я жив, мне придется вновь скрываться.
— Ты уверен, что им нужен до сих пор? У нас, вроде, перемирие.
— А вот мир не заключили. Полагаю, немцы не отстанут от меня, но причины я не знаю. Что им нужно от Юсупова? Образцы вооружений? Что ж, возможно, хотя, думаю, не только. Здесь в почете магия, а у меня есть Зеркальный Щит. Но его я приобрел случайно, дар не передать… Нет, не знаю, — повторил он. — Но, пока я жил в Германии, то придумал лишь единственный способ остановить Вильгельма. Только ты не удивляйся. Изнутри разрушить кайзеровскую империю.
Юлия прикрыла ротик пальцами. И в ее глазах читалось: не последствия ли это горячки от ранения? Ничего более безумного она не слышала!
Их разговор прервали. Доктор Голдман ввалился в комнату без стука, но зато с громким сопением. И немедленно принялся командовать.
— Так-с. Хозяйка! Мне нужен таз горячей воды. Кипятка. Вас, фройлян, прошу покинуть комнату больного.
— Может, чем могу помочь?
— Таки я вас умоляю! Не делайте мне нервы — удалитесь.
Друг развеселился.
— Знаешь, Федя, я слыхал подобные слова лишь от одесситов, да еще по-русски… Колоритный малый. Но хоть что-то знает про гигиену, коль потребовал горячую воду.
Следующие слова в одесском духе Голдман выдал, когда снял повязку и осмотрел простреленный бок.
— Ой вей! Таки ви сами себе зашивали дырки? Или нашли какого-то шлимазла?
Друг больше не смеялся. Стало очень больно.
— В госпитале Святого Мартина, — подал голос Юрген из коридора.
— Таки все ясно. Я бы не доверил им врачевать мою домашнюю моль. Слушайте! Раневой канал чистый. Слава Богу, пусть бы вашему, тряпки хоть достали. Но я вижу заражение, хоть оно невелико. Заложу лекарство, завтра вновь приду, проверю. Только при условии, что за каждый мой визит вы дадите доктору сто двадцать марок. У вас есть такие деньги или обидите бедного еврея?