ворота, а белые армии, как сказал о них Черчилль, хотели они того или нет, воевали не за русские, а за английские интересы? Почему, наконец, православные фундаменталисты забывают о великих словах митрополита Вениамина, патриарха Алексия I, и видят в большевиках лишь исчадия зла и предлагают поскорее забыть и избыть «кошмар большевизма»?
Что касается наших власть имущих либералов, то тут все ясно. Невзирая на то, как они себя называют – либеральными консерваторами, центристами или радикальными либералами и демократами, – они были и остаются лишь чиновниками, у которых нет убеждений, а есть интересы. Действительно, наши либерал-реформаторы – это ведь не революционеры и диссиденты, рисковавшие своими жизнями за идею, как в той же Франции, это перевертыши и лицемеры из партаппарата. Когда какой-нибудь высокопоставленный политик-«чекист» яростно осуждает репрессии и ГУЛАГ, хотя он сам служил в тайной политической полиции СССР, напрямую причастной этому самому ГУЛАГу, или какой-нибудь бывший партноменклатурщик клянет политическую цензуру в журналах СССР, хотя он сам эту самую цензуру и осуществлял, когда работал в партийном журнале, то становится стыдно и противно…
И сегодня их интересы по сущности своей противоречат интересам тех, для кого Октябрьская революция – праздник. Они ведь представители компрадорской элиты, которые находятся в прямой зависимости от иностранных государств – от стран Европы и США – и которые живут тем, что помогают Западу выкачивать наши национальные богатства. В этом они родные братья подобных же компрадорских режимов в Латинской Америке и в Африке. Иначе говоря, это наши доморощенные Батисты, Самосы и Пиночеты. Естественно, им ненавистна революция, потому что она была социалистической, то есть реализовывала принцип социальной справедливости, пресекала откровенный отрыв в уровне благосостояния власти от народа и мешала таким, как они, цинично обогащаться. Естественно, им ненавистна революция, потому что она была антизападной и, значит, была направлена против их нынешних хозяев – европейского и американского капитала, живущего за счет эксплуатации всей планеты. Естественно, им ненавистна революция, потому что она была модернистской, наращивала у России собственные индустриальные «мускулы», делая ее еще более независимой от Запада и вызывая тем самым еще лютейшую его ненависть.
С ними все понятно. А что же другие – простые российские люди – православные, мусульмане, атеисты, русские, татары, евреи, те, кому наша великая революция дала свободу, равные права, вытащила из подвальных нор и деревенских хибар, а то и из юрты или из-за черты оседлости, открыла двери университетов, а они теперь клянут ее на чем свет стоит? А ими владеет страсть. Они не могут простить революции ее эксцессы, ее темные стороны, которые могли затронуть и их лично, и их семьи…
«Большое видится на расстоянье», – сказал великий русский поэт Есенин. Чтоб увидеть революцию во всей ее величественности, многогранности, диалектичности, нужно время. Французы тоже проклинали якобинцев и Наполеона, запрещали празднование 14 июля и «Марсельезу», называли Наполеона, этого баловня революции и ее душителя, «французского Сталина», корсиканским чудовищем, кровавым тираном… И что же? Прошло время, умерли поколения, которых непосредственно задел огонь революционного пожара, все стало историей. И революцию признали в ее величии и либералы, и консерваторы, и католики, и протестанты. К гробнице Наполеона в Доме Инвалидов приходит офицеры с благоговейными лицами, над муниципалитетами развевается революционный трехцветный флаг…
Пройдет время – и то же самое будет и с великой российской революцией 1917 г. Когда Ленин и Сталин станут историей, с ними смирятся все, независимо от политических идеалов, они превратятся в двух из длинной череды национальных героев наряду с Вещим Олегом, Владимиром Крестителем, Александром Невским, Петром Великим. И так же, как сейчас никто не вспоминает, что славные языческие князья Руси были гонителями христианства и что Петр при строительстве одного Петербурга сгубил триста тысяч человек, а вспоминают лишь княжеский щит на вратах Царьграда и мощь петровского флота, так же мало кому придет в голову при упоминании большевиков говорить об антирелигиозной кампании 20–30-х и терроре 37-го года, а будут говорить о индустриальной эстетике Днепрогэса и Магнитки и о Великой Победе 1945-го. Но, для того чтобы это все произошло, нужно, чтобы сохранилась сама Россия как самостоятельное, сильное, самобытное государство…
Создание красной сверхдержавы
В 1917 г. Россия находилась на грани гибели. После отречения от власти императора Николая Второго и перехода власти к Временному правительству в марте 1917 г. империя начала медленно, но верно распадаться, и, хотя Временное правительство пыталось этому противодействовать, сил для этого у него не было. Распад этот сопровождался попытками создания автономий и независимых государств и всплеском национализма среди народов империи.
