В свое время Отто фон Бисмарк, когда создавал пенсионную систему, поступил очень хитро. На самом деле средняя продолжительность жизни тогда была существенно ниже, чем установленный пенсионный возраст. Но у людей появилось ощущение, что государство о них заботится. Мы потеряли интерес к таким фокусам. В отношениях человека и государства мы хотим от государства простейших вещей. Самых элементарных. И хотели бы, чтобы кто-то их нам дал. Кто? Власть.
Чего мы хотим от государства? Во-первых, защищенности — что крайне тяжело на такой гигантской территории. Во-вторых, мы хотим высокого уровня образования для своих детей и для себя. В-третьих, высокого уровня медицины. И, в‑четвертых, возможности реализации. Но под возможностью реализации большинство из нас понимают не частную активность. Мы готовы и это оставить в руках государства. Но мы хотим, чтобы эта возможность реализации состояла в востребованности государством результатов человеческого труда.
Почему нам так нравилась социалистическая модель? Ну так получилось, что процент активных предпринимателей в нашем народе достаточно мал. Все же не очень мы приспособлены к бизнесу. Наш народ больше заточен на защиту Родины, на служение, на то, чтобы каждый день ходить на работу. Но создать свой бизнес способен очень небольшой процент. И те из них, кому удалось создать действительно большой бизнес, чувствуют себя скорее министрами, потому что им приходится решать в условиях России такие задачи, которых нигде в мире больше решать не надо. У такого бизнеса бешеная социальная нагрузка. Потому что он должен, например, в Норильске, где человеку, строго говоря, вообще невозможно находиться, вдруг создать условия, при которых люди стали бы там жить и работать. Или Магнитогорск — раньше я приезжал туда и думал: «Господи, как вообще тут люди живут?» А сейчас смотришь — бешеные деньги вкладываются, чтобы люди в городе чувствовали себя нормально.
Классический бизнес, который должна волновать только прибыль, сказал бы: «Да идите вы!» Но в России, как только он это скажет, придет государство, отвесит магический пендель и заставит работать совершенно по-другому. Нам говорят: «Ну вы что, не понимаете, что полноценное экономическое развитие можно реализовать только в условиях демократии?» Но довольно сложно, знаете ли, в условиях демократии заставить человека ехать на Крайний Север преподавать в маленькой поселковой школе или лечить в маленькой поселковой больнице. Он скажет: «Я не хочу». А вы ответите: «А, ну хорошо». Да? Или, может, большие деньги предложите? А деньги откуда возьмутся?
И все равно, если там, куда вы собираетесь направить человека на работу, отсутствует определенный уровень комфорта, вам придется очень постараться, чтобы достичь компромисса. Даже если вы назначите ему большую зарплату. Вы спросите меня: постойте, а как же Аляска, там-то с комфортом люди живут. Ну да. Но сколько той Аляски? А в России такой климат на большей части территории, притом во многих местах еще и гораздо хуже.
Вообще Россия фактически обречена на то, чтобы так или иначе задействовать в своей жизни элементы социализма. Жизнеспособны ли социалистические идеи в принципе? В каком-то виде да. Не факт, что они будут воплощаться так же, как раньше, но какие-то из них уже внедрились в общественное устройство, и, по всей видимости, этим дело не ограничится. Ведь современный капитализм впитал в себя очень много социалистических идей — в тех же Скандинавских странах. Тамошние капиталисты в свое время посмотрели, что бывает, когда к власти приходит восставший пролетариат, и поняли, что надо договариваться. Жить-то хочется. Они же не могли пойти путем уничтожения недовольных. А когда ты не можешь уничтожить, работают принципы Макиавелли — «если не можешь проявить абсолютную жестокость, проявляй доброту».
Можно стараться устроить так, чтобы в общественной жизни было больше демократии, но какая-то форма государственной вовлеченности во многие дела необходима. Может ли, например, в нашей стране Академия наук быть частной? Вы скажете: ну вот же есть в других странах научные фонды, коммерческие компании вкладывают в них деньги… Да в наших условиях это ничто! Говоря реально — копейки. Только государство — и притом сильное государство — может себе позволить существование таких монстров, как Академия наук. Только сильное государство может себе позволить существование бесконечных границ. Только сильное государство может себе позволить вводить дотации, позволяющие сделать относительно комфортной жизнь в суровейших климатических условиях. Но для этого государству нужен многочисленный народ.
