шала крик: «Давай же, попробуй!»
– Помнишь, Эдмонд Уэллс писал, что во время безграничного общения два муравья всего лишь обмениваются информацией, подключившись к сознанию друг друга. Затем гормоны проникают через усики в их головы, которые превращаются в один общий мозг, и таким образом они прекрасно, всецело и досконально понимают друг друга.
Их глаза встретились.
– Может, рискнем?
ЭМПАТИЯ. Эмпатия – это способность чувствовать то, что чувствуют другие, то есть ощущать и разделять их радости и горести. (По-гречески pathos означает «страдание».) Даже растения чувствуют боль. Если электроды гальванометра, прибора, с помощью которого измеряют электрическое сопротивление, приложить к стволу дерева и если человек, прислонившись к нему, порежет себе палец ножом, показатель сопротивления, как нетрудно заметить, изменится. Следовательно, дерево чувствует, как у поранившегося человека разрушаются клетки. Таким образом, если в лесу убьют человека, это почувствуют все деревья, то есть они будут испытывать чувство сострадания. По словам американского писателя-фантаста Филипа К. Дика, автора романа «Бегущий по лезвию»[4], если робот способен чувствовать боль человека и сострадать ему, он заслуживает права называться человеком. A contrario[5], если человек не способен чувствовать боль ближнего, он заслуживает того, чтобы его лишили права называться человеком. Исходя из этого, была бы вполне оправдана новая мера уголовного наказания: лишение человеческого достоинства. Такому наказанию должно подвергать мучителей, убийц и террористов – всех, кто заставляет страдать ближних, не испытывая к ним ни малейшего сочувствия.
Максимилиану казалось, что он напал на верный след. Отпечатки ног были четкие. Девица и парень побывали здесь. Это точно были молодые люди: тяжесть их ног была смещена вперед, вследствие чего след со стороны пальцев казался глубже, чем со стороны пятки. Что до половой принадлежности молодых людей, комиссар установил ее по волоскам. Люди, сами того не замечая, теряют свои волосы везде и всюду. Длинные черные волоски определенно принадлежали Жюли. А отпечаток наконечника палки Давида окончательно убедил его в том, что теперь они у него в руках.
Следы вели к опоясанной кустарниками впадине, на дне которой, посередине, возвышался холм.
Максимилиану это место было знакомо. Именно здесь он отбивался от ос. Вот только куда подевалась лесная пирамида?
Он оглядел похожую на огромный палец песчаниковую скалу, указывавшую на холм, – это и был ответ на его вопрос. Мир полон знаков, которые помогают вам всякий раз, когда вы оказываетесь в затруднительном положении. Однако разумом он еще не был готов обратить на это внимание.
Максимилиан силился понять, куда подевалась пирамида. Он достал записную книжку и стал рассматривать рисунок, который сделал тогда, в первый раз.
Сзади к нему подбежали полицейские – им тоже не терпелось узнать, что к чему.
– И что теперь, комиссар?
– Давай!
Давид расправил пару носовых антенн. Эти отростки походили на два спаянных розовых пластмассовых рожка, расположенных на уровне ноздрей, а заканчивались они парой более тонких стебельков длиной сантиметров пятнадцать. Собственно антенны состояли из одиннадцати сегментов с микропорами и пазиками, куда вставлялась другая пара антенн.
Давид раскрыл «Энциклопедию», нашел раздел, посвященный безграничному общению. И стал читать:
– Вставьте антенны себе в ноздри – это усилит ваше обоняние в десять раз. Носовая полость, покрытая слизистой оболочкой, испещрена маленькими проницаемыми венами, через которые наши ощущения мгновенно попадают в кровь. Общение происходит непосредственно из носа в нос. За носовой полостью располагаются нейродатчики, передающие химические данные прямо в мозг.
Жюли осмотрела антенны, все еще не веря ни ушам, ни глазам.
– И все через обоняние?
– Ну конечно. Обоняние – наше главное, первородное, животное чувство. Оно особенно развито у новорожденных, которые по запаху узнают молоко родной матери.
Давид взял наносник.
– Судя по схеме в «Энциклопедии», здесь должна быть электронная система, что-то вроде устройства накачки наших пахучих молекул.
Юноша нажал на кнопочку вкл., вставил пару антенн себе в ноздри и велел Жюли сделать то же самое.
Сначала они испытывали некоторое неудобство, поскольку пластмасса давила на носовую перегородку. Но они быстро пообвыкли, закрыли глаза и сделали вдох.
Жюли тотчас ощутила, как ее обволакивает испарениями их тел. К вящему изумлению девушки, запах пота передал ей информацию, которую, как оказалось, она смогла постепенно расшифровать. Она почувствовала страх, желание и напряжение.
Это было удивительно и вместе с тем тревожно.
Давид дал ей знак вдохнуть глубже и подождать, пока пахучие частицы не проникнут в ее мозг. После этого, когда они оба полностью овладели собой, он попросил девушку подойти к нему ближе.
– Готова?