В марте 1917 Временное правительство признало право Польши на самоопределение (хотя к тому времени на территории Польши, оккупированной германо-австрийскими войсками, уже существовало «Королевство Польское» и поляки ни о чем правительство России уже не просили). Буквально через несколько дней Временное правительство выпустило акт, даровавший Финляндии все права автономии в составе России. Финны этим не удовлетворились и в июне 1917, воспользовавшись кризисом в Петрограде, объявили о независимости во всех вопросах, кроме военных. Временное правительство попыталось подавить очаг сепаратизма, распустило финский парламент, назначило в Финляндию губернатора, но провести свои решения в жизнь так и не смогло.
Тогда же, в марте, всеукраинский съезд в Киеве, представлявший группировки украинских националистов, избрал «законодательный орган» – Центральную Раду. Первоначально Центральная Рада признавала российскую власть и требовала для Украины лишь прав субъекта федеративной России, но уже через месяц создала орган исполнительной власти и начала формировать собственные вооруженные силы. В июне 1917 Временное правительство выступило с осуждением действий Центральной Рады, но та проигнорировала это. Временное правительство пыталось вести переговоры с украинскими националистами и даже пошло на территориальные уступки, передав им несколько губерний, где украинцы составляли большинство, но переговоры зашли в тупик. К октябрю 1917 Центральная Рада и ее Генеральный Секретариат фактически не подчинялись временному правительству (например, они не признали назначенного им комиссара Киева). К началу правления большевиков Украина де факто была независимой.
В апреле 1917 Кубанское казачье войско создало свой законодательный орган – Кубанскую Раду. В мае во Владикавказе объявили о возникновении Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, который контролировал практически весь Северный Кавказ.
В июле 1917 г. в Белоруссии была создана своя Центральная Рада и объявлено о стремление добиваться автономии в составе демократической федеративной России. Тогда же, в июле, 1 Эстонский национальный конгресс в Ревеле заявил о требовании автономии для Эстляндии, в Оренбурге 1 Всебашкирский съезд создал Башкирское правительство и заявил о необходимости существования «Башкурдистана» в составе России, а в Казани 2-й Всероссийский мусульманский съезд объявил о создании национально-культурной автономии мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири.
Наконец, в октябре, за две недели до большевистского восстания в Петрограде, в Сибири было создано собственное правительство и объявлено об автономии Сибири в составе России.
Таким образом, когда к власти в Петрограде пришли Ленин и большевики, российская держава распадалась, а отдельные ее части не подчинялись центральному правительству. Польша, Финляндия, Прибалтика, Украина, Северный Кавказ, Урал и Поволжье, Сибирь фактически были независимыми, и, даже если бы Октябрьского восстания не было, власть Российской Демократической республики, объявленной Учредительным Собранием, распространялась бы лишь на центр европейской части России. Можно не сомневаться, что центробежные тенденции на окраинах в любом случае бы усиливались, так что заявления об автономии в составе России украинских, белорусских, башкирских и сибирских националистов (в случае Сибири – «областников») были лишь удобным демагогическим маневром, надобность в котором скоро бы отпала.
Большевикам пришлось срочно решать наряду со многими другими и обретшую чрезвычайную остроту национальную проблему. Конечно, у Ленина и у партии большевиков была своя программа по национальному вопросу. Ленин много дискутировал по этому поводу, начиная с самых первых лет пребывания в революционном движении. Еще в 1903 в «Искре» появляется статья «Национальный вопрос в нашей программе». В 1913 г. Ленин пишет еще одну фундаментальную статью «Критические заметки по национальному вопросу». Эти и другие работы позволяют утверждать, что Ленин подошел к 1917 г. с уже сложившимися взглядами по нацвопросу и в ходе революции и гражданской войны он действовал, исходя из этих взглядов, но, разумеется, с поправкой на изменившуюся ситуацию.
В основе этих взглядов была идеология марксистского интернационализма, которая стоит на двух тезисах:
1) все народы равны и достойны создания наилучших условий для развития своих культур, таким образом, нет высших и низших народов по природе своей, хотя уровень культурного, технологического и прочего развития может быть у одних народов выше, а других – ниже.
2) Разделение человечества на народы – явление историческое и преходящее. Уже на зрелой стадии капитализма национальные перегородки начинают рушиться, нации (Ленин употреблял это слово как синоним слова «народы», хотя сейчас наука видит между ними различия) сливаются друг с другом в силу того, что капиталистические рынки и производства выходят за национальные границы. Слияние народов – процесс прогрессивный, который нужно приветствовать. Окончится он возникновением единого, культурно гомогенного человечества, но произойдет это только после пролетарской революции в развитых странах и перехода к коммунистической формации.