Суть в том, что страна начинает решать какие-то масштабные задачи при достижении определенного количества людей и определенного уровня жизни. Как известно, чтобы экономика могла полноценно развиваться, чтобы инновационные разработки окупались, необходим емкий внутренний рынок — минимум в 250–300 миллионов человек. А у нас людей мало. У нас очень большая страна и очень мало народа. Нам надо прирастать гражданами. Это серьезнейшая проблема, которую надо решать. Значит, надо рожать, надо делать так, чтобы сюда приезжали, хотели становиться гражданами, оставались работать. Нам нужны высококвалифицированные специалисты, значит, нужно создать для них привлекательные условия. Вообще мы должны у себя выработать четкие критерии: кого мы выбираем, кого мы хотим видеть в России, а наша миграционная политика должна этим критериям соответствовать.
Впервые мы наблюдаем попытку возрождения страны с применением ненасильственного, сохраняющего население подхода. Что создает очень большие проблемы. Потому что все те люди, кто составлял прежние элиты, никуда не деваются. Значит, необходимо как-то мягко находить им место. Необходимо давить желание кланов продолжать управлять потоками. Необходимо выращивать новое поколение, давать ему возможность опериться, поднимать его. И это тяжелейшая задача, которая нуждается, помимо всего прочего, в философском обосновании и во вполне конкретном практическом моделировании и наработке опыта применения сформулированных принципов. То есть надо понять, «как». Мы же зачастую ведем себя абсолютно как филин из анекдота про мышек.
Прибежали мышки к филину с криками:
— Филин, ты умный, помоги! Все нас обижают: и коты, и совы, и лисы. Как сделать так, чтобы нас все любили и никто не трогал?
— Очень просто, — отвечает филин, — станьте ежиками. У ежиков иголки, их никто не обижает.
Мыши обрадовались, пляшут, обнимаются, кричат:
— Ура, ура, мы станем ежиками!
И только одна мышь спрашивает:
— Филин, а как мы станем ежиками?
— Поди прочь, — говорит ей филин, — я великий стратег, а не какой-то там мелкий тактик.
Но ведь это самый важный вопрос — как? Как осуществить необходимые преобразования? У нас на данный момент просто нет институтов, которые хотя бы задумываются на эту тему. Мы так боялись социального инжиниринга, что полностью от него отказались, хотя потребность в нем крайне велика. Перед нами стоит множество сложнейших задач: с одной стороны, необходимость встроиться в процесс зарождения и развития экономики знаний, с другой стороны, необходимость воспитания людей, которые способны творить, с третьей — необходимость сформировать креативное управление, для которого тоже надо не только воспитать кадры, но и создать систему, разработать концепцию работы и систему вознаграждения за участие в этом процессе. А самое главное, необходимо выбрать упор — на чем может базироваться эта пирамида? Где ее фундамент?
Поскольку мы говорим о государстве, мы понимаем, что фундаментом любого государства является конституция. А значит, не мешало бы внимательно перечитать Конституцию, по которой мы живем, и ответить себе на неприятные вопросы. Так ли она совершенна? Насколько она соответствует нашим амбициям? Насколько соответствует сегодняшнему дню? Не в плане каких-то конъюнктурных моментов, а в плане сегодняшнего понимания того, каким мы видим государство в будущем. Не обязательно менять Конституцию целиком — но, может быть, имеет смысл ввести некую систему поправок?
Не случайно в американской Конституции такая система поправок имеется — и очень хорошо работает. Кроме того, представление, согласно которому Конституцию трогать нельзя ни в коем случае, как минимум странное. Это что, священная корова — Конституция? А что делать, если она перестала соответствовать уровню развития общества, если общество выросло из нее, как из коротких детских штанишек? Собственно говоря, у нас в стране Конституцию и так несколько раз меняли, когда было нужно, процедура смены понятна. Как бы то ни было, в обновленной Конституции должны быть и заложены необходимые идеологемы, которых сейчас нет, и решен до сих пор не решенный вопрос о распределении природной ренты, и четко обозначено, кому принадлежит то, что мы считаем народным богатством, но что по факту таковым не является.
Конституция, по которой мы сейчас пытаемся жить, писалась не в спешке, но непонятно под какое государство и под какую задачу. И действительно, все 90-е годы наше государство было аморфным и бесцельным. Это было государство, в котором не сформулирована идеология, государство, в котором процветали настроения, озвученные Козыревым — «скажите, в чем наш интерес», государство, которое очень хотело стать каким-то, но никак не понимало каким. Которое, будучи медведем, пыталось притворяться хомячком или белочкой. А мы не хомячки и не белочки. Мы медведи.
Все это нашло отражение в Конституции, которая была представлена народу и за которую народ думал, что голосует. Хотя, конечно, смешно всерьез ожидать, что народ может взять и выбрать себе Конституцию. Конституция требует вдумчивого чтения и понимания, что из чего следует и к чему приводит. Поэтому, конечно, это всегда дело Конституционного собрания. Как оно формируется — вопрос другой. Так вот, то, что мы получили в конечном итоге, закрепило, на мое более чем непросвещенное мнение, потерю суверенитета в ряде очень важных областей.