– Странно, мне кажется, ты как будто собираешься залезть в мою шкуру, – прошептала Жюли.
– Прямо сейчас мы познаем то, о чем всегда мечтали люди, – безграничное и откровенное общение, – успокоил ее Давид.
Жюли отпрянула.
– Хочешь узнать мои самые сокровенные мысли?
– А что тут такого? Или тебе есть что скрывать?
– Как и всем. В конце концов, моя голова – моя крепость.
Давид осторожно положил руку ей на затылок, попросил закрыть глаза. И поднес к ней свой сенсорный отросток. Их антенны встретились, соприкоснулись, потерлись друг о дружку и проникли кончиками друг другу в пазы. У Жюли вырвался нервный смешок. Сейчас она чувствовала себя несколько смешной с этим пластмассовым протезом на носу. Наверное, она походила на лангусту. Давид сжал ей голову. Они плотно прижались друг к другу лбами. И закрыли глаза.
– Давай прислушаемся к нашим ощущениям! – тихонько сказал Давид.
Это было нелегко. Жюли боялась, как бы Давид чего не открыл в ее голове. Если бы девушке, такой застенчивой, предложили выбирать, она предпочла бы раздеться донага, чем делиться мыслями с кем бы то ни было.
– Сделай вдох! – шепнул Давид.
Она повиновалась и тут же почувствовала отвратительный запах в носу – носу Давида. Она едва не отскочила от него. Но удержалась, потому что сразу после этого ощутила нечто другое – приятную, благоухающую розовую дымку. Она открыла глаза.
Перед нею с закрытыми глазами стоял Давид и мерно дышал ртом. Жюли спешно последовала его примеру.
Их дыхание самым естественным образом слилось воедино.
Затем девушка почувствовала легкое покалывание в полости носа, как будто ей капнули туда лимонного сока. Ей снова захотелось вырваться, но ощущение лимонной кислоты мало-помалу сменилось тяжким запахом опия. Она зрительно представила его себе. Розовая дымка превратилась в густую массу, которая натекала на нее, подобно лаве, готовой с напором проникнуть ей в ноздри.
Ей в голову пришла неприятная мысль. В древние времена, перед тем как мумифицировать фараонов, египтяне щипцами извлекали у них мозг через ноздри. Сейчас же все было наоборот: мозг просачивался в ее носовые пазухи.
Жюли сделала большой вдох – и вдруг мысли Давида потоком хлынули в оба полушария ее мозга. Жюли премного удивилась. Мысли Давида кружили так же быстро, как и ее собственные, у нее в голове. Она различала образы, звуки, музыку, запахи, проекты и воспоминания, исходившие из чужого мозга. Иногда, невзирая на упорное сопротивление юноши, сквозь весь этот сонм информации прорывалась едва уловимая мысль цвета ярко-розовой фуксии – она вдруг возникала и, точно перепуганный кролик, так же внезапно исчезала.
Давид, со своей стороны, представил себе темно-синее облако и дверь, ведущую в это облако. За дверью бегала какая-то девчушка, и он побежал следом за нею. Она вывела его к норе – вход в нее загораживала огромная голова Жюли, полная извилин и канальцев. Лицо Жюли распахнулось, точно дверь, и взору Давида открылся мозг в форме муравейника. Там виднелся узкий туннель, и он вошел в него.
Давид пустился в путешествие по мозгу Жюли; картинки стерлись, и тут послышался голос – но не откуда-то снаружи, а будто изнутри его самого.
– Забрался, да?
Жюли обращалась прямо к его разуму.
Она показала ему, как его себе представляет, и он очень удивился.
Она представляла его себе тщедушным, робким пареньком.
А он показал ей, как представляет ее себе. В его воображении она была девушкой несказанно красивой и умной.
Они все объяснили друг другу, во всем признались и поняли, какие чувства испытывают друг к другу на самом деле.
Жюли почувствовала нечто новое. Ее нейроны вступили в согласие с нейронами Давида: пообщавшись меж собой, они понравились друг другу и подружились. Затем в розовой дымке возник насмерть перепуганный кролик-фуксия – он застыл как вкопанный, этот дрожащий меховой комочек, и только сейчас Жюли все поняла. Это же была любовь, которую к ней испытывал Давид.
Он проникся к ней любовью с первого же дня, как только увидел ее, когда поступил в лицей. И его любовь становилась все больше, как и всякий раз, когда он подсказывал ей на уроках математики. Любовь придала ему сил и в тот раз, когда он вырвал ее из лап Гонзаго Дюпейрона и его прихвостней. Любовь заставила его позвать Жюли в рок-группу.
Она понимала Давида: отныне он жил в самой глубине ее сознания.
1 + 1 = 3. Их было трое: Давид, Жюли и объединившее их согласие.
Волна холода прокатилась по их спинам, когда общение вдруг прервалось. Они сняли наносники, и Жюли прильнула к Давиду, чтобы согреться. Он нежно гладил ее по лицу и волосам, и вскоре они уснули бок о бок в этом большом треугольном святилище.