– Это военизированный мир.
– Вовсе нет. Напротив, он напоминает общину хиппи, где каждый делает, что хочет, – никаких начальников, генералов, священников, президентов, полицейских и репрессий.
– В таком случае каков, по-вашему, секрет муравейника? – спросил генеральный адвокат, задетый за живое.
– Тут как раз нет никакого секрета, – невозмутимо сказала Жюли. – Муравьи ведут себя сумбурно, они живут в неупорядоченной системе, которая действует получше любой упорядоченной.
– Анархистка! – выкрикнул кто-то из зала.
– Вы анархистка? – спросил председатель.
– Да, анархистка, если под этим словом подразумевается, что можно жить в обществе без начальства, подчиненности и поучительства, без обещаний повысить зарплату и посулов попасть после смерти в рай. Фактически настоящий анархизм – это высшая степень проявления гражданской сознательности. И муравьи живут вот так уже много тысяч лет.
Свист, аплодисменты – аудитория разделилась. Присяжные что-то записывали.
Генеральный адвокат встал, широко размахивая черными рукавами мантии.
– Фактически все ваши рассуждения сводятся к стремлению создать общество по подобию муравьиного. Так ли это?
– У муравьев нужно перенять все хорошее, а плохое оставить. Ну да, в некотором смысле они способны помочь нам – человеческому обществу, тем более что мы, изучив все вдоль и поперек, топчемся на месте. Давайте же попробуем и поглядим, что это даст. Не выйдет – попытаемся создать новую организационную систему. Может, дельфины, обезьяны или скворцы научат нас, как надо жить сообща.
Вот те раз, Марсель Вожирар! На этот раз он самолично явился поглядеть представление. Неужто он изменил своему девизу «Хорошо пишешь только о том, чего не знаешь»?
– Однако в муравейнике всем приходится трудиться. Как же это увязывается с вашими… анархистскими представлениями? – спросил председатель.
– Очередная ошибка. В муравейнике продуктивно трудятся только пятьдесят процентов его обитателей. Тридцать же процентов занимаются непроизводительным трудом – например, чистят друг дружку, общаются меж собой или попросту прохлаждаются. И это прекрасно: с пятьюдесятью процентами бездельников, при отсутствии полиции, правительства и всяких там пятилетних планов развития муравьи умудряются добиться куда большей эффективности, чем мы, живя при этом в полной гармонии со всем, что происходит у них в муравейнике.
Муравьи вызывают восхищение и вместе с тем беспокойство, поскольку они показывают нам, что обществу, чтобы нормально функционировать, не нужны никакие принудительные меры.
По залу прокатился одобрительный шепот.
Судья погладил бородку.
– Муравей не может быть свободным. Биологически он вынужден отвечать на обонятельный зов.
– А вы со своим мобильным телефоном? Ваше начальство может добраться до вас в любое время, чтобы отдать распоряжения, которые вы будете обязаны выполнить. Так в чем же разница?
Судья поднял глаза к небу.
– Довольно петь дифирамбы какому-то сообществу насекомых. Присяжные услышали достаточно, чтобы вынести свое мнение на сей счет. Можете вернуться на свое место, мадемуазель. Переходим к следующему обвиняемому.
Вперившись в бумажку и чеканя каждый слог, он прочел:
– Цзи… вонг… Цой.
Перед судом предстал кореец.
– Господин Цзи-вонг Цой, вы обвиняетесь в создании информационной сети и повсеместном распространении с ее помощью подрывных идей, которые пропагандировала ваша так называемая Революция муравьев.
Лицо корейца расплылось в улыбке. Дамы из числа присяжных воззрились на него с любопытством. Учительница на больничном перестала разглядывать свои ногти, а контролерша метро – постукивать пальцами по столу.
– Добрые идеи, – проговорил Цзи-вонг, – заслуживают того, чтобы разойтись как можно шире.
– Это имело отношение к пресловутой «муравьиной» пропаганде? – вопросил генеральный адвокат.
– Взять на вооружение нечеловеческий образ мышления и преобразовать его в человеческую мысль – во всяком случае, такая идея многим пришлась по душе.
Генеральный адвокат снова вскочил с места и принялся все так же широко размахивать рукавами своей черной мантии.
– Вы слышали, дамы и господа присяжные заседатели? Обвиняемый намеревался подорвать самые основы нашего общества, навязывая ему лживые представления. Ибо муравьиное сообщество есть не что иное, как кастовое общество, разве нет? Муравьи рождаются рабочими, солдатами или половыми особями и никоим образом не могут изменить предначертанную им судьбу. Никакой социальной мобильности, никакого заслуженного продвижения по служебной или иерархической лестнице – ничего. Это самое несправедливое общество на земле.
На лице корейца появилось выражение искреннего веселья.
– У муравьев заведено так: когда рабочему приходит в голову какая-нибудь идея, он делится ею со всеми сородичами. Они все вместе обсуждают ее и воплощают в жизнь, если приходят к заключению, что она того стоит. А у нас, если вы не увешаны с ног до головы дипломами, не дожили до преклонных лет и не принадлежите к правильному обществу, вам и рта не дадут открыть.
