Допрос генерал-майора Д. Н. Дубенского{185} следователями ЧСК Временного правительства 9 августа 1917 года[12]
Содержание: Назначение Дубенского в ставку историографом. Газета «Русское Чтение». Получаемая на газету субсидия. Свитский поезд. Рост влияния Распутина. Орлов, Дрентельн, Нилов. Новые назначения, связанные с приездом императрицы. «Пульс» Протопопова. Недоступный кружок. Вырубова. Слухи о совещании вел. князей. Деспотическое влияние бывш. императрицы на царя. Потворство немцам бывш. императрицы. Слухи и разговоры. «Общественное мнение. Глубокая рознь русских интересов с интересами Александры Федоровны». Тяжкая служба в поезде. Великие князья. Секретев{186}. Мнение бывш. императрицы Марии Федоровны. Предложение о переносе ставки в Царское Село. «Тайнички». Тревога в Петрограде. Назначение Беляева{187}. Ненормальность Протопопова. Добровольский{188} и поддержка колонистов. Немецкая Распутинская организация. Манус{189}. О развивавшихся и выяснявшихся событиях февраля. Царь – фаталист. Выдержка или равнодушие? О «событиях» в ставке было не принято говорить. Известие о роспуске Думы и государственного совета. Телеграмма харьковского земства. Командировка генерала Иванова. Телеграмма Родзянки. Легкомыслие Воейкова. Иванов – диктатор. Отъезд царя из ставки на Лихославль. Вести о Временном Правительстве. Поворот на Псков. Генерал Рузский. Поклонники конституции. Попытки вернуть самодержавие. 2 марта. Ночные переговоры Рузского с Родзянкой по прямому проводу. Согласие царя отречься. Сожаление свиты. Экстренное заседание в ставке 27 февраля. После отречения. Свидание с матерью. Возбуждение против Воейкова и Фредерикса. Оплот немцев. Немецкая партия. Арест Воейкова и Фредерикса после отъезда царя. О дневнике Дубенского.
Председатель{190}. – Ваше имя и отчество, генерал?
Дубенский. – Дмитрий Николаевич Дубенский.
Председатель. – Какое официальное положение вы изволили занимать в последнее время старого порядка?
Дубенский. – Я и теперь состою членом совета главного управления государственного коннозаводства. Я был в октябре приглашен в министерство двора состоять в распоряжении министра императорского двора, для ведения записи событий на войне.
Председатель. – Когда состоялось такое ваше приглашение?
Дубенский. – Насколько я помню, 20 или 22 октября 1914 года.
Председатель. – Так что оно было вызвано возникновением войны, и вы должны были быть историографом войны?
Дубенский. – Да, я был на войне. Я, как знающий конское дело, был помощником у князя Щербатова{191}, который был управляющим государственным коннозаводством и ведал пополнением армии лошадьми северо-западного фронта.
Председатель. – Это до вашего назначения историографом?
Дубенский. – Да. Историографом я был назначен с момента войны, 20 или 22 октября. Будучи в трехдневном отпуску в деревне, я, совершенно неожиданно для себя, получил приглашение явиться в канцелярию министра двора, к генералу Мосолову. Телеграмма была такая «Назначены для высочайшего сопровождения. Прибыть в 9 часов утра. Перед отбытием заезжайте ко мне».
Председатель. – Телеграмма была подписана Воейковым?
Дубенский. – Нет, Мосоловым. Я приехал к нему. Он говорит: «Вы назначаетесь сопровождать высочайшие поезда во время следования государя по пути». И в тот же день я выехал. Поехали мы тогда в Барановичи. С этих пор я все время бывал, когда государь был в путешествии, когда же он возвращался сюда, то я никакого отношения совершенно не имел.
Председатель. – Как же сочетаются эти три ваши должности: с одной стороны, вы были в центре коннозаводства, затем вы должны были сопровождать высочайшие поезда, и, наконец, быть историографом войны?
Дубенский. – Я очевидно плохо объяснил. Когда началась война, я был в распоряжении князя Щербатова, мы с ним ездили по фронту и пополняли армию лошадьми. Затем, совершенно не знаю почему, я был призван писать дневник событий войны. Может быть потому меня пригласили, что я был редактором-издателем «Летописи войны». Одним словом, я за два с половиной года не мог доискаться, кто меня рекомендовал и почему я попал. Положение мое до назначения в распоряжение министра двора было очень хорошее, самостоятельное. Я был очень доволен, так как дело конское я очень хорошо знаю.
Председатель. – Но вы знаете также и историческое дело, не только дело конское?
