Я понял, что присутствую при непонятных разборках, где люди делят полмиллиарда долларов, но собрался и за пять минут рассказал про бизнес.
– ОК, я понял. Сделаю заявку на 200 миллионов долларов.
– Ну, двести мы не можем, много желающих, сто достаточно.
– Не, я тебе дам только двести, сто не дам. Я специально прилетел к тебе из Нью-Йорка.
Тут подключился Даффи: «Ты должен ему дать двести». Затем в помещение зашла сухопарая длинноногая женщина. Чаммас сказал: «А, это моя жена, мы с ней прилетели на «Гольфстриме», чтобы с тобой порешать и сгонять в гольф. Дорогая, начинай партию».
Жена пошла на балкон одного из самых дорогих особняков в Лондоне, а мы заканчивали разговор.
Сюрреализм. За сутки я прикоснулся к мировой закулисе, тому самому треугольнику с глазом, что нарисован на долларовых купюрах. Понял: принимая решения на сотни миллионов, большие игроки сочетают аналитическую работу и абсолютно иррациональное чутье. На рынке капитала второй компонент проявляется чаще, чем где бы то ни было.
Иностранцы с воодушевлением ожидали сделку. Говорили про «глоток свежего воздуха», историю, которая позволит взглянуть на Россию другими глазами. «У вас делают вещи, которых нет в Европе и мире! Хочется больше такой России», – мы слышали много добрых слов. В то же время внутри страны нередко читали: «Ну вот, Олег хочет надуть наивных иностранцев и продать им пустышку».
Вместо радости за то, что российская компания превратилась в крупнейший онлайн-банк, в инвестиционном, журналистском, аналитическом сообществе к IPO сформировалось ехидно-скептическое отношение. Впрочем, критиковали в основном те, у кого все равно денег не водилось.
Недоброжелатели ставили акцент на том, что мы позиционируем себя исключительно как IT-компания, выхватив одну фразу из нашей презентации. А мы всего лишь говорили, что стали крупным IT-работодателем; технологического персонала у нас больше, чем финансово-банковских менеджеров и по рентабельности мы ближе к интернет-компаниям, чем к классическим банкам.
«Бизнес-модель ТКС кричит о росте во всех смыслах этого слова: она вдохновляет рост настолько, насколько полагается на него. Быстрое расширение кредитного портфеля помогает маскировать просроченные кредиты… Но что произойдет через год или два, когда текущий темп роста остынет? Добавим к нашему беспокойству то, что признание выручки ТКС выглядит более агрессивным в сравнении с другими российскими потребительскими кредиторами, снова поднимая красный флаг в вопросе качества его прибыли, – писал в своем отчете 10 октября аналитик «Атона» Иван Качковский. – Рынку удобно игнорировать качество прибыли, сосредоточиться на сравнениях с Capital One и вездесущей теме «underbanked Russia» (на этот раз в кредитных картах) и пребывать в уверенности, что несколько лет быстрого роста впереди. Мы не уверены, что это долгосрочная история роста, и боимся, что, когда экономику настигнет бухгалтерский учет, разочарование может наступить быстро. Мы полагаем, что это произойдет скорее раньше, чем позже».
Фактически в преддверии роуд-шоу банк обвинили в недостоверной отчетности. Серьезная вещь на инвестиционном рынке. Фальсификация является уголовным преступлением, и, разумеется, мы всегда четко выполняли все требования регуляторов и юристов, чтобы придраться к цифрам было невозможно.
Жареная информация, естественно, подхватывается прессой. Отчет, даже от локального брокера, попадает к некоторым инвесторам. Соответственно, в ходе IPO нам приходилось отбиваться от таких вирусов, отнимающих у команды кучу времени и энергии.
Когда выходишь на IPO, ты абсолютно обнажен, не имеешь иммунной системы. Твое кимоно раскрыто, и ты не можешь отмахнуться от нечистоплотного комментатора, как от назойливой мухи. Ты должен искренне и с лету отвечать на любые вопросы, какими бы необоснованными они ни были.
Книгу заявок мы открыли 14 октября. К обеду она оказалась покрыта по нижней границе ценового диапазона (14 долларов), а к вечеру – и по верхней (17,5 доллара). Всего поступило заявок на 4 миллиарда долларов, притом что на продажу выставлялось акций на 1,25 миллиарда, включая так называемый «зеленый ботинок» – greenshoe – опцион, дающий право андеррайтерам продать инвесторам больше акций, чем планировалось, если спрос высок (опцион назван так в честь компании Green Shoe Manufacturing, впервые применившей его в 1919 году). Но структура заявок в первый день оказалась не очень хорошая: 87 процентов приходилось на хедж-фонды, 11 процентов на долгосрочных инвесторов и 2 процента на частные банки (предпочтительные, менее спекулятивные покупатели).
Перелом по структуре наступил 16 октября. Спрос достиг 7,5 миллиарда, и 21 процента представляли долгосрочных инвесторов, а 7 процентов – частные банки. Заявок с максимальной ценой с лихвой хватало, чтобы закрыть сделку.
21 октября 2013 года состоялось первичное размещение акций Тинькофф Банка.
От добра добра не ищут. 17 октября мы приняли решение досрочно завершить роуд-шоу и не посещать вторичные финансовые центры: Женеву, Цюрих, Вену, Стокгольм, азиатские города. Роуд-шоу ограничилось США и Великобританией. Прайсинг – закрытие книги заявок назначили на 21 октября.
