Огромная тень становится все ближе, зависает в воздухе, снова срывается в полет и кружит над муравьями. Она как будто хочет указать им путь к спасению. Глядя на ее спокойный полет, можно заключить, что тело ее совсем не страдает от нехватки влаги.
Муравьи следуют за ней. Наконец они чувствуют, что воздух мало-помалу свежеет. На верхушке лысого холма возникает что-то темное, ворсистое. Трава. Трава! Где трава, там и растительный сок, а где сок, там прохлада и влага. Спасены!
Тринадцать муравьев спешат к пристанищу. Они жадно набрасываются на ростки и на каких-то плюгавых букашек, не способных в борьбе отстаивать свое право на жизнь. А поверх травы их усики улавливают запахи самых разных цветов: лимонной мяты, нарциссов, первоцветов, гиацинтов, цикламенов. Тут же рядом с кустов свисает черника, а еще бузина, самшит, шиповник, орехи, боярышник, кизил. Сущий рай!
Такой цветущей земли они еще никогда не видели. Всюду плоды, цветы, травы, пронырливая мелкая дичь, впрочем, не такая расторопная, чтобы увернуться от муравьиной кислотной струи. Чудный воздух насыщен пыльцой, а почва богата зародышами семян. Все дышит изобилием.
Муравьи угощаются на славу и набивают доверху оба своих желудка – переваривающий и общественный. Настоящее лакомство! Изголодавшимся, измученным жаждой муравьям все кажется необычайно вкусным. Даже крохотное семечко одуванчика полнится множеством вкусов – от сладкого до соленого, включая горький. Не говоря уже о росе – они слизывают ее с пестиков цветов, – насыщенной целым сонмом вкусовых оттенков, которым муравьи раньше не придавали никакого значения.
5-й, 6-й и 7-й снова и снова передают друг другу тычинки из единственного желания полизать их или пожевать как жвачку. Простой вершок кажется им изысканным кушаньем. Они купаются в пыльце маргариток, упиваясь желтыми шариками и бросаясь ими, точно снежками.
Они источают наполненные радостью феромоны и, улавливая их, ощущают приятное покалывание.
Они едят, пьют, омываются и снова едят, и снова пьют, и снова омываются. Пресытившись наконец, они трутся друг о дружку в траве и, наслаждаясь покоем, радуются, что живы.
Тринадцать воинов перебрались через великую белую северную пустыню и остались невредимы. Насытившись и умиротворившись, они сходятся в круг и начинают спорить.
Когда все наконец успокаиваются, 10-й просит 103-го рассказать еще что-нибудь о Пальцах. Возможно, он боится, как бы старый разведчик не умер, так и не раскрыв им все свои тайны.
103-й вспоминает про одно чудное изобретение Пальцев – трехцветные огни. Это сигналы, которые они устанавливают на своих тропах, чтобы избегать заторов. Когда горит зеленый сигнал, Пальцы, все как один, движутся вперед по дороге. А когда загорается красный, они, опять же все как один, замирают на месте, словно окаменев.
5-й предполагает, что таким способом, наверное, можно остановить нашествие Пальцев. Довольно расставить везде и всюду красные сигналы. Но 103-й возражает, говоря, что Пальцы не больно-то уважают сигналы. И перемещаются, как им заблагорассудится. Придется искать другой способ.
– А что такое юмор? – любопытствует 10-й.
103-й соглашается рассказать одну пальчичью байку, хотя признается, что в пальчичьих шутках ничего не понял, а стало быть, и мало что запомнил. Он смутно припоминает историю про какого-то эскимоса на льдине, но узнать, кто такой эскимос и что такое льдина, ему так и не удалось.
Ну да ладно. Одну такую историю он все же может рассказать. Это байка про муравья и стрекозу.
– Стрекоза поет все лето напролет, а после просит у муравья чего-нибудь поесть. А тот говорит – нет, мол, не получишь ты от меня ничего.
Дослушав до этого места, двенадцать его младших товарищей не могут взять в толк, отчего же муравей все еще не сожрал стрекозу. А 103-й объясняет, что в том-то вся соль шуток. Ничего не понятно, но Пальцев так и колотит в судорогах. 10-й желает знать, чем же закончилась эта странная история.
– Стрекоза улетает восвояси и умирает с голоду.
Двенадцати слушателям история нравится, хотя заканчивается она, по их разумению, печально. Они задают вопросы, силясь уловить ее суть. Почему стрекоза пропела все лето напролет, хотя всем известно, что стрекозы поют только для того, чтобы привлечь партнера по спариванию, а потом, после спаривания, они смолкают? И почему муравей не отыскал труп умершей от голода стрекозы и не разорвал ее на кусочки, чтобы заготовить себе лакомство впрок?
Но тут их спор внезапно прерывается. Разведчики почувствовали, как затрепетала трава, как съежились лепестки цветов и как вдруг перестала благоухать малина. Вся живность вокруг притихла. В воздухе повеяло опасностью. Что такое? Неужели тринадцать рыжих лесных муравьев нагнали такого страху на всю округу?