Председатель не собирался предоставлять трибуну этим безусым мятежникам. Присяжные, как и все присутствующие в зале суда, с особым вниманием слушали доводы молодого человека.
– Следующий обвиняемый – Франсина Тене. Мадемуазель, что побудило вас поддержать Революцию муравьев?
Юная блондинка силилась совладать с робостью. Судебное заседание произвело на нее куда большее впечатление, нежели концертный зал. Чтобы приободриться, она бросила взгляд в сторону Жюли.
– Я, господин председатель, как и мои друзья…
– Говорите громче, чтобы вас слышали присяжные.
Франсина прокашлялась:
– Я, господин председатель, как и мои друзья, считаю, что нам нужны примеры других обществ, чтобы расширить горизонты нашего воображения. И муравьи – прекрасный пример, он позволяет понять наше мироустройство. Наблюдая за ними, мы наблюдаем за самими собой, только в уменьшенном виде. Их города похожи на наши, так же как и дороги. Муравьи помогают нам менять взгляды. Только поэтому идея Революции муравьев показалась мне привлекательной.
Генеральный адвокат извлек из папки какие-то бумаги и решительно потряс ими.
– Прежде чем выслушивать обвиняемых, я проконсультировался с настоящими учеными, энтомологами, которые изучают муравьев.
С ученым видом он продолжал:
– Уверяю вас, дамы и господа присяжные заседатели, муравьи вовсе не какие-нибудь милые благородные зверушки, о которых нам рассказывают обвиняемые. Как раз напротив, муравьиные сообщества пребывают в состоянии непрерывной войны. И на протяжении сотен миллионов лет распространяются по всей земле. Муравьи, даже можно сказать, уже захватили нашу планету, поскольку они занимают почти все экологические ниши. Единственное место, куда они еще не добрались, это – паковый лед.
Со скамьи защиты поднялась Жюли.
– Значит, вы признаете, господин генеральный адвокат, что муравьям нет надобности еще что-нибудь захватывать?
– Да уж. Впрочем, высадись ненароком на земле инопланетянин, у него было бы куда больше шансов встретить муравья, а не человека…
– …И стало быть, обратиться к нему как к представителю землян, – договорила Жюли.
Смех в зале.
Председатель суда был явно раздосадован тем, какой оборот приняли слушания. Речь с самого начала шла только о муравьях и муравьиных сообществах. А судья предпочел бы, чтобы опрос касался более конкретных вещей, в частности, причиненного лицею ущерба и, главное, беспорядков, повлекших за собой гибель полицейских. А генеральный адвокат пошел на поводу у этих юнцов, одержимых нелепыми идеями, и присяжные, похоже, увлеклись их странной перепалкой. Больше того, его коллега по обвинению, явно справившись у специалистов, намеревался теперь предоставить какие-то новые научные данные.
– Муравьи ведут с нами войну повсеместно, – с жаром продолжал генеральный адвокат. – У меня здесь имеются документы, которые свидетельствуют о том, что в настоящее время происходит объединение муравьиных поселений. Секретарь, раздайте копии документов присяжным, а также дамам и господам журналистам. Пока причины такого явления неизвестны, но подобное единение муравьиных сообществ, вполне очевидно, будет только способствовать их повсеместному засилью. Муравьиные поселения, куда ни глянь, растут как грибы. Муравьи проникают везде и всюду. Они уже роют себе гнезда в бетоне. И на кухнях от них нет никакого спасения.
Слова попросила Жюли:
– Все, что попадает на наши кухни, водится в земле. А земле без разницы, с кем из своих чад делиться богатствами, которые в ней хранятся. И нет никаких причин считать, что людей она предпочитает больше, чем муравьев.
– Эдак мы дойдем до полного абсурда! – воскликнул генеральный адвокат. – Мадемуазель Пенсон теперь желает наделить правом собственности животных… А почему бы не наделить им растения и минералы, раз уж вы… Как бы то ни было, муравьиные поселения захватывают все и вся! – сказал он, стараясь выиграть время.
Жюли тут же ему возразила:
– Муравьиные города достойны восхищения. Там нет пробок, поскольку нет там и никаких правил поведения. Каждый муравей при виде сородичей старается как можно меньше их стеснять. В противном же случае муравьи роют себе новый проход. В муравьиных городах совершенно безопасно, потому как там царит полная взаимопомощь. Там нет обездоленных пригородов, потому как в пригородах нет собственно обездоленных. Там никто ничего не имеет и не ходит нагишом. Там не существует проблемы загрязнения, потому как треть своего времени муравьи тратят на чистку и уборку окружающего пространства. Нет там и перенаселенности, потому как королева откладывает яйца в качественном и количественном отношении сообразно с потребностями города.
Генеральный адвокат попытался ее перебить:
– Насекомые не изобрели ничего такого! Запишите, секретарь.
– С позволения сказать, господин секретарь должен записать благодарность насекомым. Ведь это они изобрели бумагу. Если угодно, могу объяснить. Дело было в первом веке в Китае: однажды придворный евнух Цай Лунь заметил, что осы пережевывают древесные опилки, пропитывая их слюной. И ему пришло в голову проделать то же самое.