За шесть дней роуд-шоу в Лондоне, Нью-Йорке, Бостоне, Сан-Франциско команда провела встречи с 275 инвесторами: 43 встречи один на один, 22 конференц-звонка, 8 групповых встреч.
В Лондоне вся команда выступала целиком, а в США разделилась. На восточное побережье, в Нью-Йорк и Бостон, ориентированные на сухой финансовый язык, полетели Оливер Хьюз, Илья Писемский и Евгений Ивашкевич, а в Калифорнию, где следовало говорить о технологиях и онлайне, отправились Артем Яманов и Сергей Пирогов. Процент успешных встреч в Сан-Франциско оказался колоссальный: ребята встретились с 10 инвесторами, и 9 из них подали заявки на акции.
Мы имеем право называть IPO выдающимся (англосаксы применяют термин «iconic»), ведь такой скорости построения книги заявок инвестбанкиры не припоминали.
К 21 октября книга распухла до 13,268 миллиарда долларов, из них 10 миллиардов – по максимальной цене. Заявки распределились сбалансированно. Треть – Америка. Треть – Лондон. Треть – остальной мир: континентальная Европа, Азия, Россия, а также Латинская Америка, Южная Африка и арабский мир. Крупнейшую заявку на 300 миллионов долларов оставил лондонский хедж-фонд, всего было 16 заявок на сумму не менее 150 миллионов каждая. Предстояло решить, как распределить акции наилучшим путем и по возможности не обидеть инвесторов.
Прайсинг – событие по эмоциональной составляющей мощное, но по форме довольно будничное. Наши менеджеры и представители синдиката из пяти организаторов вечером собрались в офисе Goldman Sachs на Флит-стрит в Лондоне. Всего человек тридцать. Они сели за стол, а те, кто не мог присутствовать лично, участвовали по телефону, в том числе я и банкиры из Нью-Йорка и Бостона.
Так совпало, что на вторую половину октября я еще в 2012 году спланировал поездку с семьей. Это святое, отменять ничего я не стал. В момент прайсинга мы с Риной, Дашей, Пашей и Ромой ехали на знаменитом поезде Orient Express по маршруту Сингапур – Куала-Лумпур – Бангкок.
Роскошный поезд в английском стиле едет через джунгли. Мы находились в президентском вагоне с двумя купе, куда билеты бронируются за год. В поезде – одни богатые старики. В вагон-ресторан не пускают без галстука. Изысканный бар с пианино. В последнем полуоткрытом вагоне можно подышать и послушать, как листья бьют по идущему поезду. На всем пути всего несколько остановок, в том числе у моста через реку Квай, который для японцев строили американские и британские пленные во время Второй мировой войны.
Нервы у меня начались, когда стало понятно, что IPO проведено успешно, но технические вопросы еще не решились. Я нервничал, потел, вставал, ложился, ходил по вагону как медведь в зоопарке. Наверное, переживал, что не нахожусь в этот момент рядом с командой.
Я старался быть с ней виртуально, через телефон. Постоянно, когда в джунглях не обрывалась связь, созванивался с Оливером Хьюзом, Сергеем Пироговым, Крисом Оуэном.
Синдикат презентовал финальную версию книги и привел свои соображения по аллокации бумаг среди четырех сотен заявок. В этом вопросе во внимание принимаются качество фонда, его склонность продавать акции сразу после IPO, география, история отношений с фондом. Долгосрочным инвесторам полагается более высокая доля от заявки, краткосрочным – меньшая. Кому-то не достается вовсе, если есть понимание, что инвестор будет реализовывать свой спрос позже на биржевых торгах.
Команда рассмотрела рекомендации синдиката и дала добро на аллокацию по предложенному принципу, внеся небольшие коррективы. Дальше были нервы Оливера Хьюза и Сергея Пирогова, которые с помощью айфона отправляли подписанное решение юристам, и мое письмо команде: «Браво! Отлично поработали! Для вас накрыта поляна в BBR с Cristal и Romanee Conti». BBR – лондонский ресторан Bob Bob Ricard, открытый Леней Шутовым, моим другом по петербургскому периоду, Cristal – марка шампанского, а Romanee Conti – знаменитая винодельня в Бургундии.
По итогам сделки я продал акции на 200 миллионов долларов и уменьшил пакет с 60,5 процента до 50,2 процента. Четыре миноритарных совладельца (Goldman Sachs, Vostok Nafta, Baring Vostok, Horizon Capital) были более чем счастливы, получив на всех примерно 700 миллионов долларов наличными и оставшись некрупными акционерами. 175 миллионов долларов от IPO поступило в капитал банка.
Вложив 15 миллионов долларов, Goldman Sachs выручил 225 миллионов наличными и еще у него осталось 4,4 процента акций на сумму 142 миллиона долларов.
В момент IPO я спросил Джулиана Салисбури, того самого, который, будучи главой фонда Goldman Sachs Special Situations, вложился в мой стартап в 2007 году.
– Слушай, Джулиан, а зачем ты тогда все-таки инвестировал?
– Олег, когда я вижу предпринимателя, продавшего уже три бизнеса и вкладывающего 80 процентов своих денег в новое дело, у меня минимум рисков.