Нет. От смутной угрозы колышутся ветви. В воздухе витает запах страха. Небо темнеет. Еще только полдень, жарко, а солнце, словно оробев при виде более грозного противника, метнув последние лучи-стрелы, исчезает.
Тринадцать муравьев вскидывают усики. В поднебесной выси появляется мрачная туча – она надвигается все ближе. Сперва им кажется, что она несет грозу. Ан нет. Она не предвещает ни дождя, ни ветра. 103-й думает – возможно, это крылатые Пальцы пролетают мимо, но не тут-то было.
Хотя зрение у муравьев слабовато и не позволяет им видеть слишком далеко, они мало-помалу смекают, что означает это длинное темное облако в вышине. Слышится жужжание. Хлопьевидное облако в небе – это же…
– Саранча!
Целая туча перелетной саранчи!
Обычно для Европы это явление исключительное. Известно лишь несколько нашествий саранчи на Испанию и Францию, на Лазурный Берег, но с тех пор как средняя температура на Земле повысилась, живность с Юга перебралась через Луару. И поедая всевозможные монокультуры, стала прибавлять в росте, сбиваясь в грозные тучи.
Перелетная саранча! Если сталкиваешься с отдельными особями саранчи – кобылками, они кажутся премилыми насекомыми, довольно грациозными, гладенькими и просто восхитительными на вкус, но скопом они превращаются в худшую из напастей.
Одинокая кобылка, обычно серого цвета, ведет себя довольно скромно. Но, сплачиваясь с другими кобылками, она меняет свой окрас: сперва краснеет, потом розовеет и, наконец, желтеет. Желтый цвет указывает, что она достигла высшей степени полового возбуждения. В таком состоянии самец становится необычайно прожорливым и совокупляется со всеми самками, оказавшимися поблизости. Сексуальное буйство самца саранчи под стать его неистовому обжорству. И ради удовлетворения своих неуемных аппетитов он готов все сокрушить на своем пути.
Поодиночке саранча ведет ночной образ жизни и передвигается прыжками. А в стае она активна днем и перемещается по воздуху. Одинокая саранча обретается в пустынях, благо она неплохо переносит засуху. А в стае она прекрасно приспосабливается к сырости и без всякой боязни захватывает сельскохозяйственные угодья, кустарниковые заросли и лесные чащи.
Может, в этом и проявляется то, что Пальцы в своих телевизорах называют «властью толпы»? Численность подавляет нерешительность, уничтожает условности и внушает неуважение к чужой жизни.
5-й командует поворачивать назад, но всем ясно, что отступать уже поздно.
103-й глядит на смертоносную тучу, которая все приближается.
Их там, в воздухе, не один миллиард, и через несколько мгновений они обрушатся на землю. Тринадцать белоканцев с любопытством и опаской вскидывают усики.
Мрачная туча кружит в небе, словно пытаясь напугать до смерти все, что трепещет под нею. Воздушные потоки разрывают эту массу в спиралевидные клочья, похожие на ленты Мебиуса. Кое-кому из разведчиков очень хочется, хотя им верится в это с трудом, чтобы они обманулись и что в небе кружит туча пыли, густой-прегустой пыли.
Между тем мрачная туча растягивается, и образуются какие-то таинственные знаки, предвещающие гибель.
Внизу никто даже не шелохнется. Все ждут. Ждут главным образом, что 103-й, которому не занимать опыта, придумает что-нибудь эдакое.
Но 103-му ничего не придумывается. Он проверяет, довольно ли у него кислоты в брюшке, и просчитывает, сколько саранчи сможет уложить с таким запасом.
Туча опускается, медленно кружа. Все отчетливее слышится хруст бессчетных алчных саранчовых челюстей. Травинки скрючиваются: уж они-то знают наверное – саранча несет им погибель.
103-й замечает, что небо становится все мрачнее. Тринадцать муравьев-воинов занимают круговую оборону и выпячивают брюшки, готовые отстреливаться.
Ну вот и все: точно парашютисты-разведчики, засланные вперед несметного полчища, первые кобылки приземляются, неловко валясь назад. Но они мигом вскакивают на лапы и начинают пожирать все вокруг.
Они жрут все подряд и совокупляются.
Едва самка приземляется, как ее тут же берет самец. Едва закончив совокупляться, самки начинают откладывать яйца прямо на земле, притом в ошеломляюще-ужасающем количестве. Главное оружие саранчи – расторопность и размах, с какими она выкладывает яйца.
Страшнее муравьиной кислотной струи, страшнее розового пениса Пальцев может быть только саранчовый половой орган!
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА. Можно ли считать человеком шестимесячный эмбрион, даже если у него хорошо развиты все члены? И если да, можно ли называть человеком трехмесячный эмбрион? Считается ли человеком только-только оплодотворенная яйцеклетка? Стоит ли все еще называть человеком больного в коме, полгода не приходящего в сознание, хотя у него бьется сердце и дышат легкие?
А человеческий мозг, живой, но помещенный в питательную жидкость, – человек ли это?
А компьютер, способный воспроизводить все мыслительные процессы человеческого мозга, – достоин ли он называться человеком?
А робот, внешне похожий на человека и снабженный мозгом, как у человека, – являет ли он собой человеческое существо?