Мы говорим: «Нам нужен научно-технический прогресс». Хорошо! Нет вопросов! Давайте думать, разбираться, может, с деньгами плохо? По данным 2009 года, бюджет Российской академии наук составлял от 1,5 до 2 миллиардов долларов США ежегодно. Согласен, для организации с 50 тысячами исследователей этого действительно мало. В США на такую сумму живут исследовательские университеты: например, бюджет Гарвардского университета, за исключением музеев и медицинских подразделений, — 2,5 миллиарда долларов на две тысячи профессоров. В последние пять лет поддержку увеличивали, но все равно в расчете на рубль затрат Российская академия наук производит меньше научных статей, чем иностранные конкуренты. Как вам такие данные: в 2012 году по количеству публикаций в престижных научных журналах, входящих в Nature Publishing Group, Российская академия наук занимала 193-е место из 200 возможных, а германское Общество Макса Планка, которое приблизительно эквивалентно РАН по структуре и численности, — третье[7].
В 2016 году академическая наука получила из бюджета 84 миллиарда рублей. В 2017-м финансирование снизили — 75 миллиардов. Говорят, что придется штаты сокращать. Сформировали научные центры, на них выделили 2,2 миллиарда, а по результатам опять какая-то ерунда получается.
В 2013 году попытались реформировать РАН. Предполагалось лишить ее руководящей роли и превратить в своего рода клуб ученых, какими, по сути, и являются Академии наук во многих странах. То есть отношения к производству научных знаний эти люди не имеют, но делают много полезного: популяризируют исследования, организуют специальные лекционные курсы, публикуют журналы, дайджесты. Но — ничего не вышло.
Единственным заметным результатом реформы стало то, что Академия потеряла свои институты — они вместе с деньгами были переданы в специально созданное Федеральное агентство научных организаций. При передаче была выявлена куча непрофильного имущества. Речь идет о 600 хозяйственных объектах, которые не представляют интереса с точки зрения научной деятельности. «Золотых активов» среди них нет, но 600 объектов — это тоже, извините, не кот наплакал. А вот отголоски скандалов, связанных с реально дорогостоящими зданиями и земельными участками, громыхают до сих пор. На эту тему много писали журналисты, корреспонденты РЕН-ТВ выпустили ряд отличных репортажей, — одним словом, кто захочет, без труда найдет информацию.
Президент Курчатовского института Михаил Валентинович Ковальчук однажды сказал, что Академия должна неминуемо погибнуть, как Римская империя. Не могу не согласиться. Потому что в таком виде, как сейчас, она просто фантастически неэффективна. Я очень уважаю всех этих людей, они замечательные, они великие, но они все — осколки предыдущего технологического уклада. Я помню, как гениальный Виталий Лазаревич Гинзбург, академик, лауреат Нобелевской премии говорил мне, что средний возраст докторов и кандидатов наук у нас уже просто неприличный. Это действительно так. Вот мне 53 года — и что, я буду писать на своих визитках, что я кандидат экономических наук? Это же анекдот. Когда мне было 25 лет и я стал кандидатом экономических наук — это имело смысл. А дальше ты либо становись доктором, либо уже не указывай свою научную степень. Я не пошел дальше заниматься академической наукой, ну и все, забыли.
Больно смотреть. При Петре I были молодые академики, науку двигали, открывали целые направления. В Советском Союзе реализовали ряд выдающихся проектов — был четкий заказ, де-факто от Министерства обороны, академическая наука его обслуживала, все получилось прекрасно. А сейчас? О каком великом наследии может идти речь? Или это возможность передать по наследству замечательные постройки в хороших местах и каким-то образом пытаться на этой теме немножко зарабатывать?
Вообще Российская академия наук уже давно напоминает мне какое-то сборище мафусаилов, которые не знают, куда пристроить своих детей, и издеваются над всеми нами, рассказывая, что у них, во‑первых, мало денег, а во‑вторых, помещения у них отобрали, поэтому они теперь никак не могут творить. Ну так они не только творить не могут — они не способны даже написать заявление о собственной отставке. Все, имеющее отношение к Академии, незаметно превратилось в бесконечный фарс, когда журналисты уже начинают впрямую издеваться и задавать провокационные вопросы, но на это никто не обращает внимания и количество академиков и членкоров продолжает расти ускоренными темпами.
Вопрос высокого статуса ученых, конечно, очень важен. Но для меня очевидно, что не могут такие колоссальные обломки империи существовать и содержаться просто «ради фана». Есть простые жесткие показатели, и надо им соответствовать. Во всем мире наукой занимаются по-другому. У нас, к сожалению, неправильно организована системная работа. Давайте не будем забывать, что Советский Союз в какой-то момент серьезно забуксовал в развитии науки. Это абсолютно закономерно, так всегда бывает, если тратить деньги непонятно куда и непонятно на что.