Дубенский – Да, у меня есть труды – «История России», которая написана в картинах и переведена на другие языки, потом «История русского солдата», затем я писал разные исторические исследования. Так что для вас это ясно?
Председатель. – Одна часть для меня ясна, но не ясна другая часть. Повидимому, вы должны были сопровождать высочайшие поезда по должности историографа, чтобы ближе быть к центральной фигуре верховного главнокомандующего?
Дубенский. – Я был отчислен от той должности, и вместо меня там был назначен генерал Петрово-Соловово.
Председатель. – Почему же ваше приближение к верховному главнокомандующему, вызванное возложением на вас обязанности историографа, касалось только высочайших поездок, и в какой связи это находилось с обязанностью сопровождать высочайшие поезда?
Дубенский. – Верховным главнокомандующим был Николай Николаевич, тогда государь только изредка ездил; решено было эти посещения описывать и издавать на казенный счет, под большой цензурой. Вы изволили видеть эти книги?
Председатель. – Видел.
Дубенский. – Это была дневная запись, которая просматривалась, каждый раз в особой комиссии, состоявшей под председательством Мосолова, из Штакельберга, Суслова{192}, Феденко{193}, Дрентельна. Что можно, они пропускали, а что нельзя, вычеркивали.
Председатель. – Но вы не изволили ответить на мой вопрос, который заключается в том, почему историографу нужно было присутствовать и писать историю только во время поездок?
Дубенский. – Дело в том, что государь в то время не был главнокомандующим. Книга называется «Его величество в действующей армии», и было строго указано отнюдь не касаться верховного главнокомандования, а только пребывания государя в войсках. Так что, когда государь возвращался сюда, моя деятельность прекращалась, и то, что делалось в Царском Селе, что делалось в Петрограде, меня совершенно не касалось. Вам это ясно или нет?
Председатель. – Да, это несколько яснее теперь. Таким образом, вы не должны были описывать войну, а должны были описывать только поездки бывшего императора?
Дубенский. – Все, что касается войны, меня очень интересовало и интересует, но это все вычеркивалось совершенно. Например, в самом начале, когда были у нас успехи в Восточной Пруссии, я сказал, что успехи в Восточной Пруссии потому не развились, что их своевременно не поддержали, но тогда мне заявили: «Это будущий историограф опишет, а вы должны написать только, что государь приехал и уехал». Сказать можно было только, что в это время дела наши в Пруссии шли успешно, общего описания мне не разрешалось. По этому поводу я много спорил, так как книга выходила очень сухая, нельзя было касаться ничего, кроме фактической стороны. Это было даже не историческое описание, а более широкий камер-фурьерский журнал.
Председатель. – Теперь это совершенно ясно. Скажите, а те деньги, которые вы получали в главном управлении по делам печати, находились в связи с этим делом?
Дубенский. – Ни в малейшей связи. Деньги эти, как вы изволите знать, крайне небольшие, шли на возмещение расходов по очень дешевой, издаваемой мною газете «Русское Чтение».
Председатель. – Что это была за газета?
Дубенский, – Это была газета народная. Сначала она выходила два раза в неделю. Издана она была по моему личному почину и на мои личные деньги. До первой революции я ни копейки не получал и не хотел получать, а после революции, когда вместо 60 тысяч подписчиков, осталось 20 тысяч, мне выдавали сущие гроши. После революции у меня тираж пал совершенно.
Председатель. – У вас тираж пал, но субсидии эти продолжали вам выдавать, и за последние годы они увеличились?
Дубенский. – Да, за последние два года.
Председатель. – Позвольте проверить точность цифр: в 1913 году вы получили 4 тысячи, в 1914 году – 9 тысяч, в 1915 – 12 тысяч, в 1916 – 30 тысяч? Чем объясняется рост этих выдач?
Дубенский. – Я большое количество газеты посылал в армию и, затем, вследствие непомерного вздорожания всего. Сначала газету можно было издавать, имея некоторую даже пользу, и она стоила 2 руб. 50 коп.
Председатель. – За 2 руб. 50 коп. можно было получать газету два раза в неделю?
Дубенский. – Да. Потом цена газеты стала повышаться, и она стоила 2 руб. 90 коп., потом 3 руб. Все это такие мелкие цифры, которые не давали возможности вести газету, но я ее держал, что у меня в это время был контракт с Метцелем, который давал мне в год за объявления до 30 тысяч. Тогда субсидии почти не нужно было, но когда началась война, и когда объявления все рухнули, то чтобы поддержать газету, мне дали субсидию. Позвольте вам сказать, что моя газета была, конечно, правая, но беспартийная.
Председатель. – Но она была политическая газета?
Дубенский.