Замечу, что во всем мире приоритет уже давно отдается университетской работе — кроме Китая, у которого академическая наука организована по тому же принципу, что и у нас. Хотя китайцы сейчас тоже начали двигаться в направлении того, чтобы университет также являлся научным центром. В этом есть большой смысл, потому что параллельно резко возрастает качество образования — что неудивительно, если в университетах преподают реально работающие люди, которые становятся профессорами и академиками в силу своих реальных заслуг, а не потому что со всеми дружили и дожили до этого счастливого момента.
Итак, за последние десятилетия в нашей стране были созданы общественные институты, которые не имеют ничего общего ни с национальным характером, ни с национальными традициями, ни с национальным мироощущением. И что с этим делать, как выработать модель, где все было бы справедливо и закономерно, никто не знает.
Был ряд предложений, призывавших вернуться к историческому опыту — то есть предлагалось смену элит проводить исходя из принципов, которые когда-то уже были использованы, правда, с переменным успехом. Иначе говоря, это либо реинкарнация аристократии, которую также можно назвать партией — потому что, по сути, что правящая партия, что аристократия в России всегда была подчинена воле того, кто находится на самом верху (хотя и не без эксцессов, как показывает нам опыт дворцовых переворотов). Либо второй путь — аналог масонского ордена или ордена иезуитов. Путь, которым пошел Владимир Ильич Ленин. Но насколько применим этот опыт в современной России — это, конечно, большой вопрос. Хотя, как известно, мы больше всего на свете любим бежать спиной вперед.
Как бы то ни было, сейчас аристократии уже давно нет. А зацепки в сознании по-прежнему остались. Во-первых, у нас всегда были сильны вождистские настроения. Во-вторых, всегда было понимание, что раз уж люди во власти дело делают, конечно, у них должна быть какая-то материальная отдача. Но никто не думает над тем, как создать социальные институты, способные разрешить это противоречие. Как сделать так, чтобы люди ощущали, что все по справедливости, и при этом понимали, где они находятся. И осознавали, что о них заботятся, что они могут вырасти, что если они вырастут, у них будет определенный набор благ. Всего этого нет! Это все оказалось в теневой зоне, когда «мы ни о чем не говорим вслух, но все понимаем, мы же друзья, мы здесь обо всем договоримся: а вот система откатов, а вот система заказов».
Доходит иногда до смешного. Когда-то, в конце 80-х годов, расследуя громкое «хлопковое дело», потрясшее самые основы СССР, потому что открылась дикая коррупция — приписки и т. п., — сотрудники правоохранительных органов столкнулись с серьезной проблемой. Действительно серьезной — дело чуть не рассыпалось. Суть вот в чем: когда они вызывали свидетелей и спрашивали: «Вы давали взятку?» — те вообще не понимали, о чем идет речь. Один и тот же диалог повторялся раз за разом:
— Вы взятку давали?
— Нет.
— Ну вы вот этому человеку денег давали?
— Да.
— А почему вы ему деньги давали?
— А как не дать? Я же его уважаю!
Вот в чем проблема: они выказывали уважение! В существующих традициях этот принцип незыблем: вот уважаемый человек, я ему несу свое подношение, будь то деньги или что-то еще. Говорили тогда: можно в чистом поле стол поставить, а на него телефонный аппарат, ни к чему не подключенный. Все сразу поймут — начальник. И понесут деньги. Но никто не воспринимал это как взятку. Традиция!
Но это для них традиция. А для нас же это коррупция!
Чем объяснить тот факт, что в нашей стране, если кто-то начинает занимать серьезную должность, тут же ряд людей, зачастую совершенно неправедным путем получивших немалое богатство, считают своим долгом поделиться? Нет-нет, не взятку дать — проявить уважение. Как ни смешно, но и в западных странах существует приблизительно такая же система — когда появляется какой-нибудь Фонд Клинтона, куда насыпают деньги все кому не лень, включая, вежливо говоря, не самые дружественные государства. Можете себе представить, какой дикий скандал бы у нас разразился, с какой радостью орали бы все наши оппозиционеры, если бы история с Фондом Клинтона произошла бы с Фондом, условно говоря, Медведева, Путина или кого угодно еще и выяснилось бы, что, например, президенту Российской Федерации празднование дня рождения оплачивает иностранное государство?
Но между прочим, когда на полном серьезе нам заявили, что день рождения бывшего президента США оплатили страны арабского мира, пожертвовав непосредственно на это мероприятие миллион долларов США, хляби небесные почему-то не разверзлись и ничего не произошло. Хотя, с другой стороны, что говорить — мы уже не удивляемся тому, что и нашими собственными бывшими президентами и их семьями зачастую занимаются иностранные фонды, а сами они предпочитают отмечать свои юбилеи за границей, а не в России. Горбачев нас уже приучил ко всему. Потому что Михаилу Сергеевичу, как и семье Бориса Николаевича, позволено очень многое — если не все. Михаил Сергеевич, конечно, вообще прославился в этом плане, начиная от рекламы «Пицца-хат» и заканчивая празднованием юбилея в Лондоне. Конечно, страна у нас свободная, имеет право, однако наблюдать за таким поведением последнего президента СССР несколько странно — ведь таким образом он показывает свое отношение к той стране, которой когда-то управлял и которую не удержал.